Всегда твой (ЛП) - Хара Кай - Страница 53

Внезапно в горле у меня так пересохло, что кажется, будто оно вот-вот разорвется, если я не сделаю глоток воды в ближайшие тридцать секунд. Я так увлеклась нами, что не заметила, как подошел срок.

— Сикс…

— Ты хочешь пригрозить, что все закончится, потому что я попросила тебя физически обнажиться передо мной, как я делала это для тебя снова и снова, делая себя уязвимой и отдавая себя тебе? Отлично. Тогда считай, что все официально закончено. Хороший, чистый разрыв перед праздниками без всяких чувств, как мы и договаривались, верно?

У меня в груди поднимается паника, которую я никогда не испытывала раньше и с которой не знаю, как справиться сейчас.

Она бросает пару крошечных ключей на землю у моих ног.

— Я больше не твоя любовница, и уж точно не твой друг, ты сам в этом убедился, так что найди кого-нибудь, кто относится к одной из этих категорий, чтобы освободить тебя. Мне надоело отдавать тебе часть себя, не получая ничего взамен.

Она собирается уходить, но останавливается и оборачивается, чтобы бросить на меня неуверенный взгляд. На мгновение она замирает, а затем грустно улыбается.

— Будь счастлив, Феникс.

Я рычу и дергаю правую руку с такой силой, что кресло разлетается на куски. Этого недостаточно, чтобы освободить меня, но это дает понять, насколько я в ярости.

— Вернись, Сикс! — кричу я.

Она не оборачивается, хотя я зову ее еще два раза.

ГЛАВА 33

Сикстайн

— Joyeux noël, ma chérie! — С Рождеством, моя дорогая.

Я прислоняюсь к маме, она обхватывает меня руками и целует в щеку.

— Joyeux noël, maman! — С Рождеством, мамочка! — говорю я ей, вызывая яркую улыбку.

— Тебе весело? — спрашивает она, ее акцент еще тяжелее, чем мой. — Мне жаль, что никто из твоих друзей не смог прийти сегодня.

— Ничего страшного, я увижу их на Новый год.

Мама сжимает меня в последний раз, а затем перебегает к группе людей, зовущих ее, и заключает их в такие же теплые объятия.

Каждый год мои родители устраивают масштабную праздничную вечеринку на Рождество. Этот год ничем не отличается от предыдущих, за исключением того, что впервые с момента нашего отъезда в Гонконг мы устраиваем его в Хэмпшире. На вечеринке присутствует около трехсот человек, близкие друзья и деловые знакомые моих родителей съезжаются на это мероприятие издалека.

Портье разносят подносы с закусками и шампанским между залами и на отапливаемые террасы под звуки прохладного рождественского джаза.

Обычно это один из моих самых любимых дней в году.

Я люблю праздники, торжества, видеть, как мои родители блистают в роли идеальных хозяев, и все это на фоне уютной музыки и заснеженных пейзажей.

Но в этом году мне трудно втянуться в праздник. Хотела бы я сказать, что это из-за чего-то другого, кроме Феникса, но, к сожалению, он был единственным, о чем я думала, вторгаясь в мои мысли и занимая их так, словно он платит аренду за то, чтобы жить в моей голове.

Я до сих пор в шоке от того, как быстро все закончилось, хотя не знаю, почему я удивлена.

Я не разговаривала с ним неделю, с тех пор как оставила его привязанным к стулу. Когда Беллами и Роуг нашли его через пару часов после моего ухода, она сказала мне, что Роуг смеялся так сильно, что у него на глазах выступили слезы.

Феникс все еще был привязан к стулу и злился, его челюсть была сложена, а кулаки сжаты. Он замахнулся на Роуга, когда тот снял наручники с его первой руки, затем схватил стул и несколько раз ударил его о землю, после чего с силой освободил вторую руку и вырвался.

С тех пор я не осмеливалась спрашивать о других новостях, а он не писал.

Я и не думала, что он напишет.

Наше последнее общение ясно дало понять, что между нами больше ничего не будет, и я знала, что поступила правильно, уйдя, прежде чем мне могли причинить еще большую боль.

Но это не значит, что сам уход не причинил боли.

