Африканский след - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 39
- Предыдущая
- 39/49
- Следующая
В тот год, когда Ляпуновы перебрались в Орехово, в Касимовке насчитывалось всего-навсего шесть дворов, да и в тех жили одни старики, по большей части одинокие. Даже летом дачники не жаловали деревеньку, несмотря на то что располагалась она в живописном месте: магазинчик-фургон в последние месяцы наезжал сюда очень редко, добираться до ближнего к ней райцентра, если не было своих колес, следовало автобусом, ходившим раз в день не во всякое время года и не по всякой погоде, а до автобуса еще идти пешком полчаса. Кроме того, продукты в магазинчике на колесах были дорогими, говорили, даже дороже, чем в столице...
Однако Настю все эти проблемы в силу возраста совсем не тревожили: она одинаково любила и зиму в Касимовке, когда снаружи стоял трескучий мороз, а в их домике теплынь, и можно было хоть два часа подряд смотреть на весело пляшущий в печке огонь, чувствуя себя так уютно, так счастливо... Потом, вечером, огонь переставал плясать, но от этого становилось еще интереснее: пламя пряталось в обугленные поленья, которые бабуля называла головешками и разбивала их кочергой. Головешки в ответ брызгались целыми фонтанами искр, потом вновь светились, только изнутри, живым алым светом. Еще потом покрывались серо-белым пеплом, и бабуля тогда заталкивала под них несколько куриных яиц, чтобы к утру они испеклись, и давала их Насте на завтрак.
Но лето девочка любила еще больше. Потому что летом они с бабулей почти каждый день с самого утра отправлялись в лес: то по грибы, то по ягоды. Какая крупная, душистая земляника росла в их лесу!.. Однажды Настя присела на усыпанный ею пригорочек и, почти не сдвигаясь с места, набрала целую литровую банку ягод... День был солнечный, жаркий, пропитанный ароматом земляники, древесной смолы и цветов. Настя была тогда особенно счастливой, она еще не понимала слова «сирота», а родителей почти не помнила: папу не помнила совсем, а маму, где-то, как, вздыхая, поясняла бабушка, «путешествующую», смутно. Кроме того, она не подозревала, что то лето в Касимовке, когда земляника особенно уродилась, было их последним деревенским летом.
Зима в том году обещала по всем приметам быть очень холодной, а тут еще коза, как называла ее бабуся, «наша кормилица», неожиданно сдохла. Это было настоящее несчастье! И когда в далеком, как считала Настя, Орехово-Зуеве умерла их единственная, кажется, очень дальняя родственница, оставив бабушке в наследство свой домик, Антонина Петровна объяснила внучке, что для них это настоящее спасение... Больше в Касимовке Настя не бывала.
В школу она пошла уже в Орехове, там же впервые услышала и слово «сирота». И с того момента начала жутко бояться за бабулю, поняв, что никого на свете у нее, кроме бабушки, нет. А Антонина Петровна, как нарочно, после переезда стала часто болеть и дряхлеть на глазах. Хотя условия жизни у них в городе были куда лучше, даже телефон в домике имелся... Настя его ненавидела. За то, что по нему приходилось все чаще вызывать «скорую помощь», а больше звонить было особо некому. Разве что паре подружек-одноклассниц, с которыми она хоть и дружила, но не особенно близко.
А потом случилась та ужасная зима: Насте только что исполнилось пятнадцать лет, она, уходя в школу, знала, что бабуля с утра поставила тесто, значит, будут ее любимые пироги с капустой. Но никаких пирогов не получилось, потому что, вернувшись с занятий, девочка нашла бабулю на полу, возле так и не растопленной печки.
Как сказал врач, это был инсульт, на глазах Насти бабушку положили на носилки и увезли. Девочка выскочила вслед за «скорой», замерла, глядя вслед страшному фургончику, поглотившему бабусю, вместе с ней на улице оказалась и соседка, которую они с бабушкой недолюбливали за ее пристрастие к сплетням, за то, что она всегда все и про всех знала, хотя никто ей о себе сам ничего не рассказывал.
Соседка поглядела вслед удалявшейся машине, перекрестилась и с чувством произнесла:
– Ну царствие небесное рабе божией Антонине!..
