Багдадский вор. Посрамитель шайтана. Верните вора! - Белянин Андрей - Страница 39

В доме был наведён порядок. То есть, как помнилось Льву, там и раньше всё сверкало чистотой, но сейчас ощущалась какая-то особенная… отмытость, что ли! Казалось, жилище покойного людоеда навсегда избавилось от жестоко-кровавой ауры. Джамиля, твёрдым хозяйственным взглядом окинув владения, уверенной рукой взялась за управление домом. Она наняла двух служанок, заставив их вымести буквально каждую пылинку. Распродала все вещи супруга, накупила новых ковров, кушеток и подушек, сменила посуду, развесила на стенах выдержки из Корана и щедро нараздавала милостыни страждущим. Оболенский только языком прищёлкивал, глядя, какие роскошные интерьеры обустроила во всех комнатах юная девушка, не получившая никакого дизайнерского образования. Даже Ходжа Насреддин, привыкший к восточной роскоши и традиции красочно устраивать быт, был сражён её вкусом и чувством меры. Вот в это-то уютное гнездышко намеревались вломиться кровососущие монстры пустыни… Как же можно такое допустить?! Никак-с нельзя-с, господа!

…Военный совет в большой комнате у накрытого дастархана держали все трое. Рабинович не был приглашен, но своё веское слово в защиту девушки сказал, навалив солидную кучку навоза прямо под окнами, именно там, где стояли приходившие ночью гули. Ну а то, что женщин на Востоке в грош не ставят и к их советам не прислушиваются, – чушь полнейшая! Для сравнения вспомните хотя бы уже навязшую в зубах Шахерезаду… Ушлая тётка тысячу и одну ночь (примерно три года!) морочила голову недалёкому падишаху с садистскими наклонностями. И он слушал её, развесив ослиные ушки, так старательно, что всё время забывал казнить, а потом вообще плюнул, сдался и сочетался с народной сказительницей законным браком. Видимо, так она его уболтала, что это был единственный способ заткнуть ей рот и наконец-то спокойно выспаться за всё это время…

– Лёва-джан, ты мне друг, – горячился Ходжа, действительно здорово раздосадованный совершенно фантастическими прожектами Оболенского, – но за один день мы не успеем вырыть окопы, установить противотанковые ежи, обмотать всё колючей проволокой, перекрыть подходы минными полями, поставить вышки с прожекторами и пулемётами, а уж про электронно-сенсорную сигнализацию… я вообще молчу! Шайтан её побери, с таким немусульманским именем…

– Ой-ой-ой, какие мы впечатлительные… По крайней мере, я вношу разнообразные стратегические и тактические предложения, неоднократно оправдавшие себя в рамках военного времени. А ты только критикуешь, причём неконструктивно!

Ходжа мельком взглянул на Джамилю – девушка, раскрыв ротик, смотрела на своего героя с немым обожанием, как на пророка, изрекающего святые истины. Пришлось махнуть рукой и начинать сначала:

– О кладезь мудрости и полководческой дальновидности…

– Уже лучше!

– Позволь недостойному ученику, всего лишь недавно вступившему в сень глубины твоих заоблачных познаний, выразить робкие сомнения, основанные лишь на том малом отрезке времени, которое Аллах отпустил нам до вечера, ибо план твой незыблемо хорош, но требует таких денег и сил, что без привлечения тысячи рабов и трёхсот тысяч динаров мне ни за что не успеть…

– Всё! – сдался Оболенский, понимая, что Насреддин действительно прав. – Ради всего святого, будь попроще, и широко протоптанная народная тропа к твоему нерукотворному памятнику вовек не зарастёт. Короче, кончаем трепотню – что делать будем?

– Давайте плов кушать, – впервые подала голос молодая вдова. – Я сама готовила, очень-очень старалась…

– Малышка, ты просто читаешь мои мысли! – покровительственно улыбнулся Лев, подмигнув ей два раза столь многозначительно, что девушка покраснела, и повернулся к домулло: – Хорошенькая, правда?

– Хвала Аллаху, – суховато откликнулся тот. – Но ведь ты, кажется, не намерен на ней жениться?

