Зачарованное озеро (СИ) - Бушков Александр Александрович - Страница 56

Все Аптекари, прежде виданные Тариком, выглядели совершенно иначе — благостнее, что ли...

Аптекарь посмотрел на них — на Тарика мимолетно, а вот Тами уделил гораздо больше внимания, и взгляд был такой, что Тарик поджал губы, потянул Тами за руку:

— Пошли?

Она сговорчиво подчинилась и, когда отошли немного, фыркнула:

— Что ты опять насупился?

— Он на тебя так пялился...

— Ну, что поделать, — засмеялась Тами. — Всякая красивая девчонка с определенных годочков привыкает, что ее раздевают взглядом, и относится к этому спокойно — таковы уж мужчины. Ты еще на ярмарке должен был такие взгляды заметить...

— Кучу, — сказал Тарик и не удержался: — Только тогда ты еще не была моя...

— Таричек, я и сейчас только твоя, — Тами одарила его таким взглядом, что сердце ухнуло в сладкие бездны. — Знаешь ведь непо-литесную поговорку на этот счет, которую политесные девочки вслух говорить не должны?

— Знаю, конечно.

— Вот и пусть таращатся и завидуют...

Уаици Серебряного Волка выглядела как всегда в будний день: играли Малыши и Недоросли, на лавочках посиживали только старики и старушки, да и то самые дряхлые — крепкие возились на огородах. Время болтающих хозяек еще не пришло, они в эту пору поглощены домашними хлопотами.

— Мне вот подумалось... — сказал Тарик. — Они ведь не станут нарушать перемирие? В «Трактате о нечистой силе» четко написано, что эту клятву они никогда не нарушают...

— Уж это точно... — Тами поморщилась. — Таричек, забудем пока о них. День такой чудесный, и времени у нас вдоволь...

Они вышли в дикое поле, и Тарик уверенно повел Тами по одной из множества расходящихся тропинок, ведущих к лесу над рекой. Лес был еще далеко, Серая Крепость осталась слева. На Вороньем лугу, неведомо почему так названном (вороны здесь появлялись

редко), трое Недорослей, не замечая ничего вокруг, самозабвенно орудовали лопатками, сбрасывая в жестяное ведерко длинных розовых червей, — ну да, место знатное, червей все здесь копают, а их не убавляется, на всех хватает...

Кивнув в их сторону, Тарик сказал:

— Старательно готовятся, не новички... Что-то и мы с ватажкой давно не ходили... А ты в Гаральяне рыбалила?

— Не приходилось, — ответила Тами без всякого сожаления. — В наших местах никто не рыбачил, негде было: озера и реки совершенно не рыбные, зато охоты богатые... Что ты встал?

— А вот сейчас будет потеха, — сказал Тарик. — Только приготовься быстренько убегать...

Недалеко от тропинки четверо привязанных на длинных веревках разномастных длинношерстых коз увлеченно щипали высокую сочную траву, а козопас сидел посередине на раскладном стульчике с сиденьем из мешковины, зажав между коленками колесом выгнутых ног толстую сучковатую палку. Неприятная физиономия, как будто с утра уксуса опился. Тарик громко позвал:

— Эгей, дядя Тяпа! Слышал новехонькую байсу про козопаса в таверне?

Козы не оторвались от своего занятия, а дядя Тяпа откликнулся с недоверчивым видом:

— Ну-ка, что еще там?

Набрав побольше воздуха в грудь, Тарик начал:

— Сидит козопас в таверне, слезы в чарку роняет и на жизнь жалится. Я сварил тыщу головок сыра, но никто меня не зовет Тяпа-Сыровар. Тыщу чулок из козьей шерсти связал, но никто меня не зовет Тяпа-чулочник. А вот случилось мне один-единственный разочек по пьяному делу жулькнуть козу, тут же прозвали...

И сказал, как именно прозвали, — звучало политесно для девичьих ушек и крайне оскорбительно для козопасовых...

До не особенно острого умом козопаса доходило медленно, как до заморского зверя гирафиуса. Дошло, наконец. Багровея, он вскочил со стульчика, замахиваясь палкой, сгоряча кинулся к Тарику, но

калеченые ноги подвели, и он упал, забарахтался в траве, изрыгая проклятья, полез в карман... но Тарик ухватил Тами за руку, и они смеясь кинулись прочь, пока не отбежали настолько, что громкая ругань стала почти не слышна.

