Русь и Орда (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич - Страница 25

— Скачем к Московской вежи!!!

Ближники покидают башню следом за мной — молчаливые, собранные; все давно обговорено, теперь осталось лишь воплотить в жизнь дерзкий, рисковый план. И уцелеть при этом… Запрыгнув в седло, я уверенно повел Бурана вдоль южной, а после и восточной стены — пока не поравнялся с воротной вежей. И уже построившимися подле нее конными дружинниками да пешцами…

— Подайте сигнал казакам!

По моему приказу в стороже Московской башни единственный раз махнули факелом — и спустя пару мгновений сверху донесся негромкий оклик:

— Ответили.

Все. Пора.

— Открывайте ворота… Ну братцы, с Богом!

Я немногословен — все «мотивационные» речи уже давно отзвучали, план действий доведен до каждого головы и воя. Да, меня самого не покидают сомнения, ещё и растущие с каждым мгновением — стоит ли идти на вылазку и рисковать своим воинством, когда татары итак не смогут взять крепость⁈ Но копыта Бурана уже застучали по толстым доскам, уложенным прямо на рассыпанный в воротах чеснок… Нет, поздно уже что-то менять, ушкуйники и казаки будут действовать по заранее обговоренному плану. Не выйти из крепости и не выполнить свою задачу — это предать, подставить соратников…

Да и татар мало отбить во время штурма — их нужно разгромить, чтобы не учинили иного какого зла на моей земле или в Рязанщине.

…Мягко ступают копыта верного жеребца среди лежащих на косогоре тел ордынцев. Вот еще одна причина идти на вылазку — враг не пытается убрать своих павших, а значит, в город могут запросто проникнуть болезни, вызванные трупным разложением. Это не говоря о смердящей вони, заметной уже сейчас, на следующее утро после штурма…

Особенно густая она у ворот, в зоне поражения картечи — поскорее бы это место проскочить!

Но вот уже и относительно свободный участок дороги, ведущий к мосту через Ельчик. Справа, с Печур, также слышен явственный перестук копыт казачьих скакунов — конечно, можно было бы обмотать копыта тряпками, по примеру конокрадов… Но мы не так, чтобы особенно таимся. В ночной тьме атаковать конными просто невозможно, да и в сереющих сумерках пока можно следовать лишь шагом. Но ведь татарские дозоры не смогут не разглядеть в сумерках две многочисленные колонны русичей, идущих на вылазку — да пристающие к берегу ушкуи повольников! Особенно, когда мы приблизимся к окруженной возами стоянке…

Правда, одно дело увидеть, поднять тревогу — и другое дело успеть среагировать. Надеюсь, что последнего у поганых как раз и не выйдет! И потом, в настоящий момент лагерь ордынцев все еще сонно молчит — значит, дозоры нас пока не заметили…

А вот и короткий мост, связывающий два весьма высоких берега — ушкуй под ним проходит запросто! Правда, без мачты… И прямо сейчас я воочию наблюдаю, как первые суда повольников уже вошли в устье Ельчика, и следуют к мосту… Все, нужно ускоряться!

Чуть пришпорив Бурана, молча перехожу на легкую рысь, подав пример соратникам — и проскочив мост, заворачиваю влево, на дорогу, ведущую к Каменной горе. До лагеря ордынцев остается всего с сотню метров — но пока по-прежнему тишина… Хотя ночь стремительно сдает позиции — и следовать по утоптанной еще повольниками дорожке к острогу можно вполне себе бодрой рысью!

Наконец, когда я уже практически поравнялся с оконечностью окруженной сцепленными возами стоянки татар, со стороны врага раздались вначале удивленные, после испуганные, а там и тревожные возгласы. Вскоре ударил сигнальный барабан, поднимая ордынцев — а я, обернувшись назад, с удовлетворением отметил, что первые ушкуи уже проходят под мостом. И на противоположном берегу Ельчика уже строятся мои арбалетчики, да разворачиваются четыре телеги с бомбардами! Не полноценный лафет, конечно — и не артиллерийский передок; но для мелкокалиберной, короткоствольной пушки служит и тем, и другим.

