Небо в кармане 2! (СИ) - Малыгин Владимир - Страница 59

Вот и Парк. На поле тихо, лёгкая дымка над утоптанной травой дрожит, капли росы посверкивают, и ни одной живой души. Лишь вдалеке, у нашего сарая, наблюдаю какое-то шевеление. Подъезжаем ближе, и с удивлением различаю долговязую фигуру Тринклера. Ранняя пташка!

Заспанные жандармы докладывают Изотову о благополучном ночном дежурстве, слушаю их краем уха, а сам с Густавом здороваюсь:

— Доброе утро. И как это вы умудрились так рано приехать? Даже раньше меня.

— Так я никуда и не уезжал, — смущается инженер. — Я здесь ночевал, в этом сарае прямо под крылом самолёта.

— Не замёрзли? Ночи уже холодные?

— Ничего, я в углу чехлы старые нашёл, подстелил их. Знаете, давно так хорошо не спал, — проговорил Густав Васильевич. Повёл носом, принюхался, и покосился на корзину в моих руках. — А это у вас что там?

— Это? — приподнял корзину. — Это мне кухарка перекус собрала. Чтобы было чем днём подкрепиться.

— А там не найдётся, чем мне сейчас подкрепиться? — с детской непосредственностью поинтересовался Тринклер.

— Найдётся, — улыбнулся и протянул ему корзину. — Разбирайтесь сами…

Пока инженер шуршал обёрточной бумагой и торопливо подъедал мои запасы, я распахнул створки дверей и обошёл вокруг самолёта, осматривая его со всех сторон. Мало ли что доложили ночные караульные? Лучше самому убедиться, что всё нормально. А то понадеялся уже один раз, так потом пришлось на вынужденную садиться.

— Да я уже всё осмотрел, Николай Дмитриевич, — порадовал меня Тринклер. — И масло проверил, и воду. И даже долил бензин в бак!

Густав Васильевич торопливо дожевал бутерброд, упаковал остатки и накрыл салфеткой. Осмотрел сарай, повертел в руках корзину:

— А куда её поставить? Боюсь, на полу её мыши погрызут.

— Тогда в машину на сиденье? — предложил.

Это хорошо, что инженер уже все технические предполётные процедуры провёл, но всё же… Опять же контровку необходимо проверить. А то мало ли где резьбовые соединения отошли от вибрации? Всё-таки сделал я то, что давно задумывал, «придумал» гайки с ушками. Ну и параллельно с этим пришлось ещё и медные трубки для топливной системы начать вальцевать. От резиновых шлангов отказался, бывали случаи, когда при работающем моторе бензин в них начинал от тряски пениться, и появлялись перебои. И в тормозной системе медные трубки мне чуть позже пригодятся.

Закончил с осмотром, переоделся в лётное обмундирование, приказал выкатывать самолёт наружу. Сам слежу, чтобы обшивку крыльев при буксировке не повредили. Утро же раннее, солнце ещё не взошло, люди окончательно не проснулись.

Тишина стоит на поле, птички вдалеке еле слышно чирикают, городской шум не долетает, и даже паровозных гудков на железной дороге не слышно по раннему времени.

Залез в кабину, пристегнулся, уже привычно посетовал, что парашюта нет, и тут же забыл об этом. Пробежался взглядом по арматуре кабины, осмотрел скудную пока ещё приборную панель. Всё нормально!

Запустились. Была тишина и сплыла. Прогрел движок, погонял его на разных оборотах, на слух проверил работу. Поработал рулями, дал отмашку Тринклеру.

Убрали колодки из-под колёс, можно выруливать. Палец автоматически поискал на ручке управления кнопку переговорного устройства и закономерно её не нашёл. Что-то воспоминания накатили, захотелось в этот момент зажать тангенту и связаться с руководителем полётов, запросить разрешение на выруливание, послушать переговоры в эфире. М-да, нескоро мы ещё до этого дойдём. Но дойдём точно!

Перед тем, как поддать газку, огляделся по сторонам. Нужно же перед выруливанием убедиться, что никто не собирается мне под колёса прыгнуть?

Поле пустое, никого, можно в любом направлении взлетать. Ну, почти в любом. Налево нельзя, не успею высоту набрать, здание помешает. В общем, налево везде плохо…

Двинул вперёд рычаг управления оборотами, мотор басовито рыкнул, самолёт завибрировал всем корпусом, вздрогнул, подпрыгнул на месте, показалось даже, что от удовольствия махнул по собачьи хвостом и радостно рванулся вперёд. И даже как-то неожиданно быстро покатился, так что пришлось тут же торопливо прибирать обороты, чтобы особо не разгоняться.