— А байса и в самом деле новехонькая, никто у нас на улице ее не слышал, — сказал Тарик, все еще смеясь. — Мне в Городе вчера рассказали...

Тами перестала смеяться, глянула серьезно:

— Тарик, а это хорошо — смеяться над калеченым?

— Калеченый калеченому рознь, — уверенно сказал Тарик. — Вот есть на нашей улице дядюшка Баруф. Давненько это было... Случился пожар, а люди прибежали тушить, когда крыша уже полыхала (бывают такие пожары: буйствуют внутри, а потом полыхнет, когда тушить поздно). В доме никого из взрослых не было, а кабальница, соплюшка, сама выскочила, а ребеночка оставила. Ребеночку два года было, испугался и под кровать забился. Дядюшка Баруф — ну, тогда еще не дядюшка, молодой, едва женившийся — первым прибежал, услышал, что ребеночек плачет, и кинулся туда. Там все дымом затянуло, но ребенка он быстро нашел, передал людям в разбитое окно, и только сам до половины вылез — балка рухнула. Вытащили его, но ноги так перешибло, что ни один костоправ не взялся, даже за денежку. А он был почтальон, ногами зарабатывал. С тех пор ходит медленнее черепахиуса, на двух костылях. И что? Выдали ему моментальную денежку³⁹ из уличной казны и от Города увечную денежку выхлопотали, даже не от Цеха. И кабальницу купили, чтобы работала в доме и в огороде. И что ты думаешь? Пьет совсем мало, сызмальства хорошо резал по дереву, вот и записался в Цех Игрушечников, неплохо зарабатывает, зверюшек всяких делает, игрушечные кареты — их даже дворяне покупают. В «Уютном вечере» у него свой именной стул, кормят-поят его там бесплатно — хозяин тому ребеночку дядя, а Баруф не злоупотребляет дармовым. Двух детей поднял, ребеночек тот давно вырос и сына

Ь9

Моментальная денежка — единовременное пособие.

его именем назвал. Одним словом, от всей улицы ему заслуженный почет и уважение...

— Ага, — сказала Тами. — Ас этим козопасом, я так понимаю, иначе все обстоит?

— Как небо от земли, как самоцвет от обманки, — сказал Тарик. — Он и до калечества был страшно недотепистый, сыр делал такой пакостный, что могли из Цеха выпереть, продавал только в тюрьму и в лавку на Вшивый Бугор — сидельцы и Градские Бродяги все слопают, а вот военные сразу отказались, сказали: если таким солдат кормить, они живо взбунтуются... Чулки всегда жена вязала — у самого получалось бес знает что. И пил крепенько, украдкой самоделку⁴⁰ гнал да и сейчас гонит. Ну вот, а однажды летом захотелось ему еще и закусить, и непременно яблочком. А яблоки остались только высоко, вот он с пьяных глаз и полез. То ли сук подломился, то ли нога сорвалась, кто бы помнил... Одним словом, ляпнулся он с высоты двух человеческих ростов. Считается вообще-то, что вдрызг пьяных Создатель бережет от всякого калечества — говорят, в память о святом Бено, который до того, как встать на путь служения Создателю, был лютым выпивохой...

— И у нас то же говорят, — поведала Тами весело. — И правда, сколько случаев было с выпивохами, когда только волей Создателя чудесное спасение и объяснишь. Правда, он не всех спасает... Выпивохи из всех святых больше всего уважают святого Бено, первую чарку за него осушают. И их горемычные супружницы святому Бено особые молитвы читают, чтобы избавил мужей от беса винопития. Иногда и помогает...

— Ну, у нас все точно так же... — сказал Тарик. — Короче говоря, Тяпа навернулся так, что костоправы отступились, и остались у него ноги колесом, ковыляет с палочкой. Из дюжины коз оставил четырех, сыру варит гораздо меньше (да такого, что и тюрьма отказалась, одна лавка для бродяг берет, и цеховой надзиратель уже приглядывается), жена сама давно уже шерсть прядет, зимние платки вяжет, на том и держится дом... Так он ее колотит, когда

40

Самоделка — самогон (как правило, низкого качества).

пьян, а пьян он каждый второй день, не считая первого. И ведь она терпит, Старшинам ни разу жалобы не принесла, иначе бы давно взгрели за то, что меры не знает. У него и сейчас наверняка пляшка²² в кармане, прихлебывает помаленечку. Все говорят: точно самоделку гонит, на покупное никакой денежки бы не хватило при таком винохлебстве...