Если забуду тебя, Тель-Авив - Кетро Марта - Страница 15

Проблему я осознала однажды в Москве – поразилась, как много на меня смотрят на улице и присылают сигналы. Не думаю, что моя скромная северная красота в Тель-Авиве никого не прельщает, просто я не считываю здешнего внимания совершенно. Во-первых, я и визуального контакта не допускаю, стоит зацепиться, как эти люди начинают говорить со мной на посторонних языках, от которых я леденею. По первости, когда я пыталась их использовать для улучшение своего иврита, всё заканчивалось гадко – однажды меня поцеловал менеджер. Меня для того мама рожала, а жизнь била бесполезно красивым телом о ледяные камни, чтобы целоваться с менеджерами, а? А?

А во-вторых, когда, не дай бог, считываю, всё кончается ещё хуже. Буквально этой весной случилось, на Пурим. Пошли мы с девушкой в клуб на Ротшильд, выпить сока, на людей посмотреть, ну и корсет выгулять. Сели в самый тихий зал, щебечем по-стариковски, разглядываем всю эту вызывающую юность. И говорю я:

– Какая всё-таки величайшая тель-авивская несправедливость, что как остановится на ком глаз, так сразу он гей. Вот эти мальчики, например.

И не успеваю я развить мысль, как эти два напримера идут к нам за стол знакомиться. И едва моя близорукость позволяет, я понимаю, что вот этот блондинчик точно такой, как надо. Правильного возраста (двадцать восемь только с большого похмелья), длинный, весь в мышцах, челюсть тяжёлая, взгляд коровий, притом программист и белый парик ему ужасно идёт. И я по рассеянности таки фокусирую на нём взгляд и тут же думаю сразу три вещи:

– домой нельзя тащить, четвёртый день Пурима, бардак и всюду костюмы горой;

– но туалет здесь довольно чистый и саундтрек там приятный;

– БЕЖАТЬ!!!

Ну и дальше я каменею лицом, глухо молчу, смотрю строго между ними, и как только они отходят за выпивкой, удираю с воплями. Спутница моя была потрясена, потому что, кажется, ни разу не видела столь яркого и самобытного проявления моего женского интереса. Да что там, вообще ничей женский интерес так парадоксально обычно не выглядит.

Потом я, заикаясь и подёргиваясь, рассказывала об этом своей другой подруге и спрашивала, чего это.

– Не поверишь, – ответила она, – так выглядит совесть.

– Да ладно? Отродясь у меня этой фигни не было.

– Отросла! Вот помнишь, ты говорила, что у тебя сейчас удивительно нежные и глубокие отношения с мужем?

– Ну да, люблю его. Но кому это мешает?

– А вот! Ты боишься разрушить ваши отношения!

– А какая связь, причём тут… А-а. Ну, то есть я теперь ещё и идиотка, а не просто социофоб. Но спасибо за версию, конечно.

Друг мой, друг, я очень и очень болен, короче. Не понимаю их, не понимаю себя, не пью пятый год, в зеркалах чужая женщина. Помнится, когда умер Караченцов, мне не то было горько, что полупарализованным стариком меньше, а что пел он когда-то «глупый ангел шестнадцатилетний», и это было обо мне, а теперь больше нет. Жизнь просыпалась сквозь пальцы, я забыла, зачем мужчины, рефлексы помнят, а так нет; и всё, что я о ней понимаю – о жизни, – даётся мне только наощупь. Ставишь ногу и чувствуешь тёплые песок, и морской ветер трогает щёки, и рука трогает что-нибудь – и только это я понимаю. Кота понимаю, запах «Мияке», огни, проскакивающие за оком машины, музыку попсовую из колонок, вот тех же французов – а жизнь нет, не понимаю, не знаю, и не хочу знать.

Прогулка с алкоголем

1

Одиннадцатого мая было ровно пять лет, как я совершенно ни капельки совсем не пью. Отличная цифра, подумала я и развязалась. Закончила я тогда с идеальным мескалем, а моим первым сейчас оказался простенький вискарь, и я тут же почувствовала себя задубевшей тридцатипятилетней девственницей, которая ушла от дедушки, от бабушки, не дала ни медведю, ни волку, ни даже зайчику, а потом случайно оскоромилась с новобранцем в проссатом тамбуре ночного поезда «Москва – Орша», где-то уже за Смоленском. Вроде и жаль, и так глупо, что впору рыдать на грохочущем чёрном полу, но хорошо-то как.

И обидно за бесцельно прожитые, потому что я уже забыла, как расслабляются мышцы, о которых я и не знала, что они напряжены.

Но, конечно, даже от микродозы с утра тошнило, и мне было бы приятней дышать перегаром двадцатитрёхлетнего рома, а не наивного трёхлетнего купажа.

