Античный Чароплет. Том 3 (СИ) - "Аллесий" - Страница 52

Сквозь пелену тёмных пятен, бегающих перед глазами, я увидел огромного ледяного ящера, который буквально разрывал врагов. Кстати, кажется, их было не так уж и много. Брафкасап вступил в бой в своей полноценной форме?.. Послышался рог. Второй. Третий… С трудом повернув голову в сторону источника звука, я сразу даже сообразить не смог, почему ничего не вижу. Потом до меня дошло, что надо бы полностью развернуться: шея достаточного угла выдать не может. Рог принадлежал Абтармахану. Кажется, он зовёт нас собраться?.. А как же враги?..

Снова повернувшись обратно, я понял, что врагов-то особо уже и нет. Тела впереди лежали в три, четыре, иногда и в пять слоёв. Огромное поле, засеянное мертвечиной. Мы же стояли на настоящей горе трупов. Брафкасап ещё рвал оставшихся. Пожалуй, около тысячи врагов ещё имелось, но они все были разреженны небольшими отрядами, а то и вообще являлись одиночками. Около пятнадцати джунуюдха осталось на этой «стене». Брафкасап бегал от одной хоть сколько-нибудь крупной группы врагов к другой, разрывая их на части. Остальные потянулись вниз к Абтармахану, который потихоньку выводил нас всех из лагеря. С противоположной стороны даже трупов почти не было. Во всяком случае, по нам явно концентрировали удар, так что напавшие сзади мертвецы едва-едва прикрыли собой тамошний участок стены. Куда мы идём? Зачем?.. Ах да…

Я устало и опустошённо прикрыл глаза. Барабаны не звучали. Не звучали, потому что ещё одна армия теперь уже из живых эмушитов шла нам навстречу. Все свеженькие, чёрная кожа блестит, с ними идут полные сил шаманы и около пары сотен зомби. Конечно, враг теперь уже не внушает численностью: суммарно их вместе с мертвецами едва ли тысячи две наберётся, но что мы можем им сделать? Уставшие, изодранные, искусанные, раненые… Это если забыть, что нас сейчас всего суммарно осталось человек сорок. Это помимо тех, кто остался прикрывать тыл от ещё не уничтоженных мертвецов из той бесконечной орды. И что делать?.. Стоп… Что-то уж больно уверен Абтармахан. Хотя у самого вид не лучше, чем у меня. А он вообще за время боя принимал свою огненную форму? Вроде бы нет. Только огнём всех поливал. Это было оправданно, конечно, но… Шивкамути?..

Я слегка приободрился. Мы проходили по открытому нам жрецами проходу, который получился при разборе участка стены и завала трупов. В лагере в самом центре были трупы лошадей. Видимо, убили, чтобы не мешались и не бесились. Туда мёртвые не добрались. Ещё и этот смрад…

Мы сейчас шли навстречу вызванному мной ветру, так что, буквально выйдя из лагеря, окружённого горами трупов, сразу же получали дозу свежего воздуха в лицо. Ужасающий запах и смрад не мог перебить даже ветер, пусть он и был не особо сильным, однако остававшийся небольшой душок мертвечины и гнили ничуть не мешал прочищаться явно умирающим без кислорода мозгам. Мы выходили, спокойно строились. Кто-то садился, видя, что враги ещё далеко, а начальство не одёргивает. Я тоже сел, попытавшись собрать немного маны. Алый доспех уже сбросил, оставшись примерно с двумястами единицами. Даже меньше. Наложил на себя малое исцеление и Очищение Инанны. Сразу стало несколько легче. Едва не вырвало, правда…

Концентрироваться на ускорении течения жизненной энергии и на медитации было довольно непросто. Когда раздался командный окрик Абтармахана, я едва успел собрать ещё сотню единиц. Так-то мне этого всего на пару заклинаний хватит. О! А кто это там едет на мёртвой лошади? Очередной посол?

— И снова мы с тобой говорим, Огненная Кобра, — начал он, когда безо всякой опаски, которую было бы неплохо испытывать рядом с врагами, начал он, добравшись до нашей неровной шеренги людей. — Должен признать, ты выполнил своё обещание. Мы и вправду не ожидали такого. Но посмотри на вещи здраво: у вас не осталось никаких шансов. В моих словах истина. В словах потомка моего славного предка. Не в твоих, брахман. На этом поле найдёте свою смерть всё-таки вы. Так может — не стоит?

Чернокожий эмушит с почему-то рыжими волосами спокойно взирал сверху вниз на Адаалат-ка-Джаду, стоявшего в изодранной одежде с кровавым порезом через пол лица. — Сдайтесь. Мы не станем вас убивать.

