Беспредел (сборник) - Коллектив авторов - Страница 9

На том и распрощались.

Девушка у меня после Соньки так и не появилась… Никакая, ни постоянная, ни прошмандовка, на ночь склеенная.

Не получается теперь у меня с девушками… Смотрю на любую и думаю: а вдруг это та самая, что Лёнчик перед смертью к себе привел?

Парней, что пиво у подъезда лакали, я нашел влет. Да толку-то… Лишь одно понял: не здешнюю тёлку Лёнчик скадрил. Не из этой части города, а скорее вообще приезжая. У нас ведь как: вроде и не знаком ты с тёлкой, но столько раз пересекались на улицах, в магазах или еще где, что верхним чутьем чуешь: своя, местная. А в той парни свою не почуяли…

Приметы они толком не описали. Каждый свое твердил, даже в цвете волос не сошлись. Но любопытно вот что: туда шла, с Лёнчиком, так они и внимания не обратили, а как обратно – заинтересовались, вслед стали пялиться… Видать, прав Витасик про запахи, и этих самым краешком зацепило.

В общем, стал я девок конкретно бояться. Что, если ошиблись парни и чувиха та местная, просто не встречалась им?

Пустым я к Витасику через неделю пришел, без улова.

А он пачечку листков протянул: вот, мол, как я историю твою изобразил.

Посидел, почитал… Фигня какая-то. Да разве я так базарю? «Спермотоксикоз», «эксперимент», «томление духа»… За этакие слова в приличной компании и по щам прилететь может.

Но Витасик сказал: так надо. Он историю на сайт собрался заслать, хренотой такой занимающийся, на конкурс какой-то, там мат через слово не в жилу, – выложить можно, не запрещают, да не дочитает никто. Ну, надо так надо…

И напоследок. Тем парням, кто Витасикову писанину одолел: берегите себя, в натуре. А если заметите, что, как тёлке своей вдуете, так потом целый день без сил и ничего не хочется, – линяйте от нее, бросайте всё и линяйте.

И еще: грибы с синькой никогда не мешайте, херня получится, а не кайф, проверено.

Красный Уткоробот преодолел море лавы и вышел прямиком к порталу. Стальные ноги дымились от жара, но Уткоробот не боялся. Он встал напротив Злобной Свиньи и поднял раструбы огнеметов.

– Сдавайся, злодей! – прокричал Уткоробот.

– Нет. Аха-ха-ха! Я порабощу эту планету!

– Я не дам тебе это сделать!

– Аха-ха-ха! Тогда ты познаешь мой гнев! – последнюю фразу увлекшийся Миша произнес вслух. Замер. Красный карандаш застыл над листком бумаги. Шея сама втянулась в плечи.

– Придурок! – немедленно отреагировали сзади. Кулак больно ткнул в спину.

– Кто обзывается, тот так и называется! – буркнул Миша, не оборачиваясь.

Весь класс смотрел на него. Учительница вышла, оставив первый «Б» на рисование. Она часто так делала, а когда возвращалась, от нее неприятно пахло. От папы так пахло, когда приезжал дядя Олег, и они на весь вечер запирались в кабинете и смотрели взрослые фильмы, а потом выносили оттуда пустые бутылки.

– Факт! Факт! – Сидящий на последней парте Гаврила вытянул средний палец.

– Это плохо! – сказал Миша.

Недавно он спросил у родителей, что значит средний палец и слово «факт», и, пока папа странно улыбался, поглощая суп, мама напряженно объясняла, что так делают только плохо воспитанные мальчики. Что это неприлично.

– Мишенька-писенька, – продолжил Гаврила.

– Перестань! – возмутился Миша. – Это некрасиво!

Одноклассники зашумели, переключившись на новое развлечение. Карандаши легли на столы. Кто-то засмеялся противно, издевательски. Миша угрюмо прикрыл глаза руками, чтобы не видеть смеющихся над ним лиц. Только Глеб смотрел понимающе, но не вмешивался.

Папа говорил, что если задирают – нужно не реагировать. Если же ударили – то бить. Бить и не бояться, что ударят сильнее.

Миша же все равно боялся.

Он посмотрел на свой рисунок. Красный Уткоробот стоял напротив Злобной Свиньи и не ведал страха. Из рук героя бил огонь.

