«Неотложка» вселенского масштаба (СИ) - Агатова Анна - Страница 8

Глаза у неё оказались раскосые, как у того мужчины, что её продал. Впрочем, как и у всех людей, что остались в том мире. Лоб девчонки сморщился, губы скривились. Больно!

— Ты меня слышишь? — спросила, наблюдая за её зрачками.

Девочка шевельнула губами. «Да», — скорее угадала, чем услышала я. Зрачки одинаковые, реагируют на свет. Хорошо.

— Как тебя зовут?

Она прошептала:

— Ума-шен.

— Это имя или какие-то звания-названия? — уточнила у Всёли.

— Имя. Её так зовут.

— Ясненько.

И уже вслух, обращаясь к девчонке:

— Машэ, покажи где болит?

Она подняла здоровую руку, коснулась головы за ухом, потом — рёбер, другой руки.

Так, ясно. Дела были не так плохи, как казалось. Двигалась она как-то замедлено и смотрела строго перед собой, но причина могла быть и в простом испуге.

Начнём.

— Обезболить, — потребовала я.

Привычный матовый металл инъектора оттянул правую руку. Одно прикосновение к сгибу локтя девчонки, ещё несколько вокруг перелома — множество мелких, с волос толщиной, иголок вводили и вводили лекарство туда, где нужно было утихомирить боль.

Девочка смотрела в потолок совершенно безжизненно, выражение лица было ненормально спокойным. Я то и дело косилась на грудную клетку – дышит или нет? Жива, но… Может, что не так с неврологией? Рефлексы проверить надо.

И, обколов все места, требующие неотложной помощи, провела по стопе обратной стороной инъектора с остриём. Неврологические реакции в норме. Почему же она такая заторможенная?

— Уже неплохо, — пробормотала себе под нос и материализовала несколько флаконов с лекарственными растворами и помпу для их введения. С таким состоянием организма одними добрыми намерениями не отделаешься. — Ты, Машенька, пока полежи, я тебя полечу, отдохнёшь немного и буду тебя превращать в человека.

Но «Машенька» никак не отреагировала на мои слова.

Ладно. Допустим, шок у ребёнка — чуть не убилась, её продали, а теперь в сплошном белом свете незнакомая женщина что-то с ней делает. Пусть переживёт это всё, потом поговорим. А я поработаю.

И занялась переломами.

Нарастить костную мозоль невозможно за пару минут – это любой знает, нужны хотя бы сутки. Вообще-то, процесс можно было ускорить, укрепив конечность ножным корсетом и дав плавно возрастающие нагрузки.

Но такое стоит делать в совсем особых случаях и не с этим состоянием здоровья. Сканирование показало, и моё чутьё только подтвердило, девчонка ослаблена до предела. Судя по всему, причина в скудном, однообразном питании, несоразмерных ему физических нагрузках, высоком уровне травматизма. Потому и упала. Скорее всего, это обморок. Возможно — голодный.

А вот этот пустой взгляд в пространство и полное молчание наводили на мысли о трудностях психологического плана. Только заниматься этим мы будем не сейчас.

С помощью туники я соединила свежие переломы, напитала ткани нужными микроэлементами, запаяла вокруг руки и обеих ног жесткие фиксирующие повязки, прошлась по ним конверсом — полежит наша Машенька пару дней, а потом сможет активно двигаться и заниматься. Если брать во внимание её предыдущий образ жизни, то движение для неё — огромная часть жизни, и сбрасывать это со счетов не стоит.

Но прежде всего — восстановление баланса организма, а попросту — откормить жившего впроголодь ребёнка. Мои соображения плотно переплелись с информацией, выдаваемой Всёлей. Мысленно мы обсудили, с каких питательных веществ начать сейчас и что можно ввести только завтра.

Ещё один флакон воплотился в руках, и я заменила опустевший в помпе – она исправно перекачивала по каплям лекарства в организм девчонки.

— Машенька, — я разговаривала с ней, но казалось, что сама с собой — она всё так же молчала и не реагировала. — Надо тебя покормить. Пока вот так, а попозже я тебе какого-нибудь супчика сделаю. Какой ты любишь?

— Ума-шен умерла, — сказал ребёнок и чуть заметно улыбнулся.

Я не ожидала ответа, а уж такого — тем более. Поэтому подавилась и закашлялась. А потом возмутилась:

— Ещё чего! Даже не думай!

