Поцелуй черной вдовы (СИ) - Бергер Евгения Александровна - Страница 3

Соланж догадывалась, конечно, что с ее рождением связана некая грязная тайна, но понятия не имела, что брат станет тыкать ей этим в лицо. К тому же надеялась по наивности, что просто-напросто появилась на свет до оглашения и помолвки родителей, такое часто случалось, но что первый муж матери вовсе не был ей мужем – слышала в первый раз.

– Так ты действительно ни о чем не догадывалась? – ни на йоту не сжалился над ней брат. – Вот ведь сюрприз, ну, скажи? Папашка сжалился над твоей блудливой мамашей и взял за себя вместе с ублюдком...

– Он сжалился не над моей, а над НАШЕЙ матерью, Джеймс, – сквозь зубы поправила его девушка. – Ты как-то странно забываешь об этом.

Лицо брата перекосило от злобы, когда он выдал в сердцах:

– Ну прости, что никогда не считал эту женщину своей матерью, дорогая сестрица. Она ведь только с тобой и носилась! Тебе угождала. «Соланж такая несчастная, бедная девочка. Я нужна ей особенно сильно!» – передразнил он слова своей матери. – Думаешь, мне не нужна была мать? Думаешь, я не нуждался в любви и заботе? Однако, носилась она только с тобой.

– Это неправда, она любила нас одинаково.

– Вот уж ложь. Ты всегда была ее «солнышком», «милой девочкой», я же – «негодным мальчишкой», допекавшим ее до печенок. Уверен, она ненавидела меня так же сильно, как и отца!

У Соланж защипало в глазах, и она, страшась разреветься и выказать этим слабость, прикусила до крови губу. И стиснула кулаки.

– Пятьдесят фунтов, – холодно повторила она. – Скажи отцу, мне нужны эти деньги.

– Зачем?

– Затем, что вы, проклятые кровопийцы, растранжириваете все до копейки! – закричала она. – А я хочу быть уверена в своем будущем. А иначе... – она постаралась унять сбившееся дыхание, – я прекращу помогать вам.

– Ты не посмеешь.

– Хочешь проверить?

С такими словами она схватилась за ручку и захлопнула за собой тяжелую дверь. Замерев в коридоре, прижала к громко стучащему сердцу сжатый кулак и надавила так сильно, как только могла...

Хватит, проклятое, знаешь ведь, этим грохотом ничего не добиться!

Только уши заложит, а ситуация, как была патовой, так и останется.

Хватит быть слабой, Соланж, ты все сделала правильно. Следовало давно завести речь о деньгах и, скопив нужную сумму, уехать на Острова! Избавиться от браслета и...

Она покосилась на правую руку, на которой, будто наручник, выделялся серебряный обруч в дюйм шириной.

Каково быть свободной и независимой от всего?

Не оглядываться по сторонам?

Не убивать ради денег...

А любить?

Каково это, любить?

Мысли снова свернули на запретную тему, и Соланж стиснула зубы. Вот уж о чем она думать не станет, так это о глупостях вроде любви... У нее есть заботы намного важнее того, чего с ней никогда не случится, а значит, надо сосредоточиться на деньгах и думать только о них.

Можно ведь продать что-нибудь с дома: подсвечники там, серебряную посуду... Она, конечно, понятия не имела, как это устроить в маленьком городке, в котором каждый друг друга знает, но выход наверняка был.

А об отце... том, настоящем, она вообще думать не станет. Много чести для безымянного и безликого человека, о котором она знала так мало! И если она, в самом деле, уродилась в него – кожа перчаток скрипнула, когда пальцы снова сжались в кулак – то будь он воистину проклят.

Как уже проклята от рождения и она...

– Прошу вас, входите. – Входная дверь распахнулась, впуская отца и какого-то незнакомого человека.

По давнишней привычке не попадаться лишний раз отцу на глаза, Соланж метнулась под лестницу и притихла там.

– Где мы можем спокойно поговорить? – спросил незнакомец, не удосужившись скинуть с головы капюшон. – Без лишних ушей.

Отец подался было в сторону библиотеки, но, услышав грохот бутылки, понял, что Джеймс все еще пьянствует там, и повел гостя в маленький кабинет рядом с гостиной.

