Выбери любимый жанр

Девушка с экрана. История экстремальной любви - Минчин Александр - Страница 18


Изменить размер шрифта:

18

— Сейчас с вами будет говорить Алоизий Сигаров.

Я замираю. Щелчок, тишина.

— Я вас слушаю, — раздается знакомый всей Империи голос.

— Здравствуйте, спасибо, что перезвонили.

— Не за что. Чем могу быть полезен?

— Меня зовут Алексей Сирин, я из Нью-Йорка, хотел бы с вами встретиться и обсудить возможность постановки по одному из моих романов.

— Сколько вы их написали?

— Несколько.

— Но все сразу я не обещаю!

Я улыбаюсь интонациям и переливам его голоса — великолепное произношение.

— Я вообще-то ни на что не надеюсь. Это как прыжок в бассейн без воды.

— Ну, мы нальем воду, нальем. Когда вы уезжаете?

— Через пять дней.

— Давайте накануне вашего отъезда. Раньше не смогу. Моя секретарша с вами договорится о времени. До встречи! Гуд бай.

Его секретарша тут же берет трубку. Совсем как в Америке: четко, ясно, отработанно.

Вечером Панаев врывается со своим шофером, ассистентом и Толем. Его ждут несколько человек, непрерывно звонят три телефона. Я ожидаю в приемной уже полчаса. Неожиданно он оборачивается ко мне:

— Извини, Алексей, съемки! Сейчас начнем.

Он дает распоряжение директору и, не обращая ни на кого внимания, проходит в свой кабинет. Все смотрят с уважением, перешептываясь и спрашивая, кто я такой.

Еще через десять минут приглашают к нему в кабинет, говоря, что Ардалион Нектарьевич ждет.

Он поднимается мне навстречу — широкоплечий, высокий, с густыми скульптурными усами:

— Ну, здравствуй, с Новым годом! Садись, располагайся.

Я тронут его вниманием и теплотой. Забываю, что он актер.

— Прочитал уже два твоих романа. И оба понравились!

Я с удивлением смотрю на него:

— Не ожидал.

— Я быстро читаю. Несмотря на то что поклонник классики и современную литературу не воспринимаю, я получил удовольствие.

Он проводит ногтем большого пальца, расправляя усы.

— Роман о психушке очень трагичный, в нем много драмы, еще какие-нибудь пять лет назад я бы взял и снял его, не задумываясь. Но сегодня, как мне кажется, для меня, это пройденный этап. Но это ни в коей мере не относится к качеству романа и вечности его темы. Я предложу его моему брату, он тоже режиссер, и мне кажется, что это может его заинтересовать.

— Большое спасибо. Он интересный режиссер.

— Антон мой учитель, его «Анна» просто шедевр. И не потому, что он мой брат. Касательно рукописи «После Натальи» — эдакий набоковский роман, на мой взгляд. Тема любви — вечная тема, и меня она волнует, как и всякого другого художника. Там очень хороши диалоги. И сцены любви необычно написаны. О постановке этого романа мы можем поговорить в твой следующий приезд. Это все.

Я чуть не подпрыгнул до потолка: я не верил, что это Панаев и что он говорит такие слова о моих романах.

— Сколько вопросов в интервью?

— Тридцать пять.

— Сегодня все не успеем. Я должен буду ехать еще в правительство, жду звонка. Давай включай, начнем.

Я заряжаю маленький диктофон кассетой. Он ставит диск с музыкой Моцарта, тихо-тихо. И тут я вижу невероятное: режиссер одним движением мускулов лица выбрасывает из головы съемки, сценарий, актрис, актеров, правительство, книги, бег, гонки и, совершенно расслабляясь и как бы переносясь из своих десяти миров в мой мир, единственный, только и существующий теперь для него, говорит:

— Первый вопрос?

Я задаю первый вопрос, и мы начинаем интервью. Такого интервью у меня не было ни с кем. А были и более великие люди. Недаром я сгораю от желания снять с ним фильм.

Ардалион прерывается, дает в селектор команду, и нам приносят какие-то ароматные благоухающие чаи.

— Специальная заварка, моя смесь, пробуй.

Чай открывает мне второе дыхание. Я вовлечен в магнитное поле Ардалиона Панаева и не могу ничего с собой поделать, увлекаясь им все больше и больше. Когда я был мальчиком, я не мог и мечтать, что увижу его воочию и — что вообще невероятно — он будет со мной разговаривать.

