Крестьянка в наказание (СИ) - Азара Вероника - Страница 11

— Дело в том, — матушка глубоко вздохнула, точно перед прыжком в ледяную воду, — ты моя дочь, но не дочь своего отца.

Я зажала рот рукой, стараясь не проронить ни звука… Вот оно что! Вот почему пошла не в свою семью… Но матушка? Не верю!

— В деревню, где мы раньше жили, часто проезжие наведывались. Жили мы рядом с городом, у тракта. Людей разных заносило… Однажды занесло к нам господ…

Почувствовала, как сдавило горло, оказывается, перестала дышать. Услышав вздох, матушка поднесла к губам уголок плата и прикусила его, но всё же продолжила:

— Ты дочь одного из них. Снасильничали меня. Отец тогда в отъезде был. Он вернулся, а их ищи, как ветра в поле… Я на себя чуть руки не наложила. Только из-за Руланки и удержалась… Тогда отец собрал нас, дом продал да и купил дом здесь, подальше от тракта… От людей проезжих…

Она смолкла, а я поняла теперь откуда в матушке эта боязнь приезжих, откуда этот припадок, когда солдат на меня кинулся…

— Матушка, родненькая, — плюхнулась на пол, обхватила её ноги и припала лицом к коленям.

Мне на голову упало несколько слезинок.

— Держись, Рушка, держись. Тебе сильной надо быть. Тебя в другой мир забирают и, дайте боги, чтобы твой муж оказался заступником за тебя, как отец… Страшно мне тебя отпускать, но с большими людьми нам не спорить. Если уж откуда-то этот герцог о тебе узнал и для чего-то ты ему понадобилась, не нам перечить. А знай одно. Если станет совсем невмоготу, если предпочтёт он твой позор своей выгоде — возвращайся. Мы с отцом обговорили. Примем обратно. Домик справим, будешь жить сама по себе, если не захочешь с кем-то из сестёр или с братом жить. На кусок хлеба своим рукоделием всегда заработаешь.

Я подняла голову и сухие матушкины губы коснулись лба.

— Теперь ступай. Постарайся сёстрам о нашем разговоре не говорить. Сёстры сёстрами, а может и так выйти, попрекать будут до конца дней, что чужого ты семени. Мало таких, как отец, кто чужую кровь примет и воспитает, будто родную…

Матушка оттолкнула слегка, заставив подняться на ноги. Утерев слёзы, наклонилась и чмокнула горячую щёку матушки.

Да уж, какие ещё повороты сделает моя судьба?

Батюшка, когда вернулась, глянул исподлобья, что-то мастеря за столом.

Не удержавшись, подошла и к нему, нерешительно помялась под суровым взглядом, не сдержалась — поцеловала в щёку… Он не отстранился, похлопал свободной рукой меня по спине и ничего не сказал, но суровость ушла из глаз. Неужто думал, откажусь от него? Да кто ж мне батюшку заменит? Не тот же проезжий… Думать о нём не хочу даже! Есть у меня матушка, есть батюшка, есть сестрицы с братом… Муж будет, тогда и думать о нём буду! Вот!

***

Прибыл жених на день раньше договорённого. Точнее не на день, на ночь. Приехал вечером и сразу направился в дом старосты, где стояли на постое стражники.

За Руланой прислали мальчишку. Она быстренько засобиралась и убежала домой, прихватив прощальный подарок — рубашечку для обряда имянаречения новорождённого. Я плела кружева и расшивала тонкое полотно с того дня, как радостная Рулана сообщила о второй тягости. Казалось мне, будет мальчик, так ожидаемый всей семьёй старосты. Мальчик-наследник.

Увидев рубашечку, сестрица задохнулась от восторга, прижала подарок к груди и не хотела выпускать из рук. Насилу удалось уговорить завернуть подарок в тряпицу — негоже если раньше времени увидят такую вещь. Она от сглаза должна уберегать младенчика, поэтому никому кроме мастерицы и матери в руки не дают, пока в храме малыша не освятят.

Вся семья сидела в напряжении, не зная, чего ожидать от такого важного господина. Дело к ночи. А вдруг решится прийти? Не пришёл. Прислал с одним из своих охранников ларец с украшениями для невесты, да малый ларчик с выкупом.

