Предварительный заезд - Френсис Дик - Страница 3

• Предыдущая
• 3/54
• Следующая

– Вы ведь знаете Джонни Фаррингфорда, брата моей жены? – спросил принц.

– Мы встречались, – ответил я, – но не очень часто.

– Он хочет участвовать в следующих Олимпийских играх. В Москве.

– Да, сэр. Мистер Хьюдж-Беккет говорил мне об этом.

– Выступать в многоборье.

– Да.

– Видите ли, Рэндолл, есть одна проблема... Мы не можем отпустить его в Россию, пока все не разъяснится. По крайней мере, я не хочу допустить, чтобы он ехал туда, если есть хоть малейшая вероятность, что вся эта штука полыхнет нам прямо в глаза. Я не отпущу, просто не отпущу его туда, пока есть хоть небольшая вероятность... инцидента... который мог бы коснуться кого-нибудь еще из нашей семьи. Или всей британской нации. – Он откашлялся. – Конечно, я знаю, что Джонни не имеет никакого отношения к трону и к династии, но все же он граф и мой шурин, и хотя вся мировая пресса забеспокоилась, это честная игра.

– Но, сэр, – мягко возразил я, – Олимпийские игры – соревнования совершенно особые. Я знаю, что лорд Фаррингфорд хороший спортсмен, но он может не пройти квалификационный отбор, и все проблемы сразу снимутся.

Принц протестующе затряс головой:

– Если проблема не разрешится, то Джонни не пройдет квалификацию даже в том случае, если окажется лучшим из лучших.

– Вы собираетесь помешать этому? – задумчиво спросил я.

– Да, собираюсь. – Принц говорил весьма уверенно. – Хотя это наверняка вызовет большие разногласия в нашей семье – ведь и Джонни, и моя жена всем сердцем жаждут, чтобы он оказался в команде. И знаете, у него отличные шансы. Этим летом он уже победил в нескольких соревнованиях, он усиленно тренируется, чтобы полностью соответствовать мировому классу. Мне бы не хотелось вставать на его пути... Вот почему я прошу вас выяснить, что же делает опасной поездку в Россию... если, конечно, такая опасность существует.

– Сэр, но почему я? Почему не дипломаты?

– Они взвалили всю ответственность на меня и умыли руки. Они считают – и я, между прочим, согласен с ними, – что лучше всего действовать частным образом. Особенно если может возникнуть нечто, чего мы не хотели бы видеть в официальных донесениях.

Я промолчал, но мое несогласие было видно невооруженным глазом.

– Посудите сами, – сказал принц, – мы с вами давно знакомы. У вас мозги вдвое лучше моих, и я доверяю вам. Я очень сочувствую вашим неприятностям из-за зрения и понимаю, что они влекут за собой целую кучу проблем, но сейчас у вас появилось много свободного времени и вам нужно его заполнить. Так что если ваш управляющий мог заставить вашу ферму работать как часы, пока вы завоевывали лавры в Челтенхеме и Эйнтри, он с тем же успехом справится с делами, пока вы будете в Москве.

– Надеюсь, что это не вы подгадали ввести запрет на очки как раз сейчас, чтобы дать мне возможность выполнить ваше поручение, – сказал я.

Он уловил горечь в моих словах и сдержанно усмехнулся.

– Скорее это были те любители, которые сговорились убрать вас с дороги.

– Некоторые из них уже клянутся, что они вовсе этого не хотели.

– Так вы поедете? – спросят принц. Я внимательно посмотрел на свои руки, побарабанил пальцами по столу, снял и вновь надел очки.

– Понимаю, что вы не хотите, – продолжал принц, – но, поверьте, мне больше не к кому обратиться.

– Сэр... ну ладно... но неужели нельзя отложить это до весны?. Я думаю... вы сможете найти кого-то получше...

– Это нужно делать сейчас, Рэндолл, сию минуту. У нас появилась возможность купить для Джонни в Германии одну из их лучших молодых лошадей, настоящего крэка. Мы... опекуны Джонни... Лучше я объясню. Его состояние находится в опеке, пока ему не исполнится двадцать пять, а до этого еще целых три года. Сейчас он получает весьма щедрое денежное содержание, но есть вещи, ну, например, лошадь мирового класса, на которые его капитала не хватит. Мы с удовольствием купим эту лошадь, мы выбрали ее после тщательного поиска, но нас торопят с решением. Мы должны дать ответ до Рождества. Такая дорогая покупка не может быть оправдана ничем, кроме участия в Олимпийских играх, и нам чертовски повезло ж отсрочкой в несколько недель. Да за этой лошадь стоит очередь покупателей.

