«Неотложка» вселенского масштаба (СИ) - Агатова Анна - Страница 23

Лика была ещё слаба после всех травм и лекарств, а ещё — волновалась. Валентин обнимал, а скорее поддерживал её за талию, смотрел на неё с нежностью и любовью. Выплаканные ночью слёзы уже не мешали мне любоваться этой красивой парой и завидовать одной счастливой девушке, которую искренне любил мужчина не за то, кто она, а за то, кто он рядом с ней.

Лика обняла меня слабыми руками и вяло улыбнулась.

— Спасибо тебе, Ольга!

А потом повернулась к своему жениху.

— Как же теперь быть со свадьбой?

— А как? — удивился он. — Всё по плану.

И пожал плечом — ничего особенного.

— Но мои волосы... – Лика очень аккуратно потрогала пальцем голову и чуть нахмурилась. — Как же я лысая и на свадьбе?

— До свадьбы отрастут.

— Когда ещё они вырастут, — она сожалела, но это была грусть, а не горе.

Валентин взглянул на меня вопросительно. Нет, я не богиня. В других обстоятельствах можно было бы попробовать, конечно, ускорить, но не после того, что перенесла Лика. Поэтому отрицательно качнула головой.

— Тогда, — решительно поговорил Валентин, — мы выберем тебе другое платье. Чтоб подходило под твою короткую причёску! А лучше… — Валентин задумался и улыбнулся очень-очень хитро, становясь похожим на мальчишку. — Мы введём новую моду на короткие женские стрижки!

Они уже стояли за дверью. Оба обернулись, улыбнулись нам с Машэ, и дверь закрылась.

— Машенька, а скажи, ты боишься вида крови?

Она оторвала взгляд с закрывшейся двери на меня, округлила глаза и пролепетала:

— Пусть не гневается госпожа богиня! Машэ не хотела!

— Как драться со мной, так не боишься, а как раны увидела, так в обморок хлопнулась... — пробурчала я и уселась на диван. — А я хотела тебя себе в помощницы взять.

Глаза у Машэ стали совсем большими, она опустилась у моих ног и почти взмолилась:

— Ольга-се хорошая! Она не сделает это!

— Не сделаю, — тяжело вздохнула я.

И память подбросила воспоминания о моём первом пациенте. Я ведь и сама боялась крови и вообще всего, была такой трусихой!

— Нет, не была, — возмутилась Всёля.

Я только хмыкнула. Чтобы не говорила моя невидимая помощница, я-то помню.

— Ольга, ты собачек любишь?

Я доедала завтрак, пытаясь не видеть того, что мне транслирует прямо в мысли Всёля.

Собачек? Я замерла. Вопрос был неожиданный, разбудивший воспоминания.

Игорь не любил слабость. А собака, что лежала поперёк дорожки Графского парка, была слаба — наверное, ранена на охоте, отбилась от своры, а теперь только и смогла, что выползти на тропинку, где ходили люди. Люди, она знала, ей помогут.

Мой любимый мужчина, завидев лежащее поперёк дорожки тело, спешился. Держа коня в поводу, подошел к псине и пнул её. Собака слабо взвизгнула, а Игорь от этого вспыхнул, разозлился и пнул ещё. Только сильнее. Так, что собака закричала.

Я закричала почти одновременно с ней, и, пока спешилась, путаясь в стременах, пока подбежала к Игорю, он вошел в раж и уже бил и топтал беспомощное животное сапогами, призвав на помощь ещё и магическую плеть. Я цеплялась за его руки и локти, просила остановиться, а он с лёгкостью стряхивал меня и бил дальше.

Псина уже превратилось в кусок окровавленного меха, а он будто не замечал, снова и снова замахиваясь и нанося удар по безвольному телу на тропе.

— Игорь! — дернув его за локоть, я успела стать перед ним до следующего пинка. Схватила его за лицо двумя ладонями и глянула в глаза. Зрачок расширен почти на всю радужку, кровавый огонёк бешенства в глубине, дыхание частое, сорванное, гримаса ярости и наслаждения на лице.

Ромшанство! И я сделала единственно возможное — впилась поцелуем в его оскаленный рот. Я дарила всю свою любовь, всю нежность, всю страсть, на которые только была способна, взамен несчастной твари, умирающей у нас под ногами.