– Смею уверить вас, сэр, здесь нам никто не помешает, – произнес он, пропуская того в открытую дверь.

Соланж обождала минуту-другую, а после, прокравшись по коридору, прильнула ухом к двери.

И... ничего не услышала.

Если мужчины и говорили, а они, ясное дело, делали это, то толстый дуб, будь он неладен, не пропускал ни единого звука.

О чем же они говорят?

Кто этот мужчина в темном плаще?

Во что еще, помимо прочего, вляпался тот, кого она называла отцом?

Соланжп так крепко задумалась, скрючившись у двери, что едва разогнулась, когда уловила за дверью шаги... Снова забилась под лестницу, и в тот самый момент гость в капюшоне опять вышел из комнаты и направился к двери в сопровождении семенящего следом отца.

– Значит, договорились, месье Дюбуа? – осведомился с порога.

– Договорились, сэр.

И Соланж ощутила, как дернулось сердце в груди. И холодком потянуло по коже...

На этот раз Соланж повезло больше: дверь оказалась закрыта не полностью. То ли отец по беспечности и торопясь поделиться новостью с сыном прикрыл ее не до конца, то ли бог ей подобных благоволил к девушке, только, прильнув ухом к двери, Соланж услыхала:

– У нас проблемы, Джеймс. Большие проблемы. Ты меня слышишь или упился до потери рассудка?

– Я слышу, – прозвучал сиплый голос. И ворчание, от которого ей захотелось глаза закатить: – Тут приходила Соланж и требовала дать денег. Она злая как черт. Чуть не убила меня!

Отец помолчал, будто взвешивая услышанное, и произнес:

– Это не самое страшное, сын: дело в том, что мы раскрыты. И вопрос стал ребром...

– Что значит «раскрыты»?

– То и значит, болван: кто-то знает все про Соланж. О том, что мы делаем ради денег!

Брат, наверное, выглядел ошеломленным, по крайней мере, именно так Соланж ощущала себя, и отозвался не сразу.

– Но как?

– Мне почем знать – мы были так осторожны. Это всего лишь четвертая смерть! Мы могли продолжать бесконечно.

Бесконечно?

Соланж сделалось дурно от этого слова. Вязкий вкус ненавистного бересклета наполнил рот, вызывая прилив тошноты... Но она, сконцентрировавшись на разговоре, а не на собственных ощущениях, снова продолжила слушать.

– А нельзя ли просто сбежать? – В голосе брата звучала надежда. – Собрать пожитки, деньги – и просто исчезнуть?

Соланж даже замерла, дожидаясь ответа. Знала, что братом, задавшим этот вопрос, двигали вовсе не братские чувства, а банальные корысть и эгоизм, но все равно была ему благодарна за этот вопрос.

– Нас найдут и тогда будет хуже, – ответил отец. – Человек, с которым я говорил, выглядел очень серьезно и сразу предупредил, что, как лица, внесенные в королевский реестр, в случае бегства, мы будем объявлены беглецами и вне закона, так что каждый охотник за головами сможет нас пристрелить. Что, хочешь пообщаться с охотниками, сынок? Я как-то не очень.

Повисла гнетущая тишина, в которую только сердце Соланж звучало так громко, что уши закладывало.

Что вообще это значит?

Их афера раскрыта и все-таки они до сих пор на свободе...

О чем тот, в капюшоне, и ее... ненастоящий отец договорились между собой?

– Тогда что он хотел, тот, о котором ты говоришь? – спросил Джеймс.

Сестра едва расслышала его голос, таким тихим он был. И вцепилась зубами в перчатку, усмиряя испуг, когда услышала:

– Он хочет Соланж.

– Что? Зачем ему эта увечная?

– Уж не затем, полагаю, чтобы в постели побаловаться. Он знает, что она ядовита, как белладонна, и именно потому... покупает ее! Вот, – в комнате звякнул мешочек с деньгами, – он дал нам залог.

– Сколько?

И это все, что брат мог спросить?! Деньги в момент затуманили его разум. Мерзкий червяк! Его не волнует, что родную сестру, пусть даже отчасти сводную, кто-то, настроенный очень серьезно, желает купить, как кобылу.