"Фантастика 2024-119".Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Горъ Василий - Страница 101

Одноклассники тоже… хм… порадовали. Минимальным ажиотажем и интересом «издалека». Да, Елизавета Калитина все-таки выполнила поручения родичей, изобразив искреннюю радость, отметив, что я здорово вырос, и задав пяток вопросов о времени, проведенном в Италии, но этот «допрос» почти не напряг из-за того, что проводился через «не могу» и закончился намного быстрее, чем ожидалось. А потом в помещение вошла госпожа Лисицина, и классу стало не до меня. Вот я и занялся делом. Правда, не сразу, а только после того, как Марина Викторовна подняла Павла Крашенинникова и задала вопрос по материалу, пройденному в мое отсутствие.

Особо не хамил: быстренько влез в архив видеозаписей, вырезал и залил в новое сообщение нужный фрагмент разговора с Дашковым, в темпе набрал сопроводительный текст и добавил время поединка, благо, к этому моменту Валя успела забронировать большую арену на шестнадцать тридцать. Пока добавлял в соответствующее поле айдишки получателей, поймал себя на ощущении, что эта ситуация мне просто снится, ибо в памяти моего комма не может быть личных контактов Императрицы-Матери и ее личного целителя!

Что самое забавное, Замятина подумала о том же. А после того, как я отправил сообщение всем трем адресатам, показала мне экран своего комма с коротеньким сообщением:

Я коротко кивнул и заставил себя сосредоточиться на ответе княжича. Как оказалось, не зря: как только он закончил бредить на довольно скользкую тему символизма в любовной лирике Константина Тихоновича Лаврентьева, госпожа Лисицина повернулась ко мне и ехидно ухмыльнулась:

— А что по этому поводу скажете вы, Лютобор Игоревич?

Я неторопливо встал, одернул брюки и задал встречный вопрос:

— Скажите, вы действительно считаете, что этот поэт целенаправленно придумывал те образы, над толкованием которых ломают головы поклонники его таланта?

Женщина хитро прищурилась, став похожей на лисицу:

— Мое мнение я выскажу в конце урока. А пока хочу услышать ваше.

— Что ж, как скажете… — усмехнулся я и повторил аргументы, некогда родившиеся во время спора со Славомиром: — Все стихотворения Константина Тихоновича я, конечно же, не анализировал, поэтому буду отталкиваться лишь от двух — «Грезам у свечного огарка» и «Прощальной мольбе». На мой взгляд, никакого особого символизма в этих произведениях нет: если попробовать подобрать альтернативные рифмы к двум первым строчкам первой, третьей и четвертой строфы «Грез» и второй, третьей, пятой и шестой «Мольбы», то окажется, что эти варианты либо не звучат вообще, либо звучат гораздо хуже оригинальных. А если учесть тот факт, что вышеупомянутые произведения господин Лаврентьев состряпал, что называется, на коленке, находясь на приеме у Анны Левицкой, то можно прийти к очевидному выводу и по «общим идеям»: поэт соблазнял хозяйку приема, используя великолепное чувство ритма, богатейший словарный запас и образы, если можно так выразиться, «подобранные» в ее же гостиной!

— Вы хотите сказать, что он облекал в рифмованные образы то, что видел вокруг? — требовательным жестом прервав начинающийся ропот, спросила она, дождалась утвердительного ответа и весело хохотнула: — Вы не поверите, но приблизительно то же самое я заявила своему преподавателю лет… много тому назад и получила честно заслуженную десятку! Правда, я, в отличие от вас, добросовестно представила себя на месте соблазняемой особы, страшно возмутилась и озвучила сделанные выводы, пребывая в раздражении. А вам, судя по всему, не до моральных терзаний.

— Так и есть… — подтвердил я. — Любые отношения должны строиться на взаимном интересе и при непротивлении сторон. Раз подкаты Константина Тихоновича были приняты, значит, его тактика имела право на жизнь. Далее, я не считаю, что вправе судить взрослого человека, ибо во взрослой жизни понимаю очень и очень немного. И последнее: я не люблю стихи этого поэта, так что выучил некоторое количество исключительно для широты кругозора.