Смысл сказанного дошел до Насти не сразу. А когда дошел, что-то внутри девочки оборвалось и рвануло, словно взрыв, и, вопя «Не-е-ет! Не-е-е-т! Не-е-ет!..», она кинулась на проклятую бабу, вцепилась ей в глотку и... Дальше Настя ничего не помнила, потому что очнулась уже в лечебнице и снова завыла дурным голосом, заорала, повторяя это свое «Не-е-ет!..».
Все доктора, лечившие Настю, ей лгали, и она их за это ненавидела. Врали, что бабуля жива, только плохо себя чувствует. Поэтому и приехать к ней не может. Врали все, кроме дяди Юры, который не только сказал Насте правду, но и открыл перед ней совсем другой мир – мир, в котором, оказывается, никто по-настоящему не умирает, а просто становится для них, людей, невидимым... И если тебе невыносимо без кого-то на свете жить, можно открыть ворота, которые правильно называются «врата», туда, где тебя ждут родные и близкие люди... Не только бабуля, но, наверное, и мама, которую едва помнила, тоже. И отец, погибший еще до ее рождения... Целая настоящая семья – в мире, где никто уже не назовет Настю «сиротой» и уж тем более не станет за это дразнить... Никто и никогда!..
– Слушай, ты опять?!
Настя вздрогнула и смешалась, поняв, что она действительно «опять»... Опять, вместо того чтобы бегать, стоит посреди дорожки, бессмысленно уставившись, неизвестно куда и неизвестно на что. И Аня совершенно права, что смотрит на нее так сердито.
– Я задумалась... – пробормотала девочка и виновато отвела глаза. – Не говори дяде Юре, ладно?
– По-твоему, я должна ему врать, что свою норму ты выполнила?
Аня, слегка запыхавшаяся, возмущенно пожала плечами.
– Смотри, Анастасия, в последний раз!.. Если ты и завтра, вместо того чтобы бегать, будешь стоять столбом, я ему скажу... Забыла, что ли, что дядя Юра говорил?.. Дорога туда требует от нас трудов, а иначе двери не откроются... Или ты передумала?..
– Я?.. Что ты!.. – Настя вздрогнула и посмотрела на Аню с ужасом. – Вовсе нет, просто я вдруг вспомнила, как мы с бабулей жили в деревне, задумалась... Пожалуйста... Я больше не буду...
– Ну ладно, так и быть... – Аня придирчиво окинула ее взглядом с ног до головы. – Только за это ты будешь собирать корни и за меня, и за себя!
– Хорошо! – поспешно кивнула Настя и, слегка поколебавшись, спросила: – А ты?
– Я пошла в мастерскую, пораньше помедитирую, потом с продуктами разберусь... Не забыла, сегодня твоя очередь готовить завтрак? А еще дядя Юра просил перетащить коробки подальше от входа к его возвращению. Вместе перетащим, когда ты вернешься.
Настя покойно кивнула и, посмотрев вслед Ане, бойко зашагавшей в сторону мастерской, вздохнула и нехотя двинулась к зарослям кустов.
Вообще-то собирать корни и деревяшки для дяди Юриной работы, ей нравилось, это вновь напоминало далекие походы с бабулей в лес по грибы и ягоды. Правда, вырезал он из них всегда одно и то же, но бога Мбунду девочка давно уже не боялась, знала, что именно он откроет, когда придет время, двери туда... Скорее бы! Она так соскучилась по бабуле...
Настя и не заметила, как произнесла вслух насчет бабушки, и вскрикнула от неожиданности, когда в ответ ей прозвучал мужской голос:
– А где же твоя бабушка?..
Девочка охнула и отскочила в сторону от возникшего на ее пути неведомо откуда взявшегося невысокого, сухонького человека.
– Извини, я тебя не хотел пугать, – мягко и растерянно произнес он и посмотрел на Настю виноватыми серыми глазами. – Но у тебя было такое расстроенное лицо, когда тебя подружка за что-то отчитывала... Извини, я не подглядывал, случайно издали увидел.
Настя с трудом сосредоточилась на лице незнакомца: оно было, как ей показалось, добрым, и девочка немного успокоилась, хотя сердце все еще продолжало колотиться.
– Я... не испугалась, – пролепетала она. И тут же подумала, что вот опять, как нарочно, нарушает дяди-Юрин запрет: он ведь категорически запретил им с Аней разговаривать с посторонними людьми... Правда, сказал, что в эту часть парка редко кто забредает. Но если такое случился... Словом, на такой случай у них были особые инструкции.
- Предыдущая
- 39/49
- Следующая
