Врачебная тайна. Шанс на счастье - Свит Кэти - Страница 5

– Рузанова, – недовольно кривится он.

– Ох, ё, – заключаю протяжно. – Не повезло, так не повезло.

– Да капец! – кривится.

Работать вместе с Марьям в нашей клинике не любит никто. Она абсолютный бездарь! Криворукая, неаккуратная, с космическим самомнением и неуважением к пациентам.

К сожалению, уже несколько лет не получается ее отстранить от дел.

Я наливаю в кружки черный чай с бергамотом. Это был единственный вид чая, который остался в ординаторской, нужно бы подкупить.

Серега достает из своих “скромных” запасов колбасу и сыр, приносит буханку черного.

– Живем, – радостно заключает друг.

– Да у тебя тут прям пир, – довольно осматриваю нарисовавшиеся из ниоткуда вкусняхи.

– А то, – ухмыляется.

Делаем бутерброды, начинаем чаевничать, как в ординаторскую резко распахивается дверь и влетает растрепанная Ирочка.

На девушке нет лица.

– Что случилось? – тут же спрашиваем у нее.

– Звонили из приемного, – округлив глаза произносит. – Массовое ДТП. Часть пострадавших везут сюда!

– Твою мать! – единственная фраза, которая способна охарактеризовать то, что непременно случится. Это полный капец.

На дежурстве Рузанова. Не Майоров, не Высоцкий и даже не Игратов! А именно она.

Твою мать.

Твою мать!!

А-а-а!!!

Марьям не способна оперировать без предварительной подготовки, она совершенно и абсолютно непрофессиональна! Рузанова едва справляется, когда есть четкий план операции и всегда лажает, если хоть что-то идет не так. А здесь экстренные! Здесь времени думать нет ни секунды!

Мы пулей вылетаем из ординаторской, моментально забываем про усталость и сон. Нас ждет долгая и напряженная работа, а уж после всего отдохнем.

– Звони парням, – сухо произносит Сергей нажимая на кнопку лифта. С этой части здания проще спуститься вниз именно на нем.

– Они не смогут приехать, – озвучиваю суровую правду. – У них у каждого на личном завал.

Даже Аля не станет дергать парней, настолько у них все серьезно. А вот примчаться сама сможет, да и как минимум Игнатова пришлет.

– Кирюха и Изольда Альбертовна максимум, на кого можем рассчитывать, – обрисовываю неприглядную картину.

– Аля не в городе, – добивает новостями Карпов. – Пока доберется, Рузанова уж половину народа погубит.

– Игнатов отписался, что тоже уехал, – читаю сообщение. Настроение падает все ниже.

– Хреново, – озабоченно произносит Серега.

– Да не то слово, – тяжко подмечаю я.

Если сейчас не произойдет чудо и не приедет кто-то из нормальных хирургов, то у попавших к нам пациентов и без того невысокие шансы, уменьшаются прямо на глазах.

Приезжает лифт, мы в тяжелом молчании заходим в него. Спускаемся.

– Я Ланскому позвоню, – решаю наконец, когда мы выходим.

Другого выхода все равно нет и помощи больше ждать неоткуда. А спокойно смотреть, как Марьям гробит людей, я не смогу.

– Дмитрию Владимировичу? – удивляется Карпов.

Он замедляет шаг, останавливается и разворачивается ко мне лицом.

– Ты и с ним знаком? – в шоке смотрит на меня.

– Мы начинали вместе, – поясняю спокойно.

– Охренеть! – кидает в мою сторону красноречивый взгляд и заворачивает в приемное. Там гомон и гвалт.

Я останавливаюсь перед входом в отделение, пишу старому другу сообщение с просьбой срочно приехать и только после этого выдвигаюсь вперед.

Переступаю порог и… все эмоции исчезают. Смотрю на открывающуюся передо мной картину с холодной головой.

Приемное забито людьми. Не протолкнуться!

Тех, кто может подождать, просят отойти в сторону, к сожалению, помощь им сейчас никто не сможет оказать. Игнорируя стоны и слезы, пытаюсь оценить обстановку. Вдруг взгляд цепляется за стоящего напротив пустующего сестринского поста сотрудника “Скорой”.

Рядом с мужчиной на каталке лежит ребенок, по внешнему виду которого сразу понятно – помощь очень сильно нужна. Направляюсь прямиком к нему.