А в голове тихой, но тревожной сиреной прозвучало всёлино: «Она нужна мне живой!»

Вот как? Интересно. Но и с этим мы разберёмся попозже — не до того: лицо ребёнка страдальчески сморщилось.

— Ума-шен хорошо: не больно, нет голода, тихо. Можно отдыхать, — слеза покатилась из глаза по виску. — И здесь тепло... Так не бывает. Ума-шен, наконец, умерла?

И она улыбнулась, всё так же глядя на свет круговой лампы.

Стоп, стоп, стоп!

Я наклонилась над ней так, чтобы наши взгляды встретились. Она меня, похоже, не видела, но казалась вполне счастливой.

Что же эта плосколицая задница с ней делал, что девочка рада смерти?

— Она нужна мне живой! — взвыла Всёля.

— Да что с тобой, Всёля?! Она вообще случайно подобранный, никому не нужный ребёнок.

— Она не случайный ребёнок! Ты привела меня к ней неслучайно, и она нужна мне живой! Живой и счастливой!!!

Это вообще уже никуда не годилось! Ладно живой: у нас со Всёлей есть правило, мы его никогда не обсуждали, но наши пациенты, которых мы считаем гостями, никогда не умирали. Было бы нелепо хоронить гостей. Ведь так? И тут всё понятно – спасти любого! Обязательно! Но вот чтобы еще и счастливыми сделать?..

Я вздохнула.

— Ладно, Всёля, помолчи! Дай подумать.

Так... Что она там сказала? Ей не больно, не хочется есть, можно отдыхать? Интересный набор. Странный, но интересный. Значит, поработаем с тем, что есть.

— Машэ, больше никогда не будет больно, можно будет есть, когда хочешь, и нужно будет обязательно отдыхать. Понятно?

— Так не бывать, — прошептала девчонка, не отводя взгляда от круговой лампы над моей головой.

Задумалась. Что она имела в виду? Не будет больно, можно есть и нужно отдыхать?

— Думаешь, что так не бывает?

— Не бывать… — совсем уж одними губами прошептала она.

И я качнулась в сторону, чтобы она не увидела моих слёз, отвернулась. Сморщилась, вытерла глаза. Да мои родители — просто божьи посланцы! Разве что Игорь мог бы кое-чему научить широкоплечего.

Опять наклонилась к девчонке и твёрдо прошептала:

— Я обещаю, что всё это будет! Понятно?

Она невыразительно качнула головой.

— А отдохнуть нужно. Это обязательно! И если появится боль, немедленно зови, нельзя терпеть! Понятно?

Она наконец сосредоточила на мне взгляд.

— Госпожа богиня? – пересохшие губы еле-еле пропускали слабый голос.

Я нахмурилась, а потом поняла.

— Нет, — сказала с усмешкой (кажется, я начала понимать её странный способ выражение мыслей) и выпрямилась, — я не богиня! Просто не люблю, когда люди умирают. Всё, отдыхай.

Что ж, пора и мне отдохнуть. Устала. Потянулась всем телом.

— Снять тунику!

Лекарства сейчас начнут действовать – в последней порции было снотворное – и девчонка уснёт. Во сне регенерация всяко проходит быстрее. А завтра утром проверю её и, если всё будет хорошо, вплотную займёмся восстановлением организма. Начнём с высококалорийной разнообразной диеты, а закончим… вот хотя бы причёской и что там ещё нужно, чтобы молоденькая девочка чувствовала себя счастливой? Я оглянулась на Машэ.

Оглянулась и поняла – напрасно я сняла тунику прямо здесь, при ней. Приказ был мысленным, она его не слышала, но мелькание белых пластин моей брони, похоже, заметила. Потому что в её взгляде я прочитала вечный приговор: «Меня спасла богиня!».

Совсем я расслабилась тут в одиночестве. Надо быстро менять направление её мыслей.

— Ты что из еды любишь? — спросила тихо, а девочка, чуть потеряв благоговейное выражение, задумалась, нахмурилась, и в её чертах проступило недоумение.

Слёзы были ещё очень близко, и от этого мне хотелось закрыть лицо руками и поскулить. Да этот ребёнок вообще знает, что бывает еда, которую можно любить меньше или больше? А что еда бывает разная?