Я нервно встал, подошел к окну и взглянул на холодное ноябрьское небо. Московская зима, слежка неизвестно за кем, вероятность выкопать кучу тщательно скрываемого дерьма – эта перспектива представлялась омерзительной.

– Пожалуйста, Рэндолл, – сказал принц, – пожалуйста, поезжайте.

Хотя бы попробуйте.

Эмма стояла в отделанной панелями гостиной, глядя в окно на отъезжающий "Даймлер". Она бросила на меня оценивающий взгляд.

– Вижу, он одолел тебя, – констатировала она.

– Я веду арьергардные бои.

– У тебя нет никаких шансов.

Она прошлась по комнате и села на скамеечку перед камином, протянув руки к огню.

– Это слишком крепко сидит в тебе. Почтение к суверену и все такое.

Дед – королевский конюший, бабка – придворная дама. И целая куча им подобных в течение нескольких поколений. Тебе не на что надеяться. Когда принц хмурит брови, все твои гены, унаследованные от предков, встают во фрунт и берут под козырек.

Принц жил в скромном доме, который был лишь чуть-чуть больше моего, но на сотню лет старше. Он сам открыл дверь, хотя, в отличие от меня, имел целый штат прислуги. А еще у него были жена, трое детей и, кажется, шесть собак. Когда я вылезал из "Мерседеса", меня тщательно обнюхали крутившиеся под ногами далматин, уилпет и несколько тявкающих терьеров, прибежавших неторопливой рысцой один за другим.

– Отпихните их с дороги, – громко посоветовал принц, поджидавший в дверях. – Фингер, пятнистый олух, успокойся.

Далматин не обратил никакого внимания на эти слова, но я все же смог добраться до двери не облизанным и не укушенным. Пожал принцу руку, слегка поклонился и по коврам, устилавшим украшенный колоннами вестибюль, проследовал за ним в богато убранный кабинет. Две стены занимали плотные ряды книг в кожаных переплетах, а две другие были почти невидимы, так как всю их площадь занимали окна, двери, многочисленные портреты и камин. Среди этого изобилия лишь изредка проглядывал клочок бледнозеленых обоев. На большом столе выстроились шеренги фотографий в серебряных рамках, из стоявшей в углу медной вазы тянулся к бледному свету белый цикламен.

Я знал, что собственноручно открытая мне дверь – весьма необычный знак внимания. Принц, в свою очередь, знал, что я знаю это. Он действительно очень рад моему согласию "сходить в разведку", подумал я, но и смущен множеством ловушек, угадывавшихся впереди.

– Очень мило с вашей стороны, Рэндолл. – Принц указал мне на черное кожаное кресло. – Надеюсь, вы хорошо доехали? Сейчас мы с вами выпьем кофе...

Он сел в удобное вращающееся кресло и начал светскую беседу. Джонни Фаррингфорд обещал приехать к половине четвертого (принц взглянул на часы и убедился, что после условленного времени прошло уже пятнадцать минут). Тут он опять сказал, что с моей стороны было очень мило согласиться приехать к нему. Еще лучше, добавил он, что мне не придется быть в этих делах тесно связанным с Джонни, поэтому, конечно, было мудрее организовать встречу у принца, а не у Джонни. Надеюсь, добавил он, вы понимаете, что я имею в виду.

Принц был плотен, довольно высок и темноволос, со спокойными и доброжелательными голубыми глазами, в которых можно было разглядеть характер зрелого человека. Брови стали гуще, чем пять лет назад, шея – крепче; говорить он начал больше в нос. Время превращало его из атлета в атланта.

Во мне это утро понедельника вызывало леденящее предчувствие смертельной опасности.

Принц снова бросил короткий взгляд на часы, на этот раз нахмурившись.

Я с надеждой подумал, что, если драгоценный Джонни не приедет вовсе, можно будет благополучно вернуться домой и забыть об этой истории.

Два высоких окна кабинета, как и в моей гостиной, выходили на подъездную дорожку перед домом. Вероятно, принц, как и я, предпочитал заранее знать, кто звонит в его дверь: это давало возможность при необходимости придумать какую-нибудь уловку.

• Предыдущая
• 3/54
• Следующая