– Не хочу портить девчонке жизнь… Какое у неё будущее замужем за таким крутым багдадским уголовником?

– Самое безрадостное… В лучшем случае изгнание в пустыню, а в худшем – отход имущества в казну эмира и казнь через побивание камнями. Жён воров приравнивают к обманщицам и блудницам.

– Нет уж, пусть поживёт… Но пока я здесь, ни одна сволота не посмеет невежливо посмотреть ей вслед – придушу, как таракана!

– Ва-ах… – Насреддин разулыбался и с удовольствием потянул носом душистый аромат принесённого хайназарского плова из мяса трёх сортов, урюка и длинного коричневого риса. Джамиля за стол не села, а обняла руками колени и участливо глядела, как мужчины аккуратно скатывают её стряпню в шарики, отправляя их в рот. Впрочем, Оболенский, несколько попривыкший к отсутствию ложек и вилок, быстро предпочёл аристократическое загребание плова ладонью, действуя ею словно совковой лопатой. В промежутках между чавканьем сильная половина человечества обсуждала планы на вечер:

– Так отчего всё-таки… умер почтеннейший Ай-Гуль-ага?

– Да чёрт его разберёт! Я ж говорю… Лепёшку передай! Он меня вот тут укусил, затрясся весь и помер на фиг! Джамиля, ты ему… предварительно… крысиный мор в овсяную кашу не подсыпала?

– Нет! Клянусь Аллахом! – вскинулась перепуганная девушка, но тут же поняла, что её защитник просто так мило шутит.

– Слушай, Ходжа…

– Опять лепёшку? Ну ты и… кушаешь, почтеннейший!

– Не, не надо, лопну… Я просто хотел поинтересоваться, а отчего эти ваши гули вообще копыта отбрасывают?

– Такие же наши, как и ваши, – напомнил Насреддин, отодвинулся от дастархана и вытер жирные руки о голенища мягких сапог. – Нечистая сила боится светлого имени Аллаха, деяний его пророков и благозвучного пения муэдзинов с высот минаретов и мечетей. Увы, мы мало о них знаем… Говорят, будто сила гулей втрое превосходит человеческую, что они питаются кровью и мясом правоверных мусульман, и только вовремя совершённый намаз да клинок дамасской стали способны повергнуть это злобное порождение шайтана!

– Ну, насчёт силы ты загнул… – Оболенский царственно икнул, с сожалением откидываясь на подушки, а молодая хозяйка быстро унесла жалкие остатки трапезы на кухню. – Катались мы с ним по ковру где-то два раунда. В партерной борьбе дедку бы меня вовек не одолеть… На предмет намаза – ничего обещать не могу, в последнее время я в нём как-то путаюсь… А вот дамасский клинок готов спереть хоть сегодня. Только скажи – где?

– Вай мэ, настоящий ятаган из Дамаска, с гравировкой коранических текстов, – вещь редкая и стоящая больших динаров. На весь Багдад таких сабель штук шесть-семь, не больше… Но дело не в этом, разве ты или я умеем владеть таким оружием? Ты – вор, я – законопослушный гражданин…

– Угу, которого уже разыскивает вся городская стража за ряд крупных афер и махинаций с частной и муниципальной собственностью! – нарочито прокурорским тоном поддел Оболенский, но согласился – изрубить в капусту сразу восьмерых пустынных кровососов под силу только сказочному герою. – Кстати, а это мысль! Как у вас тут с вольнонаемными богатырями?

– Батырами, – поправил домулло, уловив основную концепцию. – С батырами во все времена трудно. Они или где-то бьются с медноголовыми дэвами, или спят в объятиях спасённых дочерей султанов и эмиров. А чтобы вот так, запросто…

– Ой! – звонко хлопнула в ладоши Джамиля. – А я слышала, в караван-сарае как раз остановился один очень знатный батыр.

– Конан-варвар? – опять съехидничал Лев, хотя кто это, не припомнил бы, хоть режься.

– Нет, настоящий принц! Девятый сын князя заснеженной Армении… Храбрый, сильный, краси-ивый…

Оболенский скорчил равнодушную мину, показал хихикающей девушке кулак и обернулся к Насреддину:

– Ну что… берём?