На двенадцатом вопросе раздается стук в дверь и тут же голос:

— Белый дом, Ардальон Нектарьевич.

Он, многозначительно глядя на меня, берет трубку. Ни один мускул не меняется в лице. Он продолжает смотреть. Слушает и чеканит:

— Да, Викентий. Я буду через двадцать минут.

И мне:

— Все, закончим завтра, не сердись.

Ему уже несут кожаное пальто, отделанное мехом, радиотелефон для прямой связи, папку с бумагами, и три «пристяжных» исчезают вместе с моей мечтой. Я не успеваю попрощаться. Остаюсь один: великолепно отделанный кабинет, снимки звезд мирового кино. С ним. Мой любимый актер Роберт де Ниро.

— Сегодня в двенадцать ночи я сообщу вам время на завтра, — говорит панаевский директор.

Я благодарю и откланиваюсь. Мы продолжаем на следующий день.

— У меня вообще, Алексей, интересная родословная, вон она на стене висит. Я из дворянского рода и одной родовой ветвью восхожу к Пушкину, а другой — к Лермонтову. То есть наследник обоих. Бабки и дедки служили при дворе у царя-батюшки.

Я встаю и с почтением разглядываю генеалогическую таблицу на стене, расписанную готическим шрифтом.

Рядом фото знаменитых итальянских и американских режиссеров в обнимку с тем, у кого такая невероятная родословная.

Он выжидает нужную паузу и говорит:

— Ладно, мы отвлеклись, давай продолжать. Работать!

— Ваш фильм «Раба» был возвратом к итальянскому неореализму…

Мы говорим о его лучшем фильме, принесшем ему мировую славу. Он недоволен прессой, критикой и тем, что Империя не приняла этот фильм, а также тоннами зависти и злословия, выплеснутыми на него коллегами.

Спустя час раздается звонок, он не берет трубку, и ему сообщают из-за дверей, что это «Белый дом».

Ардалион слушает и чеканит:

— Да, Викентий. Я буду через двадцать минут.

— Все, Алексей, закончим через день. Завтра у меня до ночи съемки.

— Ардалион, пятого января у меня день рождения, и я буду его праздновать в небольшом кругу. Будут также и ваши друзья…

— Сообщи Толю место и время. Буду обязательно, только с женой!

Он подмигивает мне. Ему уже несут кожаное пальто, рацию-телефон, бумаги, кожаный портфель, и, окруженный пристяжными, он исчезает.

Я стою посредине красивого кабинета и думаю: сон это иль не сон?

Позже я забираю Арину из театра после спектакля, и мы едем ко мне.

Едва мы заходим в дом, она восклицает:

— Алешечка, завтра у тебя день рождения. Я хочу тебе подарить — себя!

Она срывает с меня одежду, и через минуту я уже двигаюсь в ней. Она дарит мне себя, но как! Как будто автоматные очереди сотрясают ее извивающееся тело. Я целую ее слезы.

— Ты мое божество, — шепчет она. — С днем рождения!..

У мамы какие-то связи, блат, и мы решаем устроить мой день рождения в небольшой ресторации на киностудии. Мое 33-летие. Раньше я почему-то всегда считал, что не доживу до возраста Христа. Я и сейчас не верю, что дожил. Хотя оставаться после меня нечему.

Аввакум приезжает с Юлией, разодетой в пух и прах, в роскошной соболиной шубе.

Мы обнимаемся и целуемся. Я встречаю гостей на проходной.

— Алексей Наталиевич, с днем рожденья! — говорит Аввакум.

Юля вручает мне завернутый подарок.

— Когда ты уже из троек выберешься? — подкалывает Аввакум.

— Я бы лучше двоечником остался, навсегда!

— Назад возврата нет, — декламирует он. — «Колесо истории вспять не повернуть!» — Мы смеемся.

Съехалось уже человек десять. Возникла скромная, утонченно одетая Арина. Это было ее первое явление народу. Я отправляю всех в ресторан, с заморскими бутылками, чтобы заложили все в холодильник, охлаждаться.

— Безо льда он не может, — шутит моя мама.

— Вы его рожали! — говорит Аввакум, и они смеются.

Я остаюсь ждать Ипатия Платинового. Он опаздывает и не будет знать, куда идти. Наконец, спустя сорок пять минут после начала торжества он появляется. Говорит, что добирался на троллейбусе, машину было не поймать. И это первый актер Империи!

18
Перейти на страницу:
Мир литературы