Тем более, что телеги гружены не только орудиями и зарядными пороховыми картузами, но и обтесанными каменными ядрами…

Наконец, обернувшись назад, я сумел разглядеть и крупный отряд казаков, уже заворачивающий вправо, огибая степную крепость. Три с половиной сотни донцов спешат к выпасам — ордынцы ведь держат лошадей не в кольце гуляй-города, а, стреножив, дают им возможность спокойно пощипать чуть пожухлой травки, ободрать уцелевшие листья кустарника, да и просто отдохнуть… Конечно, лошадей охраняют — но охрана эта не столь многочисленна, не особо верили поганые, что мы действительно решимся на вылазку, да еще и попробуем отбить их табуны! Там скорее вооруженные пастухи, в количестве не более двух сотен…

Но казаков заметили — и разноголосица отчаянных, встревоженных и гневных воплей и окриков вскоре заполонила весь ордынский лагерь… А в моих дружинников полетели первые стрелы! Но это ничего — перевесив щиты на правую руку, мои гриди минимизировали потери от татарских срезней, пока еще редких, одиночных… Вот если бы били сразу несколько сотен, залпами, вот тогда бы пришлось туго!

Но не успеют организоваться — мы уже практически миновали лагерь, выйдя на подъем в гору, набрали ход. Ветер бьет в лицо, выжимая слезу из глаз, а грудь сполна наполняется свежим, пахнущим рекой воздухом с каждым вдохом…

Хорошо!

Царевича Ак-Хозя всю ночь мучили кошмары. И снились ему вовсе не урусы, нет — отчего-то привиделась сеча на Самарской Луке, где предок Алтын-бек вел восставших булгар в роковой бой с монголами… Где монголы, превосходя противника числом и качеством воинов (ведь лучшие батыры пали, обороняя Булгар тремя годами ранее), вначале окружили повстанцев — а после истребили их всех до единого! Под мерные удары барабанов разя скученных, бездоспешных булгарских нукеров стрелами, рубя их саблями…

Но именно в тот миг, когда над самим царевичем воздели саблю, Ак-Хозя наконец-то вырвался из цепких лап кошмара!

Вырвался, чтобы услышать заполошный крик за пологом шатра:

— Урусы! Урусы!!!

Пытаясь прийти в себя — и еще не до конца разобравшись, проснулся ли он, или кошмар просто перетек в иную ипостась! — царевич лишь спешно запахнул на груди расшитый золотыми нитями халат из дорогущего китайского шелка, да подхватив булатный клинок, выскочил из шатра…

После чего замер соляным столбом, окончательно осознав, что это точно не сон! И что к воротам острога со всех ног бегут нукеры его личной сотни, в большинстве своем успевшие подхватить лишь свое оружие. И то не все… Часть ордынцев также спешно поднимаются на стены, вооружившись луками — остальные же, сжимая в руках кто сабли и щиты, кто копья, пытаются пробиться к сцепленным промеж собой телегам, перекрывшим вход в острог.

Точнее, перекрывавшим… Ибо разрубив постромки, возы прямо на глазах царевича растащили в стороны рослые воины, с ног до головы закованные в броню. Царевич успел также разглядеть тела стражей ворот — беспомощными, сломанными куклами валяющихся на земле… А после в толпу пеших нукеров, бегущих навстречу урусам со всех концов острога, врезался кулак панцирных всадников!

Когда Михаил и гриди его десятка, срубив немногочисленную стражу, растащили телеги, до спешащих навстречу нам ордынцев осталось не более дюжины шагов. Но и этого расстояния хватило Бурану, чтобы перейти на бег — и буквально снести с ног первого татарина, замершего с луком в руках!

Пущенный в упор срезень не смог пробить «дощатой брони» на груди жеребца — а протараненный конем ворог буквально взлетел в воздух! Его швырнуло на бегущего следом ордынца, сбив последнего с ног — да и меня изрядно тряхнуло в седле… Но все одно я сумел выбросить правую руку в длинном выпаде, направив его точно в цель! И граненый наконечник пики легко в грудь поганого, нацелившего собственное копье в беззащитную шею Бурушки… Рывок древка назад — и снова короткий укол! И еще один вражеский копейщик валится наземь с пробитой грудиной…

Хотя наконечник его чжиды также дотянулся до стальных пластин моего панциря — не сумев, впрочем, их пробить.