Ради любви к не-матери - Фостер Алан Дин - Страница 6
- Предыдущая
- 6/51
- Следующая
Он послушались, обратив на этот раз особое внимание на толстую металлическую пряжку пояса. В ней оказалось потайное отделение, в котором находилась кредитная карточка и кое-что еще. Но колец не было.
Когда второй обыск тоже окончился безрезультатно, матушка Мастиф строго взглянула на своего подопечного.
– Ну, Флинкс, что скажешь теперь?
– Он взял их, взял, – настаивал мальчик, чуть не плача. – Я знаю, что он взял. – Он продолжал пристально смотреть на лысого. Неожиданно глаза Флинкса широко распахнулись. – Он проглотил их.
– Проглотил… минутку, – начал посетитель. – Это уже переходит всякие рамки. Я должен терять время из-за обвинений мальчишки? – Он указал пальцем на Флинкса, который не отводил пристального взгляда холодных зеленых глаз.
– Он их взял, – повторил мальчик, – и проглотил.
– Ты видел, как я беру кольца? – спросил лысый.
– Нет, – признался Флинкс, – не видел. Но вы их взяли. Я знаю это. Они у вас внутри.
– Очаровательно. И такое приходится испытывать на этих планетах-трущобах, – саркастически сказал посетитель. – Но мне уже не забавно. Я должен идти. Мой тур отводит только два дня на этот замечательный город, и я не хочу больше тратить время, изучая очень странные местные обычаи. По своей доброте я не стану вызывать жандармов и просить арестовать вас. В сторону, пожалуйста. – Он раздвинул неуверенно смотревших на него торговцев и вышел под дождь.
Матушка Мастиф смотрела ему в спину. Ее друзья выжидательно и беспомощно смотрели на нее. Она снова взглянула на мальчика. Флинкс перестал плакать. Голос его звучал спокойно и неэмоционально:
– Он взял их, мама, и прямо сейчас уходит с ними.
Она не смогла бы объяснить, что заставило ее спокойно сказать Алджин:
– Позови жандармов.
Лысый услышал это, остановился и повернулся под ставшим не очень сильным дождем.
– Послушай, старуха, если ты думаешь, что я собираюсь ждать…
– Алджин, – сказала матушка Мастиф, – Генет. – Те переглянулись и отправились под дождь за лысым: если кого-то и накажут за ложное обвинение, то не их, а матушку Мастиф.
– Простите, сэр, – сказал кондитер Генет, как бы случайно махнув пистолетом, – но нам придется попросить вас подождать, пока придут представители власти.
– А потом что? Они потащат свободного гражданина в магистрат из-за обвинений ребенка?
– Достаточно будет простого просвечивания, – сказала матушка Мастиф, когда трое вернулись в магазин. – Вы ведь не станете возражать против этого?
– Конечно, возражаю! – ответил посетитель. – У них нет ни причины, ни права…
– Эй, а вы что-то слишком много спорите, если вам так уж нечего опасаться, – заметила мануфактурщица Алджин. Ей было сорок два года, и она выдержала четыре замужества. И очень хорошо научилась чувствовать ложь. Неожиданно она потеряла уверенность в невиновности посетителя. – Конечно, если вы поймете, что допустили ошибку, поймете, что мы, странные туземцы, не такие уж простаки, какими вы нас считали, если вы хотите избежать неприятностей просвечивания, а тем более официального внимания, уверяю вас: мы вас простим, если вы просто вернете матушке Мастиф, что взяли у нее.
– Я ничего не… – начал лысый.
– Тюрьмы в Дралларе очень-очень неудобные, – резко продолжала Алджин. – Наше правительство неохотно тратит деньги на общественные нужды. И особенно скупится, когда речь заходит о нарушителях законов. Вы с другой планеты. Не думаю, что вам понравятся наши влажные подземелья. Грибок съест ваши легкие, а ваши веки заплесневеют.
Неожиданно из лысого словно выпустили воздух. Он посмотрел на Флинкса, который продолжал спокойно смотреть на него.
– Как ты меня увидел, мальчик? Клянусь, никто не видел! Никто!
– Будь я проклят! – сказал Генет, переводя взгляд с лысого на мальчика и обратно. – Значит вы взяли кольца!
– Да. Не нужно звать жандармов, – сказал он Алджин. – Вы сказали: достаточно, чтобы я вернул кольца. Я согласен.
Матушка Мастиф медленно кивнула.
