Убийца с реки Дженеси. История маньяка Артура Шоукросса - Олсен Джек - Страница 4

Говорите что хотите против моего мужа, но работал он усердно. Двадцать пять лет копал картошку, водил трактор, делал все, что говорил ему Боб Гарднер. Но Пит никогда не хотел быть мужем. А когда родился наш ребенок, я поняла, что он еще и никогда не хотел быть отцом. Он всегда водился со своей компанией, напивался и часто оставлял меня без еды, так что мне нечем было кормить ребенка. Он врал направо и налево. Он не был ни любящим, ни даже просто дружелюбным. Он никогда не садился за стол вместе с нами, не ел со всеми. Он говорил мне, что надо купить в магазине – обычно это был яблочный пирог, курица, печенье и соус. Я тратила на готовку целый день и говорила: «Давай, Пит. Ужин готов».

А он отвечал: «Не хочу я жрать эти чертовы отбросы». Я понимала, что его гложет. Когда-то он был лыжником, нежился на солнышке, а потом вдруг раз – и без руки остался, так? Он не смог это пережить. Ему сделали в Сиракьюсе руку, почти как настоящую, с кожей, с волосками, но он никогда ее не носил. Только другую, с крючком.

Когда ему хотелось секса, он просто спускал штаны. Он подарил мне детей, но не хотел иметь с ними ничего общего. Доктор Россен сказал ему: «Мне бы стоило взять дробовик, отстрелить эту твою штуку и привязать ее за ленточку к стене. Твоей семье было бы лучше».

Когда я была на шестом месяце беременна Дон, третьим по счету ребенком, Пит пришел домой пьяный и ударил меня ногой в живот. Потом снял свой протез и напал на меня. Я схватила его за руку и рассекла ему крюком коленную чашечку. Потом побежала по Берлингтон-стрит к дому подруги, и она велела мне сделать так, чтобы его арестовали, потому что я боялась возвращаться домой. Я умоляла старого пьяницу-судью снять обвинения, но тот отказался, и Пит отсидел полгода.

Мы ездили в Мичиган навестить его родителей, и они смотрели на меня свысока, потому что я из бедной семьи. Пит подделал чек на двести долларов на имя своего отчима, чтобы вернуться в Уотертаун, и отчим позвонил в полицию. Потом он все же снял обвинения при условии, что мы навсегда покинем Мичиган. Пит так и не смог смириться со своими потерями – сначала руки, потом семьи. Как вернулся домой, он снова принялся воровать. Его приговорили к двадцати пяти дням и двадцати пяти долларам штрафа за кражу коробки несвежего хлеба в Уэст-Картидж – такой хлеб называли еще «свиным». Вот такую мелочь он и воровал, чтобы хватило на бутылку виски – распить с приятелями или махнуть через канадскую границу и погулять с тамошними дружками.

Когда я была маленькая, то ходила в церковь только на Рождество, но решила, что у меня будет набожная, порядочная семья, и позаботилась о том, чтобы все мои дети впервые причастились в церкви Святого Семейства. Если ты сама выросла среди воров, это не значит, что и вырастить детей ты должна такими же. Я была мамой, воспитательницей, а Пит ни разу пальцем не шевельнул. Когда наш сын Аллен-младший, «малыш Пит», убил котенка под эстакадой, я всыпала ему по первое число. Когда мои дети крали деньги с парковочных счетчиков, я сообщала в полицию и добивалась, чтобы они вернули деньги. Если они воровали в магазине, я тут же отправляла их обратно с товаром.

Но я и защищала своих детей, из-за этого у меня неприятности с копами. Мой старший сын Ричи, когда ему было двенадцать или тринадцать, ввязался в уличную драку и побил какого-то сорванца один на один. Его мать подбежала, когда мальчишки уже помирились и пожимали друг другу руки. Эта женщина, здоровая, ростом метр восемьдесят, схватила моего сына за руки, заломила ему за спину и велела своему ребенку ударить его. Я сама мелкая, но я развернула ее и зашвырнула в пустой мусорный бак, да еще и руку ей сломала.

Судья дал мне десять дней условно и предупредил, чтобы я больше не дралась.

– Ваша честь, – сказала я, – мне, конечно, жаль, но с любым, кто поднимет руку на моего ребенка, я буду драться.

Он просто рассмеялся и отпустил меня.