Сходу, со стоянки, взлетать не хочу, сначала немного по земле прокачусь, проверю технику на исправность после ночи. Одно дело визуальный осмотр, и совсем другое вот такая проверка на практике. Раз на молоке ожёгся, теперь на воду дуть буду.

Поле хоть и утоптанное, но до ровной поверхности искусственного покрытия ему ой как далеко. Пневматики, конечно, гасят какие-то неровности, но не все. Тряска через стойки передаётся на корпус, катимся, крыльями покачиваем и то подпрыгиваем, то в какую-нибудь впадину проваливаемся. Для воздухоплавателей это некритично, а для нас весьма неприятно, я вам скажу. Вчера день был сложный, на подобные мелочи внимания не обратил, а вот сегодня состояние лётного поля мне не нравится. Да ещё то и дело на пути попадаются глубокие колеи от колёс. То ли они тут на колясках разъезжали, то ли на телегах, очень уж следы узкие. Словно по шпалам скачем…

Прокатились недалеко, не захотелось больше зубами клацать на каждой кочке. Метров через сорок убрал обороты до малого газа, дождался, пока упадёт скорость и плавно развернулся на девяносто градусов. Как раз на длинной оси поля и оказался. Ничего критичного в работе матчасти не заметил, буду взлетать!

Быстрый взгляд вперёд, на поле — чисто. Останавливаться не стал, сразу же плавным движением руки толкаю вперёд РУД, ручку управления от себя, и теперь всё внимание разбегу. Ох, как шустро запрыгали! Обороты максимальные, мотор ревёт, быстрый взгляд на приборную доску, дальше работу мотора контролирую на слух. Некогда отвлекаться, разбег короткий, самолёт поднимает хвост буквально через пятнадцать-двадцать метров. Ему сегодня легко, утро прохладное, воздух плотный, и в пассажирской кабине пусто. Мешок с песком остался в ангаре.

Ручка уже в нейтральном положении, просто придерживаю её легонечко пальцами. Скорость растёт, и самолёт перестаёт переваливаться с колеса на колесо, обретает устойчивость, идёт ровненько. И крыльями уже не машет, подобно подбитой чайке.

Подпрыгиваем упруго на очередной неровности, зависаем на мгновение в воздухе, валко покачиваем крыльями, и тут же опускаемся, колёса цепляют грунт — тук! Затрясло сильно, тут же от тряски под правой рукой внизу тоненько забренчал рычаг сброса бомб с внешних подвесок. Как будто крепления разболтались или тросовая проводка по борту шкрябнула.

А ведь вчера ничего похожего не было. Натяжка ослабла? После посадки нужно будет обязательно глянуть, что там с проводкой такое. И снова подпрыгиваем. И на этот раз уж точно летим! Басовитый рокот мотора сменяется на торжествующий, пропеллер весело тянет вперёд, под крыльями проносится истоптанная, изрезанная колёсами земля с кочковатыми пятнами пожухлой осенней травы, и плавно уходит вниз. Ручка управления становится тугой и перестаёт свободно болтаться. Тяну её на себя, даже не тяну, а слегка расслабляю мышцы руки, и самолёт тут же отзывается, вспухает, уходит вверх. Вертикальную скорость держу в пределах трёх метров, не больше. Но и этого на сегодняшний день больше чем достаточно. Насколько я знаю, за границей сейчас набирают высоту в основном за счёт кривизны земли. Нет пока нигде нормальных моторов, даже до авиационного «Гнома» ещё далеко. Летают на том, что есть, а есть лишь слёзы…

Метрах на тридцати ударило бы по глазам восходящее солнце, если бы не предусмотрел заранее такой момент. Прищурился, отвернулся в сторону. Кстати, а ведь наверняка можно в очки заказать затемнённые стёкла! И ещё одно — а почему бы в кабине не поставить козырьки от солнца? Или можно на боковые окна шторки повесить. Государь меня на юг отправляет, а там солнышко будет гораздо жарче…

Вот и граница поля. Промелькнула внизу редкая цепочка выставленного из жандармов оцепления, проплыло огромное величавое здание эллинга, ушла под капот ленточка железной дороги. Можно разворачиваться!