Последнюю неделю я провела в раздумьях, изо всех сил стараясь не думать о нем и терпя неудачу. Мое настроение было угрюмым и резким, и хотя я изо всех сил старалась изобразить мужество перед родителями, они это заметили.

Выйдя из душа, я обнаружила на своей кровати большую коробку Dior с запиской от мамы:

Маленькая вещица, чтобы вернуть улыбку на твое лицо.

Одна только записка сделала свое дело, но, открыв коробку, я обнаружила изысканное черное шифоновое платье со светоотражающими блестками, похожими на звезды, сияющие на фоне ночного неба. Оно доходило до середины бедра и имело очерченные плечи, что придавало образу элегантности. Я надела его, накрасила губы темно-красной помадой, сделала мягкие локоны и обула туфли на шпильках.

Зеркало отражало, как прекрасно я выгляжу, но мне хотелось, чтобы у меня был кто-то, с кем я могла бы поделиться этим.

Кто-то, кто мог бы оценить платье на вечеринке, а потом сорвать его с меня в конце вечера.

Я знаю, что на этой вечеринке много тех, кого моя мама называла — подходящими молодыми людьми— до того, как я обручилась, и что мне следует попытаться двигаться дальше, но ближе всего к флирту сегодня я подошла с Уолтером, шестидесятилетним официантом, который приносил мне шампанское.

Он был ведущим официантом на нашей рождественской вечеринке три года назад, и он так понравился моей маме, что с тех пор она отказывается работать с кем-либо еще на любой вечеринке, так что я хорошо его знаю.

Он знает, что такая сильная выпивка не в моем вкусе.

Я вижу, как он пробирается по комнате со свежим подносом, и помечаю его. Он наклоняет подбородок, подтверждая мою просьбу, и направляется ко мне.

— Еще? — спрашивает он, протягивая мне фужер.

— Да, и продолжайте в том же духе. — Я передаю ему свой пустой фужер, который он ставит на поднос.

— Сколько вы уже выпили?

Я поднимаю руку, раздвигая все пять пальцев, и опрокидываю этот бокал обратно, наслаждаясь жжением в горле. Ставлю пустой стакан на поднос и беру другой.

— Ладно, после этого вы прекращаете. — Он говорит, хмурясь на меня.

— Ты убийца моего веселья. — Я делаю паузу, а потом смеюсь. — Хаха, буквально.

Он закатывает глаза.

— Единственное, кто будет убит, это я, если твой отец узнает, что персонал позволил тебе напиться до потери сознания, милая.

— Это может быть нашим маленьким секретом, — говорю я, подмигивая, но, кажется, в итоге просто моргаю ему.

Я спотыкаюсь, и он хватает меня за локоть, поддерживая.

— Иди наверх и освежись, я принесу тебе воды, как только закончу с этим раундом.

Его глаза следят за мной, пока я поднимаюсь по лестнице, и по пути на второй этаж я спотыкаюсь всего один раз, что я считаю своей личной победой.

Похоже, он прав, я позволила себе напиться немного больше, чем предполагала. Пол накренился, и край моего зрения слегка искривился, словно я смотрю на мир через рыбью линзу.

Я иду в свою комнату и сразу же выхожу на балкон, чтобы подышать столь необходимым свежим воздухом. Там чертовски холодно, но родители установили обогревательную лампу, которая помогает мне согреться.

Я сажусь в шезлонг и упираюсь головой в спинку, наслаждаясь сочетанием пронизывающего холода и искусственного тепла. Полчаса здесь, и я знаю, что хотя бы частично протрезвею.

Недостатком закрывания глаз является то, что я сразу же вызываю воспоминания о нас с Фениксом.

Я скучаю по его теплу, по его прикосновениям, даже по его психованному мозгу. Иногда мне кажется, что я единственная, кто его понимает, а иногда — что я его вообще не знаю.

Если бы Астор все еще была здесь, интересно, как бы изменились наши судьбы. Смог бы Феникс полюбить меня, если бы ему никогда не приходилось меня ненавидеть?

Мысли о том, что было бы, гложут меня, как это часто бывает.

Звонок телефона выводит меня из задумчивости. Открыв глаза и тут же закрыв их, чтобы сфокусировать затуманенное зрение, я вижу, что это Беллами звонит мне по FaceTim.