Я потеряла одного ребенка, потом другого, но все продолжала беременеть. После Ричи у меня были Дебора, Дон, Сьюзан, Рози. Когда родилась Робин, я сказала доктору Россену:

– Еще одна чертова девчонка. Больше не хочу никаких девчонок. Хочу мальчика.

В общем, я познакомилась с Бобом. Он был деловым человеком, хорошим парнем, неплохо зарабатывал. Он слушал меня, обращал на меня внимание, рассказывал мне о своих проблемах, о своих чувствах. Пит никогда не говорил о чувствах. Может, у него их и не было, так? Боб покупал нам еду; не давал перевестись маслу в нашей плите зимой, пока Пит гонял в Канаду со своими дружками. Я встречалась с Бобом тайком, пока дети были в школе. Потом мы начали встречаться в его доме. Я долго отказывала ему, а потом почувствовала себя виноватой, потому что от Боба я тоже не получала никакого сексуального удовольствия. Всегда было то, чего хотел он, а не я. И я все еще позволяла Питу делать со мной все, что он хотел, потому что он был моим мужем.

Однажды ночью мы зачали Джека на Блэк-Ривер-роуд, недалеко от местечка для машин. В детстве Джек выглядел точь-в-точь как Боб. Когда я привезла его домой из больницы, я решила, что больше не могу лгать. Я отвела своего мужа в сторону и сказала:

– Пит, ты не отец Джека. Если не хочешь с этим мириться, уходи. А если останешься, то станешь отцом для всех наших детей и будешь относиться к Джеку как к своему.

Пит схватил дробовик, хотел убить Боба. Я не знала, что делать, поэтому решила взять ребенка и вместе с ним сунуть голову в газовую духовку. Но сначала я позвонила доктору Россену и рассказала, как себя чувствую. Он сказал, что это просто послеродовая хандра, и прислал мне несколько желтых таблеток.

Пит не прикончил Боба; вместо этого он прикончил бутылку. Позже у меня родились малыш Пит и Пэм, восьмой и девятая. Наверное, они были от мужа.

Джек рос быстро. Бойкий был, всегда во что-то ввязывался. Из-за астмы он хрипел, но это никогда ему не мешало. Однажды вкручивал лампочку, держась за верх двери, а моя младшая, пятилетняя Пэт, пробегая, хлопнула дверью, и ему оторвало кончик пальца. Я обернула руку полотенцем, мы нашли Боба, и он отвез нас в больницу. Доктор отправил Боба обратно поискать кончик пальца Джека, а потом пришил, как будто так и было.

Джек всегда заботился о своем младшем брате. Когда малыш Пит упал в реку, Джек схватил его за руку и вытащил как раз в тот момент, когда тот уже уходил под воду в третий раз. У меня была племянница, так вот она утонула недалеко от того места. Река у нас такая, что временами это просто ручеек, а временами она разливается так, что любой, кто упадет в нее, утонет. Попытаешься прыгнуть и спасти, и сам тоже утонешь. Пользы от нее никакой, только людей губит. И течет на север, то есть вверх по карте. Кто когда-нибудь слышал, чтобы реки текли на север?

Однажды зимой Джек столкнул малыша Пита с катившихся санок как раз перед тем, как они врезались в дерево. Он всегда так поступал, больше заботился о других, чем о себе.

Он был не из тех детей, которые вечно попадают в неприятности. Однажды утащил буханку несвежего хлеба в магазине за углом, но я простила, потому что его отец пропил всю зарплату, и нам нечего было есть. Я и сама кое-что прихватывала, когда была голодна – так ведь все поступают, верно? Если бы мои дети голодали, я бы разбила витрину магазина, чтобы накормить их. Но я воспитывала их честными, и они держались подальше от неприятностей. Был случай, когда Джек просунул ногу через крышу кабриолета, и владелец пожаловался полицейским, но это было просто ребячество. Еще иногда он прогуливал школу.

У него были светлые волосы, веснушки, большие уши, курносый нос, как у меня, и подвернутая стопа, из-за нее он прихрамывал. Другие мои дети называли его «маменькиным сынком». Думаю, так оно и было. Когда ему было семь лет, а у меня случился выкидыш в больнице сестер милосердия, я услышала крик за окном, это кричал Джек: «Мамочка, ты возвращаешься домой? Я скучаю по тебе». А вот мой муж так и не пришел навестить – больно устал, таская картошку.