Японская война. 1904 (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 11

Я всегда думал, что Русско-японская война — это война между Россией и Японией. Подполковник Шереметев же мне на пальцах объяснил, что это всего лишь фон. Так, японцы действительно с 1903 года предлагали поделить сферы интересов и были готовы признать нашу Маньчжурию, но… Для новой войны они уже взяли в кредит больше двух своих годовых бюджетов. Нищая Корея никогда не смогла бы окупить эти деньги, так что война была неизбежна. Различались бы только стартовые условия: нужно ли было крутить всевозможные хитрости, чтобы высадить десант на континент, или же мы бы сами открыли им дорогу.

После этого Шереметев начал было говорить что-то о конфликте царя и министров, но быстро осекся и откланялся. Кажется, даже на сопках Маньчжурии были темы, о которых стоит молчать… После этого я еще долго сидел в тишине, прокручивая в голове все, что услышал. Война, под которую набрали кредитов и которой нельзя было избежать. И ведь пока японцы будут побеждать, им будут давать их еще и еще. А если мы сумеем их тут сдержать? Хотя бы раз. Дело ведь даже не в победе как таковой, а в поражении, которое само по себе может перекрыть кран финансовой подпитки.

Вот только я не настоящий офицер и даже медик ненастоящий. Но ничего, какие-то идеи я набросал, какие-то еще набросаю — и уже завтра начнем делать наш полк лучше. Чтобы армия Куроки или кто там еще придет только и смогли, что обломать о нас зубы.

[1] Он действительно одним из первых прибыл на поля Русско-японской, быстро проявил себя и начал расти в званиях. А вот сложится ли у него с главным героем, кто знает.

Стою, мысленно матерюсь, слушая, как тут устроена медицинская служба, и сравниваю с тем, как все изменилось за последующий век. Проснувшись, я решил начать с того, в чем получше разбираюсь, и вот… Начал на свою голову.

— Таким образом, у нас есть 4 передовых перевязочных пункта, которые идут вместе с ротами и где будут работать мои коллеги, — старший полковой доктор Игорь Иванович Слащев кивнул на своих более молодых товарищей, а потом гордо пошевелил длинными седыми усами. — Помимо них уже почти подготовили один главный перевязочный пункт, где буду находиться я сам. И как глава вашей медицинской службы хочу сразу сказать, что привезенное вами оборудование избыточно. Будет правильнее переправить его в дивизионные передвижные госпитали, а лучше в госпиталь корпуса. Поверьте, там по-настоящему опытные врачи, и они найдут всему этому применение гораздо разумнее, чем вы или даже я.

— То есть вы предлагаете отдать машины для дезинфекции и льда, рентген, а заодно и все наши полевые повозки в тыл? — я на всякий случай все же переспросил.

— Именно.

— Мне не доверяете? Или сами так боитесь ответственности? А может, просто пользоваться не умеете? — от моего вопроса доктор, уже уверившийся в легкой победе, даже замер.

— Это… Все не так!

— Если не умеете, я вас научу. Это не сложно.

— Да умею я!

— Тогда оборудование останется у нас, — я отмел все возражения.

— А что насчет медицинских препаратов? — старший аптекарь, Филипп Иванович Корф, неожиданно встрепенулся. — У нас с собой есть полковой запас бинтов, одежды для раненых, да и лекарств тоже. Это немало, но вдруг не хватит. Может, заберем хотя бы часть нашей доли с дивизионного склада?

— Ну, Филипп Иванович, ну, что вы опять начинаете свое плюшничество! — Слащев тем временем успокоился и принялся довольно отчитывать погрустневшего аптекаря. — Все же рассчитано. Как будет нужно, нам подвезут все необходимое. А если сейчас все взять, а нам придется резко куда-то выдвигаться, как это с собой возить?

Битва хомяка и перестраховщика — и в этом сражении я точно на стороне первого. Особенно учитывая, что нам действительно понадобятся все возможные запасы.

— Считайте, что каждый солдат в полку будет ранен, — решил я. — И пусть на каждого у вас будет в достаточном количестве и перевязочный материал, и все остальное.