— Что ж, я вас услышала, а теперь с большим удовольствием предоставлю слово личности, возмущавшейся громче всего. Игорь Миронович, расскажите нам, пожалуйста, что именно вам не понравилось в субъективном мнении Лютобора Игоревича и почему…

…На литературе я, фактически, отдыхал, пользуясь заделом в знаниях, полученным еще у Рарогов. А на алгебре, физике и химии пришлось очень серьезно попотеть, так как материал, который с начала второго семестра успел пройти класс, был для меня абсолютно новым. Нет, разобраться, конечно же, разобрался. Так как анализировал не только учебный курс Императорского лицея, но и информацию из Сети. А еще вовсю пользовался хорошей памятью и не стеснялся задавать вопросы преподавателям. Тем не менее, выкладывался до предела не только эти три часа, но и практически весь обеденный перерыв. И тихо радовался, что додумался изречь «глупость», ибо это решение отсекло почти весь поток «фанатов» и «обольстительниц».

Да, изредка отвлекался. На сообщения «старшей сестренки» и личной целительницы Императрицы-Матери. А еще просмотрел видеозапись встречи Янки с чемпионом лицея и его прихлебателями, счел, что эта троица вела себя несколько нагловато, и попросил подругу держать ухо востро.

На пятом и последнем уроке — философии — бил баклуши. Ибо вник в апории Зенона Элейского еще в «прошлой жизни» и не услышал в лекции лицейского преподавателя ничего нового. Кстати, в какой-то момент, одурев от скуки и ощущения «резинового» времени, решил, было, оспорить одну из формулировок Степанова, но тот как-то уж очень быстро со мной согласился, и «ускорить» наступление перемены не удалось.

Прогулка до стоянки повеселила: слух о моей, скажем так, наивности успел облететь абсолютно всех учащихся, поэтому все встречные-поперечные поглядывали на меня либо злорадно, либо презрительно, либо сочувственно. И пусть последнее встречалось нечасто, я все равно радовался. Естественно, с каменным лицом. До тех пор, пока не увидел подъезжающий «Кайзер» и не выбросил из головы все лишние мысли. Почему? Да потому, что перед тем, как ехать ко мне, Раиса Александровна зарулила в Императорский дворец и подобрала Валентину Алексеевну. А расслабляться в присутствии этой особы я был еще не готов. Вот и контролировал чуть ли не каждый жест: помог обеим дамам выбраться из салона внедорожника, сделал каждой по комплименту, «позволил» опереться на мои предплечья и всю дорогу к дуэльному корпусу отвечал на вопросы личной целительницы Императрицы-Матери, решившей сделать первый шаг в начинающейся игре с появления на моем поединке.

Кстати, ее узнавали, что называется, влет. И выпадали в осадок, ибо столь высокопоставленная и влиятельная личность шествовала по территории, опираясь на руку… хм… «наивного мальчика», привычно обращалась к нему на «ты» и жизнерадостно смеялась над его шутками, а остальных учащихся не замечала. Но и это, как выяснилось, было еще цветочками. А ягодки Шахова изобразила на парадной лестнице нужного нам здания. Когда сфокусировала взгляд на группе взрослых, стоявшей на верхней площадке, узнала Гаранина и весело хохотнула:

— Добрый день, Мстиш! Счел необходимым присоединиться к команде талантливого ученика, дабы когда-нибудь заявить, что приложил руку к его развитию?

— Привет, Валь! — улыбнулся Архимаг и притворно вздохнул: — Хотелось бы. Но сегодня, увы, не получится: Тёма Светлов на подъезде, и я не могу его не встретить.

— Он тоже собрался поболеть за Лютобора Игоревича?

— Пока выполняет некогда данное ему обещание. Но после этого боя, вне всякого сомнения, пополнит наши ряды… — ответил Мстислав Рогволдович и хитро прищурился: — Кстати, не знал, что ты водишь знакомство с Зыбиными. И… да, представишь меня Раисе Александровне?

Формулировка вопроса заставила подобраться: мужчина по какой-то причине решил подчеркнуть свое уважение к моей «старшей сестричке», и это мне не понравилось. Слава богу, за время взаимных представлений Гаранин держался с Земляничкой настолько корректно, что я почти без внутреннего сопротивления оставил ее в компании двух Архимагов, а сам в сопровождении Валентины ушел в раздевалку…