Врачебная тайна. Шанс на счастье - Свит Кэти - Страница 6

– Хмельницкий, ты ассистируешь, – произносит с легким презрением, за которым она прячет свой страх. – Так вот и ассистируй! – подходит к столу, рявкает на медсестру, чтобы подала ей скальпель.

Рузановой подают требуемый инструмент.

Начинается операция.

Я внимательно слежу за каждым ее движением и не могу оставить некоторые действия без комментариев. Ругаю все, что только есть на свете, за то, что мне оперировать нельзя.

Ассистировать тоже нельзя, если честно. Но об этом всем я практически никому не говорил.

Входим в брюшную полость, видим объем повреждений и тут у меня с Рузановой начинается спор. Она, дурында, считает, что селезенку нужно ушивать.

Я категорически против! Не при таком объеме пораженной ткани. Кровопотеря слишком сильна и рисковать жизнью ребенка я не намерен.

– Ты ассистируешь! – Марьям хлестко ставит меня на место. – Эта операция – моя!

– Ребята, поторопитесь, – подгоняет Карпов. – Время зря не теряйте, – просит. – Мальчишка стабилен. Но это только пока.

Только вот Марьям словно бы и не слышит его предупреждения, она упрямо пытается настоять на своем.

Мне приходится подчиниться.

– Долго еще? – спрашивает Серега. По напряженному голосу понимаю, скоро наступит трындец.

– Сколько потребуется! – Рузанова срывается и на него.

Она лишь на один миг поднимает глаза на Карпова, переключает внимание, но этого более, чем достаточно, чтобы навредить ребенку.

– Твою мать! – шипит. – Зажимай! – орет на меня.

– Мы его теряем, – Карпов подливает масла в огонь.

Обстановка в операционной становится слишком напряженной.

Монотонный звук монитора раздается тогда, когда впереди у Марьям еще крайне много работы. Если она продолжит в этом духе, то мы не спасем малыша.

– Отошли от стола! – рявкает Карпов чуть ли не расталкивая нас.

– Да пошли вы! – кидает в сердцах Рузанова, срывает халат и выбегает из операционной. Оставляя нас самих разгребать.

– Чем помочь? – включаюсь в процесс.

– Заканчивай операцию как можно быстрее! – рычит. Смотрит на монитор. – Завели. Пока стабилен.

– Александр Петрович? Что делаем? – на меня смотрят несколько пар глаз. – Как оперировать будете? Без ассистента?

– Лизонька, ты как? Выучилась на врача? – спрашиваю у самой старшей среди присутствующих медсестер.

– Д-да, – кивает нерешительно.

– На хирурга, надеюсь? – не отрываю от девушки серьезный взгляд.

– А как вы узнали? – ахает от удивления.

– Интуиция, – отвечаю немного расслабляясь. – Беги, мойся. Ассистировать будешь.

– Но я… – теряется. – Еще никогда…

– Времени нет, – отрезаю. – Спасти мальчугана хочешь?

Девушка без лишних слов передает свой участок работы другой медсестре, а сама со всех ног уносится мыться.

– Санек, тебя ж уволят за это, – Карпов качает головой. – Выдадут волчий билет.

– Похрен! – огрызаюсь. – Одному мне его не спасти. Лизка давно уже впахивает в операционной, выучилась. Вместе у нас будет шанс вытащить малыша.

– Тогда давай используем его на все двести! – заключает.

Вновь погружаемся в сложнейший процесс. Здесь каждое движение должно быть выверено до миллиметра, нельзя ничего пропустить, но и медлить совсем неприемлемо.

Сложно.

Шаг за шагом иду вперед. Руки болят просто дико, но я стиснув зубы продолжаю операцию.

Знаю, сутки после этого мне будет тупо ни до чего. Я не смогу даже кружку с кофе поднять, но сейчас мне на это все пофиг.

Сейчас передо мной на операционном столе лежит маленький мальчик, который может лишиться жизни. И я обязан его спасти!

Я сделаю это!

Превозмогая боль произвожу удаление селезенки, ставлю дренаж, ушиваю слой за слоем, вяжу узлы крепко-крепко.

– Можно перевозить в реанимацию, – произношу накладывая последний шов. – С мальчиком все будет в порядке.

Последнее говорю по большей части уже себе.

Выхожу в коридор и опускаюсь на первое же подвернувшееся для сидения место. После проведенной операции у меня не осталось сил, я выжат и морально, и физически.