Зажигалка в кармане словно нагрелась. Хотелось взять ее, щелкнуть кнопкой и увидеть, как гудит острое пламя, которое даже на ветру не гасло. Его талисман, тайно взятый из ящичка на кухне. Вот бы сжечь Гаврилу, как Злобную Свинью в третьем эпизоде второго сезона его любимого комикса «Красный Уткоробот».

Который Миша придумал сам!

В спину опять ткнули. От обиды захотелось плакать. Но снова вспомнился голос папы:

«Мужики не плачут».

Что он понимает. Он большой, сильный… а Миша маленький.

Опять тычок, уже болезненный.

– Отстань от меня! – крикнул Миша, обернувшись. Гаврила выставил перед собой два кулака с поднятыми средними пальцами и водил ими перед лицом Миши, одновременно показывая язык. Глаза его были как у жабы. Выпученные и глупые.

– А то что? Расплачешься, Мишенька-писенька? – проквакал Гаврила.

Миша схватил со стола учебник и бросил обидчику в лицо.

В ответ тот нелепо взмахнул руками, защищаясь, класс взвыл от веселья, но шум-гам прервал властный голос Марии Петровны.

– Это что за бардак?! – рявкнула она с порога.

– Мария Петровна, Погостин кидается! Он в меня книгу кинул! – запричитал Гаврила.

– Погостин, это правда?

Учительница прошла к ним, забрала «Азбуку» со стола Гаврилы и нависла над Мишей. Книжка хлопнула о стол.

– Он первый начал! – попытался защититься Миша, но взгляд Марии Петровны не сулил ничего хорошего.

– Еще одно замечание, Погостин! – отрезала та. Вернулась к себе, села на стул и взяла в руки телефон. Глянула на класс поверх очков и сказала: – Рисуйте.

А затем погрузилась в экран. Нечестно. У детей на время занятий телефоны и умные часы забирали, а она половину урока проводила за смартфоном. Миша посмотрел исподлобья на коробку, куда складывали все «гаджеты», как говорил папа. Сундук с сокровищами, отобранными перед уроком у всех ребят.

У всех, кроме Миши. Потому что мама и папа сказали, что ему рано. Что они хотят, чтобы у него было детство. Чтобы он бегал и играл.

Как может телефон с играми помешать детству – Миша не понимал. И это тоже обижало. Даже часы, которые подарила тетя Мила, лежали у отца в кабинете, потому что «Зачем они тебе, ты всегда с нами, а в школе они тебя только отвлекать будут».

Жизнь несправедлива!

Миша взял карандаш, но рисовать уже не хотелось. Особенно скучное задание, которое выдала Мария Петровна. Нарисуйте домик и дерево. Зачем ему рисовать домик и дерево? У него есть домик, и есть две сосны рядом. А Красного Уткоробота нет ни у кого!

– Тебе пиздец, – прошептал позади Гаврила.

– Мария Петровна, Соколов говорит плохие слова! – пожаловался Миша, но учительница лишь шикнула на него, только на миг оторвавшись от телефона. Прервала властным жестом детский гомон.

Миша уткнулся в рисунок. Отложил карандаш в сторону и посмотрел на Глеба. Его лучший друг, высунув язык от усердия, рисовал домик с печной трубой. Словно почуяв взгляд, Глеб поднял голову и широко улыбнулся. Украдкой показал большой палец, мол, все отлично.

От этого на душе стало полегче.

На динамической паузе Гаврила нашел Мишу в коридоре. Сбил с ног, будто играя. Ударил ботинком по коленке.

– Придурочная ябеда, – сказал обидчик. Миша поднялся, отряхнулся. Скрепыши, которых он показывал Глебу, рассыпались по полу. И тот, что был в виде осьминога, оказался под кедами Гаврилы.

– Я не ябеда! – крикнул Миша. – Не ябеда. Отдай, это мое!

Жабоглазый издевательски передразнил его и толкнул в плечо.

– Ябеда!

«Надо уметь постоять за себя. Даже если тебе страшно – надо. Лучше пасть в бою, чем прослыть трусом», – зазвучал в голове голос папы. Но что если Гаврила разозлится еще больше?

– Что молчишь, ябеда? – Гаврила ударил его в плечо. – Что молчишь, придурочный?