Батюшка открыл оба ларца и мы, столпившись у стола, дружно ахнули. Один из работников, совсем молодой парнишка, то и дело подкалывавший Оленку, аж присвистнул, за что тут же получил затрещину от матушки — не дело в доме свистеть. Но мне самой присвистнуть захотелось. Я почувствовала — жаром окатило лицо, даже схватилась за щёки. А потом лёд пробежал по спине. Это сколько же у герцога денег, если он такой выкуп за меня дал, да ещё и такие украшения прислал? Как же я в эдаком богатстве на улице покажусь? Да меня, охранять надо почище городских барышень!

Батюшка досадливо крякнул:

— Оленка-то, похоже, права была. Ни к чему герцогу наше приданое.

— К чему, ни к чему, а должно быть и будет! У Рушки хоть какая ниточка своя быть должна. Да и монетку дадим, герцогу ни к чему, а глядишь и пригодится! Не нищие! — решительно захлопнула матушка ларцы. — Ты, отец, давай-ка, убирай это всё подальше. Ночь переночуем, завтра венчание, а после по-тихому в город в банку свезёшь. Дома этакие деньжищи хранить нельзя!

Все дружно закивали. А батюшка подхватил ларцы и тихо, но весомо предупредил:

— Если кто хоть словечко!..

Снова дружные кивки. Даже работники посерьёзнели. Кому ж захочется терять место в доме, где такой достаток. Дураков нет! Это ж теперь батюшка богаче старосты стал.

А мне вдруг подумалось — не просто так герцог милость проявил. Не иначе, боги нашептали. За доброту батюшкину, что чужую кровь в доме принял, вырастил-воспитал, как родную. Строг всегда был, уж ничего не скажешь, но и на учение к Маните отдал, денег не пожалел, хоть и жили тогда очень бедно, а заплатил. А теперь и в дом достаток придёт. Таких денег всей семье и на новый дом, и на хороший скот, и на кусочек земли прирезать хватит…

С такими мыслями и улеглась спать, не слушая ставших уже привычными мечтаний Олены. Эх, сестричка. Дитё ты малое. Чем мне придётся за достаток семейный расплачиваться? Но огорчиться не получилось. Прижала ладонь к метке на плече, ставшей за эти дни из красной светло-розовой. Метка согрелась, насыщая теплом. С тем и уснула спокойным сном. И как другие девки перед свадьбой ночами не спят?

Утро было суетливым.

Из старостиного дома прибежала девчонка и сообщила — жених будет ждать в храме на утреннюю службу. Матушка схватилась за голову — это где ж видано такое непотребство. Обычно венчались к обедне, а после отправлялись за праздничный пир. Про пир девчонка ничего не знала, но сказала — господин распорядился принять в доме старосты какой-то обоз, должен приехать вот-вот…

Батюшка, сплюнув: "И всё-то у господ не как у людей", отправился в дом к старосте, лично выяснять, что да как. Матушка же, расстроенная — всё идёт не заведённым порядком, оставила меня на девок, сбежавшихся со всей деревни.

Я пожала плечами — какое сватовство, такая и свадьба. Если жених не сватов заслал, а отряд солдат с приказом, чего-то по традициям ждать не стоило.

Оленку отправили смотреть, что происходит в деревне и приносить новости, а девушки начали меня наряжать.

И сама могла бы надеть платье, сшитое Руланой и украшенное моими кружевами, но не стала нарушать обычай хоть в этом. Девушки с песнями обтёрли моё тело душистой водой, нарядили в венчальный наряд, как раз матушка принесла ларец с украшениями.

В нашей с Оленой каморке установилась гробовая тишина, стоило раскрыть ларец. Я-то видела эти украшения ещё вчера, а девушки такого не видали никогда вообще! Когда всё это ослепительное богатство вздели на меня, показалась сама себе звездой с небес. И ожерелье, и запястья, и серьги до плеч… Налобный обруч прижал тонкий кружевной плат так, точно для меня и был создан. Стояла, боясь дышать. Да уж, двух охранников точно мало будет! Из дому выйти страшно…

Девушки выскользнули за дверь и, только выйдя во двор, подняли галдёж. Матушка подошла, ласково провела по щеке мозолистой ладонью.

— Пойдём, дочка. Батюшка благословит.

Боязливо переставляя ноги, как бы никакой камушек не соскользнул, вышла к батюшке. Тот окинул гордым взглядом, взял матушку за руку и они разом шагнули ко мне.

Позади столпившихся у двери работников приметила давешнего господина. Значит, и он приехал. Стоит за распахнутыми дверями, не входит. Не иначе сокровища сторожит…