Пожарная застава квартала Одэнмате (СИ) - Богуцкий Дмитрий - Страница 59

— Мир вокруг меня страдает, — произнес человек в черном, называющий себя Икио Тора. — Я не могу его так оставить.

— Возможно, почтенный господин и не знает, — произнес Юи, щурясь под своей шляпой от порывов холодного влажного ветра, — но от сосредоточенности на страданиях мира очень помогает дзэн.

— У Сатаке теперь очень болтливые вассалы, — безразлично произнес человек в черном, глядя мимо Юи на то, как Хасубэй выходил из дома, прикрываясь от порывов холодного ветра едва склеенным рисовым клеем бумажным зонтом. Господин Сатаке, горбясь, опираясь на палку, медленно брел последним.

— Я мог бы излечить вас, господин Сатаке, — произнес не моргая человек в черном.

— Боль этой раны, — устало произнес господин Сатаке, — успокаивает мучения моей больной совести.

— Это неумно… — успел произнести человек в черном, прежде чем громкое шипение загоревшегося пороха под зонтиком Хасубея прервало его. — Что?

Хасубэй выстрелил из своего пистолета сквозь зонтик прямо в лицо огромной женщины. Тлеющие обломки зонтика усыпали ее голубое кимоно и начали дымить на ткани. Вылетевшие из ствола обломки монет из лисьего золота изрешетили ее фарфоровое безучастное лицо, удар выстрела наклонил ее, как падающее дерево, да так она и замерла, не стоя и не падая, запрокинув изуродованное лицо без капли крови.

Кровь капала с поднятого к небу меча Юи.

Человек в черном не шевелился, глядя на изрешеченное лицо своей марионетки, голову его пересекал едва видный разрез снизу вверх, оставленный мечом, что прошел через его череп, выхваченный левой рукой из ножен Юи. Человек в черном не шевелился и только потому был еще жив. Круглая шляпа на его голове роняла глубокую тень на его лицо.

С треском, подобным взрыву, разлетелась одежда на втором спутнике человека в черном, соломенная шляпа с окошком для глаз взлетела так высоко, что казалось, скрылась из глаз в низких облаках, а выпрыгнувший из обрывков одежды некто третий оказался вовсе не человеком. Это была вещь. Третий оборотень — это шагающая машина с мечом, вращающимся на оси. Лисья вещь, одержимая гневным духом, используемая самым противоестественным способом. Лезвие меча без рукояти, закрепленное на вертикальном бревне с четырьмя паучьими ножками снизу!

Из чудовищно высокого прыжка эта вещь обрушилась на Юи сверху тяжелейшим ударом закрепленного на ней лезвия, и Юи едва смог удержать смертельный удар, подставив свой меч.

Удар снес Юи с ног, он едва успел вскочить, а следующие мгновения целиком ушли на то, чтобы только спасти свою жизнь.

Удары следовали непрерывно, справа, слева, сверху, снизу, снова слева, человек был бы не в состоянии отразить их все, Юи едва успевал, не думая, не вникая, полное отрешение, и смерть пробивалась к нему с каждым ударом.

Хасубэй лихорадочно перезаряжал пистолет, но чем он мог помочь?

Господин Сатаке мучительно медленно приблизился к замершему человеку в черном, едва не падая, поднял и протянул колеблющийся кончик своей палки к лицу под шляпой и легонько толкнул. Отрубленная часть черепа вместе с куском шляпы отвалилась и шлепнулась на землю двора, разбросав кровавые брызги.

— Зря, — произнес синими губами на оставшейся у него половине лица человек в черном. — Я вернусь.

И осыпался внутрь своей одежды облаком черной пыли.

Немедленно так же рассыпался некто третий с мечом, и упало на землю двора грудой пыли тело женщины-марионетки. Ветер унес пыль и не осталось ничего.

Юи замер с поднятым мечом, изувеченным глубокими зазубринами.

— Все? — тяжело дыша, произнес он.

— Нет, — устало ответил господин Сатаке, опираясь на свою палку.

Ветер выл в ивах у речки за постоялым двором. Низко над сырыми крышами неслись серые дождевые облака.

— Нет? — переспросил Юи.

— Они вернутся, — произнес господин Сатаке. — И либо принудят следовать их замыслам, либо просто подменят. Я должен стать для них бесполезен. Мое имя должно стать для них бесполезным. Как жаль, что самоубийство мне недоступно.

