Античный Чароплет. Том 3 (СИ) - "Аллесий" - Страница 54

Изящными движения Шак’чи не были. Обезьян сражался так, как и любое животное. Грубо, сильно, ловко. Но не изящно. Природа вообще не создаёт обычно что-то изящное, хотя многие даже при дворце Раджи с этим не согласятся. Очень изящным считается тигр. Как он тихо и бесшумно подкрадывается к добыче, а потом резкими мощными рывками добегает до не успевшей оглянуться антилопы или ещё кого, вцепляется когтями в тело, пасть смыкает на шее… Но в его движениях нет плавности. Обезьяны очень ловкие. И Шак’чи был таким. Но и у него не было в движениях ни плавности, ни грации. Наоборот, он неуклюже мог переваливаться с ноги на ногу, а потом в невозможном развороте зарядить из совершенно идиотского положения ногой в грудь, перехватить свой посох хвостом, за которым я последнее время следил особенно активно. Казалось бы, хвост ну никак не дотянется. Хвост — да. А вот посох, который хвостом удерживается… Собственно, зарядив этой дубинкой мне по виску и подпалив волосы, обезьян отправил меня на колени с гудящей головой и тёмными пятнами перед глазами. Впрочем, это совершенно не значило, что он подождёт, пока я приду в себя. Шак’чи не таков. Зная его норов, я постарался откатиться на одних только рефлексах, слабо соображая, что делаю. Координация движений тоже была нарушена. Только куда там… Удар нижней лапой каким-то чудом мне удалось отбить левой рукой, но её тут же схватил и дёрнул ловкий хвост, заставив меня встать, широко расставив в стороны и руки, и ноги. Удар в солнечное сплетение другой лапой выбил из меня воздух окончательно.

— Хватит! — прикрикнул Абтармахан на Шак’чи. Самую малость придя в себя, я понял, что обезьян стоит надо мной и воинственно размахивает руками и посохом. Хочет добить по голове. В его понимании, я как минимум должен потерять сознание, тогда это будет «хватит». К счастью, в отличие от Халая, Абтармахан считает, что это страдания и боль для обучения, а не наоборот. Джи Беш как раз следовал обратному принципу. — Если я сказал хватит, значит хватит, мартышка, — осадил духа брахман.

— Ёоооохххх, — простонал я.

— Позже будешь разлёживаться. Если не сможешь восстановиться через десять минут, я позволю Шак’чи сделать с тобой всё, что он захочет, — я сжал зубы. Чтобы этот грёбаный обезьян меня избивал в собственное удовольствие? Я бы порвал его на месте, если бы не ограничения: пользоваться только праной и посохом. Даже сейчас исцеление наложить не могу. Нужно разогнать ток праны максимально, чтобы ускорить восстановление и регенерацию.

Собственно, именно этим я и занялся. Только спустя минуты две уверенной концентрации на ощутимо более сильно разогнанном потоке, с которого я ни разу не сбился, мне вдруг стало понятно, что я, в общем-то, могу такой поток с некоторым напряжением сил удерживать. Мысленно усмехнувшись, я спокойно просидел положенные десять минут. Затем, кряхтя и покачиваясь поднялся и наигранно-злобно глянул на в нетерпении скачущего обезьяна. Посох был у меня в руках.

Абтармахан дал команду. Шак’чи закружил вокруг меня, заставляя постоянно к нему поворачиваться, сбивая с ритма. Обезьян регулярно подскакивал и отскакивал с визгами, имитируя ложные атаки. Держал в напряжении, сбивал с мыслей, изматывал. Я же лишь подволакивал ногу, неуверенно поднимая посох, который сжимал в излишне твёрдых неподвижных руках, навстречу очередному выпаду Шак’чи. Только вот внутренне я был собран. Ускорившийся процентов на двадцать с лишним поток праны прочистил голову. Тело горело, повысилась температура. С каждой секундой я чувствовал себя всё лучше и лучше. Реакция обострилась, в мышцах чувствовалась сила. Шак’чи был силён, хитёр, ловок и опасен. Только вот он был обезьяной. И обезьяны в общем-то превосходят обычно в этих качествах людей. Среди них есть более сильные, более ловкие. Более опасные. Но господствовал на Земле именно человек. Почему? Потому что человек умнее. И Шак’чи в этом мне уступал.