Но что сделано, то сделано, и передо мной снова новый прекрасный мир пьянства, беспорядочных связей, похмелья и беспамятства. Господи, счастье-то какое.

P.S. По-прежнему считаю, что закуска для слабаков.

P.P.S. А вот старая цитата про алкоголь, чтобы вы понимали степень моей утраты и обретения:

Недавно исполнилось три года с тех пор, как я нестерпимо одинока. Смотрела на хорошего мужчину с шотом водки и понимала, как люто соскучилась. Не сказать, что сил нет умираю, но если бы сейчас добрый бог спросил, хочешь, верну тебе трёх твоих бывших, самых дорогих и любимых, и ничего тебе за это не будет, то я бы сказала да, я хочу, да. Двадцатитрёхлетний Ron Zacapa, золотой King of Spirits и, пожалуй, тот платиновый Русский стандарт, каким он был, когда мы расстались. Четвёртый год я переживаю свои изменённые состояния, печали и победы без алкоголя, и это потеря.

2

Сегодня воссоединилась со своей нежной любовью, с которой была разлучена более пяти лет.

Шла по Алленби на концерт Фёдорова и думала примерно так: «Закончится, сядем, и спрошу у бармена стакан большой – как бишь его? А-а, “хайбол”. И льда в него на треть, лёд у нас “керах”. Ну или “айс”, как пойдёт. А к этому, значит, соломинку, я хрен её знает как на английском, а на иврите сейчас погляжу в словаре – а-а, “каш”. Хайбол, стало быть, керах и каш. Ну и водки шотик, один буквально дринк – интересно, у них сорок пять или пятьдесят? Это важно! А стакан такой холоооодный, а водка такая хоба, и сразу в мозг, потому что без закуски и через соломинку…»

Иду, мечтаю вся, и тут прихожу, а мне прямо с порога добрые люди бородатой наружности – тёплого коньяка. И весь концерт после каждой песни по глоточку.

А уж потом закончилось, сели, и приносят мне всё, как надо – хайбол, лёд, соломинку и шотик.

Делаю я первый глоток и чувствую всё сразу: холод, горечь, запах больницы, тепло в горле и солнышки в голове. И понимаю – я дома, я вернулась, любовь моя.

В следующий раз планирую возвратиться к чёрному рому, а потом к абсенту. Пять лет воздержания – это не шутка, вспоминать нужно медленно и с уважением.

3

Похмелье творческого человека – штука затейливая. Пока шла на рынок, всё время беспокоилась из-за того, что за мной бежит маленькая собачка. Слышу цокот её коготков за спиной, притормаживаю, чтобы смогла обогнать, но и она тогда тормозит. Ускоряюсь – и она, сука, тоже. Полчаса так идём, и я постепенно понимаю, что нет никакой собачки, но оборачиваюсь не сразу и медленно, чтобы не спугнуть галлюцинацию, ну и шея со вчера не очень. В конце концов оказывается, что это два замка молнии на рюкзаке встретились и цокают. А ведь ещё немножко, и я бы её домой притащила, не бросать же на улице, раз прибилась. Зажили бы.

4

Я говорила, что у нас кровать-антресоли? Вчера угобздилась ромом, несильно, но радостно. Перед сном свешиваюсь сверху и говорю мужу: вон видишь, где твой рюкзак лежит? Чуть ближе к центру от него поставь тазик, пожалуйста, мало ли как жизнь повернётся.

Утром просыпаюсь, а тазик правда стоит. То есть он реально предположил, что я собираюсь прицельно блевать с высоты двух метров.

Хихикаю до сих пор. Святой человек.

Зато накануне осознала, что всестороннее постижение всякой вещи должно содержать не только погружение, но и полный отказ, отказ от неё на долгие годы, и возвращение.

Таким образом мне удалось открыть ужасный секрет: алкоголь действительно помогает коммуникации, делая человека приятным расслабленным собеседником, эмоциональным и остроумным. Но! Но, заметила я, наблюдая за ближними, только в собственных глазах. Общаться действительно легче, но искромётен ты исключительно изнутри, а снаружи – косноязычный, скучный, нудный, иногда агрессивный или ноющий, социально некомфортный и утомительный тип. Все, вот прям совсем все, кого я знаю, трезвыми в диалоге гораздо удобнее. Большинство из нас, включая меня саму, думают о себе иначе. «Я расслабляюсь, поэтому легче общаться» – ага, да. Тебе. Но не с тобой. Нет. Тебе показалось, что ты прекрасен, но окружающие иллюзий не разделяют. Помни об этом, новобранец, когда пойдёшь обольщать. Подпои собеседника, но сам не пей, дурашка.