— Это как? — нахмурился Юи, вкладывая свой иззубренный в поединке с ожившей вещью меч в ножны.

— Это грех, — негромко произнес господин Сатаке.

— Я этого не понимаю, — ответил Юи. — Это замечательный, благородный исход. Где тут место для греха?

— Главное, что я это понимаю, — ровно произнес господин Сатаке. — И этого достаточно. Я не могу попасть в руки Ставки живым. Я не могу попасть живым в руки похитителей родословных. Я должен умереть. И тому должно быть надежное доказательство, чтобы они оставили меня и мою семью в покое. Вам придется убить меня, Юи, отнесите мою голову правительственным войскам. Если получите за это награду, не отказывайтесь. Хасубэй, доберешься до дома и все расскажешь отцу…

— Я этого не сделаю, — со спокойной, не преодолимой ничем решимостью сказал Юи.

— Тогда это придется делать старику Хасубею, — улыбнулся господин Сатаке. — А у него руки слабые.

— Ну, у него есть пистолет, — подумав, заметил Юи.

Хасубэй долго и тщательно заряжал свой пистолет, сыпал в восьмигранный ствол пороховую мякоть из рога, дрожащей рукой забивал деревянным шомполом замотанный в обрывок такни увесистый шарик свинцовой пули.

Потом старик долго раздувал фитиль. Потом мялся, отойдя на пару шагов от господина с поднятым к небу пистолетом в согнутой руке.

— Нет, — произнес наконец Хасубэй, опуская пистолет. — Я не могу. Простите, господин.

— Ради Бога, — тоскливо отозвался господин Сатаке. — Это же смешно. Смешно… Смешно.

Но никто не смеялся.

— Давайте, чертовы изгои, сделайте что-нибудь! — тихо прорычал господин Сатаке. — Убейте меня.

— Не нужно нас оскорблять, господин, — тихо ответил Юи. — Наше почтение к вам слишком велико.

Господин Сатаке с помертвевшим лицом упал на колени, сцепил руки в замок перед лицом и начал истошно молиться на непонятном безжизненном языке южных варваров. Затем, с усилием расцепив руки, припал к земле, распахнул кимоно на груди и содрал с себя повязку.

— Я плохой христианин, — в отчаянии прошептал господин Сатаке; запустив дрожащие пальцы в рану, он с воем и влажным треском разодрал ее. Юи и Хасубэй с ужасом следили за его самоистязанием.

Хасубэй, не выдержав воплей страдающего животного, дрожащими губами раздул тлеющий фитиль на змеино изогнутом замке своего пистолета, дрожащей рукой направил пистолет и выстрелил куда-то в содрогающееся тело господина Сатаке, вызвав еще один бессмысленный вопль и поток крови из раздробленной лопатки.

Юи, скрипнув зубами, решительно вынул из-за пояса короткий нож танто, когда-то принадлежавший его отцу, подошел, нагнулся над страдальцем и перепилил тому горло.

Потом, пока Сатаке отходил, Юи сидел рядом с рыдающим Хасубеем и бездумно оттирал руки от липкой крови.

Где-то там, за серыми тучами, солнце перевалило за полдень.

— Давай, — произнес Юи. — Нужно отдать его голову правительству.

Они встали и пошли к остывающему телу…

Когда они закончили, высыпали землю из горшка с надписью «Долголетие» и положили в него отрезанную голову.

Помолчали, прежде чем расстаться.

— Удачи тебе, старик Хасубэй, — произнес Юи. — Доберешься один до побережья?

— Не сомневайся. Куклы меня прокормят и обо мне позаботятся. Сделаю из этой истории представление.

— Не вздумай сделать с меня куклу, — нахмурившись, бросил Юи, вспомнив марионетку-воина в ящике за спиной старика.

Старик только засмеялся на прощание, тихо и печально:

— Не потрать всю награду разом.

Повернулся и побрел по мокрой дороге вниз к морю, согнутый тяжестью своего ящика.

Юи взял под мышку узелок с горшком внутри, повернулся и пошел вверх в горы к перевалу на замок Хара, где уже месяц после последнего штурма стояли войска Ставки, вылавливая по всей округе последних беглецов.

Так они и расстались и не встречались больше.

И кукольного представления такого Юи никогда не встречал.