Невольно вспомнил расчеты Первой мировой. Под ее конец французы, идя в наступление, разворачивали за каждой дивизией госпиталь, превышающий ее по количеству коек ровно в два раза. Потому что знали: к обеду этой дивизии не станет уже в полном составе, и на ее место придет новая. А им нужно будет лечить тех, кто выживет и в первую волну, и во все следующие. У нас, надеюсь, до такого ужаса не дойдет…

— И все же я считаю, что это лишняя трата ресурсов, — Слащев долго терпел, но в итоге не выдержал. — Когда я работал в Красном кресте в Южной Африке, мы себе такого не позволяли.

И тут я впервые взглянул на доктора как на профессионала. Доброволец на Англо-бурской — это хороший опыт. Вот только над умением делать выводы ему бы поработать.

— Прекрасно, — я кое-что вспомнил. — Мне тоже попадались документы по той войне. И англичане писали, что в среднем каждый их солдат за то время прошел через госпиталь. Если брать гражданскую войну в Америке, то там и того больше: каждый солдат был в госпитале в среднем три раза. А какой у вас опыт?

— Такие цифры я не изучал, — доктор опять растерялся.

— Тогда до новых вводных будем ориентироваться на них, а потом уже будем вносить корректировки.

Слащев сдался, и мы перешли к обсуждению остальной работы медицинской службы. Если честно, мне уже давно хотелось сказать «стоп» и начать все менять, но… Я ведь тоже не специалист — сколько у меня опыта? Так что старался слушать, пытаться понять. Про инфекции было даже интересно. Оказалось, доктора тут успели провести целую спецоперацию по приучению солдат к чаю, и, когда те перестали пользоваться сырой водой, удалось до минимума свести болезни желудка и холеру. А вот с чем не получалось справиться, так это с сифилисом. Местные им болели, рядовые, несмотря на все угрозы и разъяснения, к ним бегали, и результат налицо. Иногда в прямом смысле слова.

Здесь мне сложно было что-то сказать. Учись я в свое время на обычного доктора — возможно, было бы по-другому, но буду думать… А пока мы снова перешли к полевой медицине. Слащев с другими докторами принялись рассказывать, как у них организована сортировка, как они отслеживают типы ранений и определяют судьбу пострадавших… И я все-таки не выдержал.

— Простите, я правильно понял, что вы собрались мерить пульс прямо на поле боя?

— Без этого не поставить верный диагноз, — Слащев вскинул голову, на этот раз твердо уверенный, что сумеет поставить меня на место. — Вы не доктор, поэтому вам не понять, насколько точный диагноз важен для лечения.

— Я не доктор, — согласился я и закрутил головой, — поэтому мы проверим…

Рядом как раз проходил один из капитанов Мелехова, и я подозвал его, чтобы тот подобрал нужных людей. А сам тем временем рассказал нашим врачам и фельдшерам, что мы будем делать.

— Суть простая. Сейчас капитан Шульгин приведет нам два десятка смышленых рядовых и одну свинью. Свинью режем и с помощью этой крови имитируем попадания пуль, разрывы снарядов и другие приятные мелочи. Солдат я лично проинструктирую, что с ними случилось, ваша же задача — обработать этот поток раненых, словно мы на поле боя. Количество людей, что вы поставите на эту задачу — на ваше усмотрение. Я же со своей стороны буду оценивать, сколько времени займет сортировка и сколько ошибок вы при этом совершите.

— Вячеслав Григорьевич, это неправильно… — доктор попытался поспорить.

— У вас есть где-то пятнадцать минут, чтобы подготовиться и на деле доказать мне свою правоту, — я постучал по часам, а потом отошел в сторону к группе солдат, которых как раз привел капитан Шульгин.

Тут, признаюсь, я немного недооценил задачу — пришлось потратить почти полчаса, чтобы объяснить рядовым, что именно от них требуется. Они до последнего не хотели верить, что господин полковник задумал именно такое невиданное дело. Зато сам капитан и присоединившийся к нему поручик Славский включились с настоящим интересом. И когда я дал сигнал начинать, так и вовсе отыграли самое настоящее представление.