– Что тут у вас? – спрашиваю, всматриваясь в пострадавшего.

– Мальчик. Пять лет. Тупая травма живота, – поясняет сотрудник “Скорой”.

Он протягивает мне планшет, я мельком пробегаю по тому, что было сделано в отношении ребенка.

– Обо что ударился? – спрашиваю у стоящего рядом со мной мужчины. Больше никого с мальчиком нет.

– О подлокотник, – говорит осудительно.

– Не был пристегнут? – уточняю. Ситуация ухудшается прямо на глазах.

– Да, – подтверждает мои опасения.

– Где родственники? – спрашиваю единственное, что меня сейчас волнует. Если моя догадка подтвердится, то у мальчишки шансы на выживание тают на глазах.

– Без понятия, – пожимает плечами. – Он был с водителем, тот без сознания. Тяжелый. Его в “девятую” повезли.

– Понял тебя, – все хуже и хуже. – Марьям! – громко кричу. Ответа, естественно, нет. – Мальчика забираю, – обращаюсь к ожидающему мужчине. – Готовь к операции, – передаю медсестре.

Времени нет. На рентген очередь колоссальная.

Смотрю на малыша, измеряю пульс и в очередной раз убеждаюсь, что прав.

– Серег, – хватаю Карпова за рукав. Он как раз мимо проходит.

– Что такое? – останавливается сразу же. Кидает на мальчонку мельком взгляд, и тут же принимается более внимательно изучать ребенка.

– Тупая травма живота, – делюсь имеющейся у меня информацией. – Пристегнут не был.

– Твою ж мать, – выдыхает обреченно. – Беру.

Медсестра увозит мальчугана.

– Я пока сам справлюсь, – отстраняю друга. – Иди, – киваю в сторону бегущей к нам медсестры. – Тебя.

– А это, – показывает на Рузанову. – К тебе.

– Да капец, – набираю в грудь чуть больше воздуха. – Марьям! – зову громко.

Наконец, она меня слышит и останавливается. Жестом подзываю девушку к себе.

– Хмельницкий, что орешь на все отделение? – шипит недовольно.

– У нас разрыв селезенки у пятилетнего ребенка, – обрисовываю картину. На все ее недовольства мне просто посрать. – Его готовят к операции. Ты сегодня дежурный хирург.

– И что? – пожимает плечами. – У меня здесь каждый второй экстренный! – показывает жестом на ожидающих людей. – Я не могу уйти из отделения.

– У ребенка разрыв селезенки, – давлю на нее. – Ты риски оцениваешь?

– Без тебя разберусь! – отмахивается. Хочет уйти.

Не позволяю ей сбежать, хватаю за локоть. И тащу за собой к лифтам.

– Отпустил меня! – шипит. Дергается. Пытается вырваться из моего захвата, но у нее ничего не выходит. – Я Але все расскажу!

– Да хоть самому Ленину! – зло ухмыляюсь. – Ты отправляешься со мной в операционную, – отрезаю жестко. – Прямо сейчас!

– Ты что о себе возомнил?! – кричит не скрывая эмоций. Начинает истерить, как только мы заходим в лифт. – Не стану я никого оперировать! Ты меня не заставишь!

– А кроме тебя некому! – рявкаю. – Либо ты оперируешь, либо мальчишка умрет!

Моя последняя фраза все же подействовала на Марьям. Она поднимает на меня широко распахнутые от страха глаза.

– Как ты смеешь ставить такие прогнозы? – шепчет, не сводя с меня растерянного взгляда. Она в шоке.

– Потому что знаю, с чем именно дело имею, – сухо отрезаю ей. – Мойся иди! – отправляю ее переодеваться и готовиться к операции. – Мне ребенка в наркоз осталось ввести и начинаем.

– У меня нет ассистента! – вспыхивает.

– Сегодня я – твой ассистент! – рявкаю на нее.

Не теряя ни единой секунды лишнего времени привожу себя в надлежащий вид, захожу в операционную. Внимательно изучаю то, что имеется по обследованиям и подбираю наркоз.

– Ты оперируешь, я ассистирую, Сергей поддерживает наркоз, – поясняю зашедшей в операционную Рузановой.

Она окидывает меня таким взглядом, что любому другому, окажись он на моем месте, стало бы не по себе. Только вот на меня ее угрозы не действуют. Закаленный!

– Чего стоим? – обращаюсь к девушке с вызовом. – Пациент под наркозом.