Он сделал очередную ложную атаку, его тело уже начало отскакивать назад, заставляя меня расслабиться, когда он внезапно повернулся боком, оттолкнулся правой лапой и скорректировал своё движение хвостом. Удар я принимал на неуклюже выставленный двумя руками посох. Только в последний момент обезьян хитро зацепил хвостом мою правую кисть, дёрнув руку, из-за чего жёсткий блок превратился в пародию на защиту. Шак’чи уже торжествующе смотрел на меня, когда я внезапно для него потерял все признаки избитости. С большой скоростью и силой я левой рукой отвёл его посох, перехватил его, дёрнул за держащий мою правую руку хвост, после чего вмазал концом посоха в лицо не ожидавшего такого обезьяна. Тот даже отшатнулся, отпустив мою руку. Мне того только и надо было.

Перехватив посох обеими руками, я стал наносить им грубые и совершенно некрасивые удары обезьяну по голове. Он попробовал отбиваться, но только мои физические сила и ловкость были слегка выше, чем он рассчитывал, так что мне удалось трижды отвести его посох в сторону или пробить вроде бы мастерский блок мощным тычком концом посоха. Впрочем, длилось это безобразие всего секунды три-четыре, после чего Шак’чи поймал древком своего оружия мой тычок на противоходе. Подшаг вперёд и одновременное приседание, мощнейший выпад всем телом снизу вверх, метя концом уже своего посоха мне в челюсть. Таким ударом можно очень сильно навредить. Всю нижнюю часть головы точно раздробит. Впрочем, моё неуклюжее отклонение он предвидел, потому что хвост снова зацепил мне ногу, дёрнув оную и заставив потерять равновесие. Словно кувалдой с размаха обезьян залепил мне в живот, а потом и в лицо кулаками, отчего меня отбросило аж метра на два, где я скрючился, пытаясь откатиться. От первого удара посохом даже удалось. Но ногой всё равно прилетело. Впрочем, Абтармахан уже остановил бой.

— Неплохо, — заметил он, смотря на меня сверху. — Хорошо. Восстанавливайся. Ешь. Отдых — час. Потом проведём следующую медитацию. И не делай такие глаза. Я говорил, что мы на враждебной территории, поэтому три в день будет лишним. Но раз уж ты так неплохо держишься, то можно и три. И нет. Нагрузки с тренировками снимать не будем. Меня радует твой рост.

Захихикавший Шак’чи мигом забыл про то, что он «должен» добить меня. Мои предстоящие мучения его так радовали, что он даже не сдерживался: весело заскакал вокруг в каком-то странном диковато-дебильном танце. Я же со стоном уронил голову в траву, изнывая от усталости, боли от побоев, пекущего сверху солнца… Сил не было даже отползти в тень. Но требовалось сделать хоть что-то. Иначе я просто не успею восстановиться. Сжав зубы, я стянул с себя трясущимися руками безрукавку, накрыл голову, чтобы не так пекло. Запахи пота и крови из разбитых носа, губы и других ссадин, запах подпалёной кожи — все они перемешались и ударили в нос особенно чувствительным амбре. Впрочем я сумел с горем пополам от них отстраниться, прикрыв глаза и сосредоточившись на ускорении тока жизненных сил. Пользоваться исцеляющими заклинаниями запрещено.

— О чём ты говоришь! Это катастрофа! — беловолосый шаман брызгал слюной перед краснокожим гостем из-за большой воды.

— Катастрофа? Нет. Или да, — Тай Кер закатил глаза в раздражении. — Это катастрофа. Безусловно. Для вас. Но не для ваших и НАШИХ, — он выделил это слово голосом, — планов. Вы решили не слушать меня и устроить это нападение по-своему. И вы получили то, что и заслужили.

— Одни мертвецы могли и не сокрушить их! Слишком много проклятых джунуюдха, слишком много чародеев! Они и не справились…

— А их и не надо было сокрушать! — жрец нездешних богов, как выяснилось, тоже умел злиться. Да ещё как! От него во все стороны ударила аура, которая буквально придавила шамана, который вполне мог бы сойти в Храме за слабого брахмана, к земле, не сумев заставить встать на колени, ну уж точно сумев заткнуть. — Их надо было уверить, что вы совершили глупость, уничтожили в бессмысленной атаке и своей трусости большую часть своих сил! И подпустить ближе! Нам не надо, чтобы они там все полегли! Нам надо, чтобы они принесли нам Шивкамути! Мы не знаем точно, где она находится!