– Будешь? – Карпов достает из кармана халата и протягивает мне электронную сигарету.

– Нет, – отвечаю даже не смотря в ту сторону. – Не хочу.

– Ну как хочешь, – пожимает плечами и убирает обратно.

Молчим.

Мальчика увезли в реанимацию, за его состоянием там проследят. Сейчас будут выводить из наркоза и Карпов в этом тоже будет участвовать.

Но не я.

Мне нужно немного времени прийти в себя. Руки болят так сильно, просто ужас какой-то.

– Что с Рузановой будешь делать? – интересуется друг.

– Гнать из хирургии поганой метлой, – отрезаю.

Я люто зол на Марьям. Слов таких нет, чтобы описать мое состояние!

Очень надеюсь, что в ее тупой голове хватит мозгов не показываться мне на глаза. Иначе я за себя не ручаюсь!

– Где он?! – из лифта выскакивает мужик. – Где мой сын?! – кричит, озираясь по сторонам. Замечает меня с Карповым, тут же направляется к нам. – Где мой ребенок?!

– Посторонним здесь находиться нельзя, – поясняю, преграждая мужику проход в сторону кабинетов. – Спускайтесь на лифте вниз.

– С дороги уйди! – требовательно кричит. – Я должен увидеть своего сына!

По горящему взгляду полному боли и отчаяния вдруг понимаю, чей именно это отец.

– Это ваш сын ехал с водителем? – говорю и как только произношу вслух понимаю, что сказал правду.

– Где он? – кидается ко мне с отчаянием.

– С ним все в порядке, – спешу успокоить разбушевавшегося отца. – Ваш мальчик прооперирован, его жизни на данный момент ничего не угрожает, – незаметно киваю Сереге и увожу перепуганного отца обратно к лифтам. – К сожалению, нам пришлось удалить ему селезенку, но иного варианта спасти жизнь вашего сына не было.

– Жив, – с облегчением выдыхает. – Он живой!

– Не переживайте, – опять успокаиваю. – С вашим сыном все хорошо.

Смотрю на мужчину и мне становится не по себе. Вдруг я узнаю его лицо и понимаю, почему оно кажется мне таким знакомым.

– Валентин Юрьевич, – обращаюсь к мэру города, как положено по имени-отчеству. – Нужно, чтобы вы подписали некоторые бумаги.

– Без проблем! Все подпишу! Все сделаю! – обещает с жаром. – Вы мне ребенка спасли! Он мой единственный сын. Другого больше не будет.

Приезжает лифт, из него выскакивает медсестра.

– Александр Петрович! Вы очень нужны! – тащит меня в кабину. – Там ужас!

– Что еще? – спрашиваю едва стоя на ногах.

– Приемное полное, – сетует. – Без вас не справляемся.

– Иду, – нажимаю на кнопку первого этажа и кабина плавно опускается вниз.

– Спасибо!

Утро начинается с проверки телефона.

Не успев толком открыть глаза, принимаюсь шарить рукой по прикроватной тумбочке, нахожу искомый предмет, снимаю блокировку и разочарованно вздыхаю. От Хмельницкого сообщений больше нет.

На душе сразу же становится тоскливо и грустно, ведь я так надеялась, что Саша напишет и скажет мне приезжать.

Но нет… Саша не написал. А это значит, со Степой ситуация остается без изменений. Малыш не пришел в себя.

Вздыхаю. Глушу рвущееся наружу отчаяние и заставляю себя верить в благополучный исход.

Мой сын в надежных руках. С ним обязательно все будет в порядке. Хмельницкий, хоть и сволочь, но он отменный врач и пока он рядом со Степкой, я могу быть спокойна.

Прижимаю к себе чуть крепче сладкий спящий комок. Я так и не смогла отнести Феденьку в его кроватку, мы проспали всю ночь вместе.

Я хоть и стараюсь лишний раз не будить Феденьку, но не трогать его не выходит, уж слишком огромна дыра внутри. Страх окольцовывает, паника душит и единственный, кто не позволяет мне скатиться в пучину безысходности и боли, это мой второй сын.

Касаюсь губами макушки сыночка, закрываю глаза. Вдруг понимаю, что в уголках стоят слезы.

Мой маленький мальчик, мамочка будет с тобой. Пусть некоторое время меня ты видеть не сможешь, мы обязательно все наверстаем чуть позже. Обещаю!