— И что же вы тогда сделаете? — криво усмехнулся брахман. — У сдавшихся вам есть разные варианты. Стать жертвой. Или обедом. Или ещё кем-то. Ваши оскорбляющие всё живое барабаны тому подтверждение!

— То было раньше! — прервал Абтармахана эмушит. Кажется, он шаман. И весьма сильный. — Грядёт царство моего отца, брахман! Мы видели вашу доблесть на поле боя! Мы уважаем вашу храбрость. Вашу силу. Может, хватит поклоняться вашей жалкой тысяче? Там даже тысячи-то нет! У нас найдётся для вас место. Для всех вас.

— Что, даже для джунуюдха? — хмыкнул с неуместным весельем брахман.

— Даже для них. Если они станут гвардейцами моего предка и пройдут наши ритуалы, то смогут прожить куда большую жизнь, нежели в вашем Храме, — кивнул шаман. Я не видел, но уверен, что Абтармахан в этот момент изменился в лице. Его ответ был жёсток. Холоден. И наполнен холодной ненавистью.

— Убирайся под хвост своему предку! Здесь сегодня сдохнет кто-нибудь из нас. И знаешь что? Это буду не я! И не мы! — прошипел он, сплюнув мёртвой лошади под копыта. Кстати, плевок вспыхнул.

— Вот как? Но можешь ли ты решать за остальных? — рыжеволосый насмешливо посмотрел на Адаалат-ка-Джаду. — Вы все! Вы слышали наш разговор! Неужели вы желаете тут умереть⁈

— Не тем ты толкаешь свои речи, трупоед, — Абтармахан хрипло засмеялся. — Здесь нет таких, кто готов пойти с тобой.

— Да неужели? — шаман обвёл нас всех взглядом. Никто не сдвинулся с места. — Допустим. В таком случае, вы послужите нам в качестве дошанов. На этом всё, — раздражённо сказал он, довольно резво поскакав на своей кляче назад к построившимся, что для дикарей довольно ново, своим войскам. Кстати, у его лошади в одном вытекшем глазе копошатся личинки. Ему самому не противно, интересно?..

— Абтармахан? — позвал я его.

— Да? — он даже не обернулся, смотря, как шаман доскакал до своих, что-то сказал. Эмушиты пошли спокойным шагом в нашу сторону. До них было около метров шестьсот.

— Что нам-то делать? — к нашему разговору прислушивались все без исключения.

— Вам? — он удивлённо переспросил. — Готовиться их добивать, конечно, — фыркнув, брахман просто пошёл вперёд. Никто ничего не понимал. Мы просто двинулись за ним, но остановились, когда он поднял руку. Дальше он шёл один.

Дикари побежали в нашу сторону, стремясь быстрее добраться до нас. Кажется, у них есть обычай съедать сердце сильного врага, убитого самолично, так что добраться побыстрее им резон есть. Уже и строй не держат. Ну, ещё бы. Оооо…

Честно говоря, мне почему-то казалось, что Абтармахан потратил большую часть маны в Шивкамути. Ага, как же! Зря он что ли не принимал свою огненную форму Кобры? Глаза практически всех наблюдавших расширились, когда вместо ожидаемой трёх-четырёхметровой жёлто-оранжевой пылающей кобры брахман внезапно вырос до огромных размеров, покрытый зеленовато-красным пламенем. Высота, на которую огромное туловище поднималось над землёй, была, пожалуй, метров двенадцать-тринадцать, а был ведь ещё и хвост. Собственно, этот хвост сейчас и начинал взмах, спровоцированный напряжением всего чудовищного тела. Огненная плоть Абтармахана будто бы потекла, теряя форму. В одном чудовищном ударе, начатом хвостом, плотная субстанция чудовищных температур буквально слетела с фигуры чародея, понесясь безудержным огненным валом в сторону застывшей армии эмушитов. Мне казалось, что всё происходило долго. Но на самом деле действо было невероятно быстрым: и четырёх секунд не заняло. Гудящая и воющая волна пламени буквально обрушилась на воинов, шаманов, барабанщиков и мертвецов. Мне плохо было видно: перед глазами ещё плавали тёмные пятна, а огненный шквал, растянувшийся настоящей волной всесжигающего цунами, видимость ни разу не улучшал. Кто-то из наших упал на колени, кто-то закрывал лицо от сильного жара, доходящего до нас больше чем с двух сотен метров. Там, где промчалась волна пламени, которое, казалось, вышло из какого-нибудь тёмного мира, всё равно оставался обычный огонь, который горел весьма ярко и взметался невероятно высоко, несмотря на то, что пылал над пепелищем, на котором и сжигать-то было нечего.