– Я тоже согласна, при условии что вы пообещаете никогда не показывать свою блестящую макушку на нашем рынке.
– Даю слово профессионала, – быстро сказал тот. – Я не соврал, сказав, что я в отпуске. – Он криво улыбнулся. – Просто я люблю немного оправдать отпускные расходы.
Матушка Мастиф не улыбалась в ответ. Она протянула руку.
– Мои кольца, пожалуйста.
Улыбка стала еще более кривой.
– Скоро. Но сначала мне нужно что-нибудь съесть. Достаточно нескольких фруктов или обычные лекарства. Нужно также тряпку для очистки и дезинфектант. Видите ли, мальчик прав. Я их проглотил. Дайте то, что мне нужно, и через час проклятые кольца будут у вас.
Они вернулись через сорок минут.
После того как вор и восхищенные торговцы разошлись, матушка Мастиф отвела своего воспитанника в сторону и задала вопрос, который больше никто не догадался задать.
– Ты говоришь, мальчик, что не видел, как он проглотил кольца?
– Не видел, мама. – Теперь, когда толпа разошлась и он был оправдан, вернулась его застенчивость.
– Тогда как же ты знал?
Флинкс молчал.
– Послушай, мальчик. Давай закончим с этим. Мне ты можешь сказать, – уговаривала она. – Помни, я теперь твоя мать. Единственная. Я с тобой всегда обращалась хорошо и честно. Теперь твоя очередь.
– Правда? – Она видела, что он борется с собой. – Ты правда не хочешь меня обмануть? Ты не из плохих людей?
Странно, что он об этом говорит, подумала она.
– Конечно, нет. Разве я похожа на плохих людей?
– Н… н… нет, – признался он. – Но иногда трудно бывает сказать.
– Ты ведь уже пожил со мной, мальчик. И знаешь меня достаточно. – Голос ее снова стал мягким. – Давай. Нужно быть честным. Перестань меня обманывать. Ты ведь видел, как он проглотил кольца?
– Нет, – возмущенно ответил он, – и я не лгу. Этот человек… он отходил от витрины и чувствовал себя… неудобно. Он чувствовал… как это сказать… чувствовал себя виноватым.
– А откуда ты это знаешь?
– Потому что я это почувствовал, – тихо ответил он, глядя не на нее, а на улицу, где в тумане взад и вперед проходили незнакомые люди. Он положил маленькую руку себе на лоб и слегка потер. – Вот здесь.
Великий Гнев Потопа! подумала матушка Мастиф. У мальчишки Дар.
– Ты читаешь мысли?
– Нет, – поправил он, – не читаю. Только чувствую. Иногда.
– Ты чувствуешь, когда человек виноват?
– Не только виноват, – объяснил он, – я все чувствую. Люди – как огонь. Тепло огня чувствуется. – Она медленно кивнула. – Ну, я иногда что-то чувствую. Счастье, и страх, и ненависть, и многое другое, даже не знаю что. Ну, когда мужчина и женщина вместе.
– Ты можешь это делать всегда, когда захочешь?
– Нет. Не всегда. Часто я совсем ничего не чувствую. Тогда все чисто, ничто на меня не обрушивается, и я могу успокоиться. Но иногда тут у меня появляется чувство – вот здесь, – добавил он, постучав себя по лбу. – Я смотрел на этого человека, и вина и тревога исходили от него, как тепло от огня, особенно когда он смотрел на витрину. Он беспокоился о том, что его могут поймать, и о многом другом. Он разбрасывал чувства, как мелочь, мелкую монету. Он нечестно должен был заработать денег.
– Эмоции, – вслух рассуждала она, – все это эмоции. – И негромко рассмеялась. Она слышала о таких вещах. Мальчишка эмфатический телепат, хотя и не очень опытный. Он ощущает эмоции других людей, а не их мысли.
– Все в порядке, Флинкс, – заверила она его. Положила руку ему на голову, взъерошила волосы. – Ты правильно поступил. Сберег мне, сберег нам обоим много денег. – И она посмотрела на кожаный кошелек, в котором лежали теперь четыре возвращенных и очищенных кольца. От них еще пахло дезинфектантом.
– Неудивительно, что он не мог понять, как ты его раскрыл. Ты ведь не видел, как он берет кольца.
– Нет, мама. Я даже не знал точно, что он взял.
– Ты просто услышал его реакцию?
– Наверно. Я… я не знаю, как это происходит. Знаю, что многие этого не умеют. Правда?
- Предыдущая
- 6/51
- Следующая