Я поцеловала, и он ответил. Ответил со всей мощью урагана, бушевавшего в нём в ту минуту.

Потом неделю я не могла лежать на спине — кожа, содранная о кору ближайшего дерева, заживала медленно. Я и сидела потом с трудом, но это хотя бы прошло быстрее. Всё же занозы и мелкая древесная крошка в ранах на спине мешали заживлению, и регенерация там шла медленнее, чем в другом месте.

После того случая я с осторожностью и недоверием относилась к собакам. Головой я понимала, что влезла сама, что рассудочно приняла то решение, но тело... Тело помнило боль и связывало её с появлением собаки на нашем пути.

— Не знаю, люблю ли я собачек, но знаю точно, что отношусь к ним без восторга, — со вздохом ответила я Всёле.

— Это хорошо, что с опаской. Потому что с большими собачками так и надо. Вставай, пойдём.

— Всёля, куда? — Но я уже поднялась из-за идеально чистого, абсолютно белого стола, который всё ещё казался непривычным без скатерти. «Негигиенично», — на мою просьбу постелить хоть что-то самое простое ответила Всёля. Уже разворачиваясь, чтобы уйти, я ещё раз провела пальцем по гладкой поверхности, похожей на отполированный камень, но не каменной — слишком тёплой и блестящей.

Мыслям о природе окружавших меня вещей места больше не осталось.

Сначала Всёля приказала одеться так, чтобы можно было пройти где угодно, и я с нетерпением надела тот костюм, который она воплотила по моему желанию. Это сменило моё просто большое уважение к ней на безмерное. Темные, почти чёрные штаны, черная блуза в обтяжку и просторный плащ дополнялись удивительными ботинками. Я видела такой костюм в одной из подвижных картинок, которые мне во множестве показывала Всёля, знакомя со своим устройством и многоликостью.

«Это называется ролики, Ольга!»

Меня потрясла ловкость девушки, одетой в такую одежду, и особенно — вот эти ботинки. Они сами по себе были отличным средством защиты и, возможно, нападения — толстая подошва с ребрами, высокая шнуровка и при этом — мягкие и гибкие, будто сшитые из змеиной кожи.

И пока я одевалась, по-детски радуясь новому наряду, и пока шла к выходу, неожиданно открывшемуся простой дверью в самой большой из комнат, Всёля «транслировала» мне картинки скелетов.

— Это собаки, — поясняла она мне между краткими указаниями, куда идти. — Так нужно обрабатывать кожу перед операцией. — И я видела, как малюсенькая гребенка на толстой ручке снимала шерсть с бока животного. — А вот расположение внутренних органов. — Наблюдала я подвижные картинки со светящимися сердцами, кишками и рёбрами сквозь ровные ряды древесных стволов.

Смотреть одновременно и на одну, и на другую реальность было трудно. Но даже это не мешало бояться всё сильнее. Идти, правда, пришлось недолго — на полянке, под развесистым кустом лежала... лежало... В общем, огромная зверюга с короткой чёрной шерстью с хрипом дышала, лёжа на боку под нависшими ветвями. На шее поблескивал ремешок.

Ошейник? А где тогда хозяин? И... кто он?

Я оглянулась — вокруг совершенно такие же деревья, как в лесах у моего отца.

— Всёля, где мы? И кто это?

Несомненно, это была паника. Она прозвучала в голосе пронзительным звоном, пробежала дрожью по позвоночнику и выступила холодным потом на ладонях. Страшно!

— Ольга, не стоит волноваться, мы в другом мире. А это... Это собачка, — сказала моя подруга, и в тоне я услышала то ли ласку, то ли тонкую издёвку.

А, может, в непривычной обстановке я плохо расслышала интонации? Здесь, за пределами станции, к которой я уже начала привыкать, голос Всёли звучал по-другому.

— Госпожа Вселенная, ты спасаешь собачек? — уточнила я.

Чужой мир — это здорово, потому что неприятные своей неожиданностью встречи исключены. И от облегчения я, наверное, не сдержала неуместную насмешку.

— Ольга, — голос потерял всякую эмоциональную окраску, — займись животным. Не забудь tunika.