Униженная невеста. Как выжить в замке Дракона (СИ) - Форти Лиза - Страница 13

— Отведите Истинную в её комнату и разденьте, — скомандовала она. Прозвучало немного двусмысленно, и я невольно нервно хихикнула, за что получила от дамы-распорядительницы гневный взгляд.

— Жена Дракона должна быть сдержанной и благовоспитанной! — тут же выдала она очередное нравоучение.

Меня вели под руки по коридорам замка две девушки, а неизменные лакеи несли мою фату. Так что и это выглядело, как довольно торжественное шествие.

В моей комнате меня ждали еще трое служанок.

Впятером они быстро управились со свадебным нарядом. Корсет, наконец, был расшнурован и снят, если бы можно было, то я бы его сожгла, потому что орудие пытки должно быть уничтожено. Фата тоже исчезла в большой коробке, а диадема легла на бархатную подушечку.

У диадемы оказался особый статус. Её вместе с подушечкой положили на тумбу, которая стояла у стены на самом видном месте. Видимо, она была чем-то вроде короны. Но об этом мне никто не сказал.

Как только с меня сняли корсет, я, наконец, с удовольствием вдохнула полной грудью и это было настоящим счастьем.

А когда на мне оказалось только просторное легкое платье, я, наконец, почувствовала себя свободной.

Служанки оставили свадебное платье на стуле, хотя я думала, что оно должно висеть в шкафу: может это тоже был какой-то ритуал. Я не поняла, а спрашивать не хотелось. Хотелось только, чтобы они, наконец, ушли и я могла спокойно осмотреться.

И вот девушки, закрыли за собой дверь, и я осталась в своей комнате одна.

Я огляделась. Комната, к моему удивлению, была обставлена довольно аскетично. Разве жене Дракона не положено иметь красивую и дорогую мебель?

Я огляделась. Комната, к моему немалому удивлению, была обставлена довольно аскетично. Разве жене Дракона не полагается иметь красивую и дорогую мебель?

На деле же, комнату «украшал» лишь массивный коричневый шкаф у стены, словно грубо слепленный впопыхах. В центре стояла тяжелая большая кровать, накрытая плотным темно-бордовым покрывалом, на вид атласным, но каким-то слишком уж старинным, если не сказать «древним». Рядом с ней, словно побитая собачонка приютился самый обыкновенный маленький кофейный столик, в тех же мрачно-коричневых оттенках, что и кровать, а в темном углу, словно поджидая свою очередную жертву, жило своей жизнью темно-бордовое кресло, впрочем стоящий уже рядом с ним небольшой, но полированный столик, можно было назвать даже красивым на фоне остальных вещей, если бы не его странные кривые ножки.

На стене почти у самых дверей висело большое зеркало в серебряной почерневшей оправе.

На полу лежал бело-серый пушистый ковер. Пожалуй, он и был той единственной вещью в комнате, которую еще как-то с натяжкой можно было бы назвать «роскошью».

По моим ощущениям, чтобы придать комнате совсем уж мрачный вид, надо было её лишь её еще и окна, чтобы меня окружали глухие стены.

Но окно, к счастью, было. Я тут подошла к нему, но оно, к моему сожалению, выходило не в сад, как я рассчитывала, а во двор замка. Ну, и ладно. Красоту цветов я не увижу, но хотя бы буду в курсе, кто приезжает и уезжает, что тоже неплохо.

Я помечтала о том, что поставлю трюмо, у которого смогу приводить себя в порядок и голубой пуфик, чтобы радовал глаз.

Я немного полежала на кровати, отдыхая от сегодняшнего дня. Ребра все еще немного ныли от тугого корсета. Потом постояла у окна, разглядывая двор.

Там слуги встречали всё новых гостей. Мелькали дорогие кареты, роскошные платья и бархатные камзолы, а иногда экзотические повозки. Последние я разглядывала с особым любопытством, потому что за пределы королевства никогда не выезжала.

Стало темнеть и поток карет начал стихать, да и мне стало плохо видно. И я уже хотела было отойти от окна, как увидела отца, который быстрым шагом вышел из дверей замка.

«Может решил прогуляться?» — подумала я. Но, к моему удивлению, ему вывели коня.

Отец сел на коня, и подняв вверх глаза с тоской посмотрел на замок. Мне даже показалось, что он искал глазами мое окно.

Он пришпорил лошадь и торопливо выехал за ворота.

Я удивилась. Как же так? Он даже не попрощался со мной, словно сбегал. Не остался на второй день свадьбы, не пожелал мне чего-нибудь хорошего. Мне было очень обидно: моя семья кинула меня в такой значимый для меня момент.

Мне показалось, что от этого даже в комнате похолодало, настолько мне стало одиноко и неуютно в чужом замке.

Я подошла к шкафу и нашла теплую накидку. Все же я с севера, а там бывает довольно холодно, так что я привезла с собой много теплых вещей. Заодно я посмотрела, как развесили мои платья. Все было идеально, так что ничего интересного. И я просто закрыла шкаф.

Я немного посидела на кровати в накидке, пока не согрелась. Больше мне заняться было абсолютно нечем. Время шло очень медленно, поэтому я отправилась к Ролдэну не в двенадцать, как мне велели, а в одиннадцать. И это решение разрушило всё мое счастье, все мои ожидания.

И вот теперь я надеваю на себя черную длинную рубашку, которую мне дал Ролдэн, вместо белой.

Я подхожу к зеркалу и понимаю, что выгляжу в ней, словно вдова при живом муже.

Я ложусь в кровать, которая еще хранит его тепло и вздрагиваю от неприятных воспоминаний. Я обнимаю подушку, чтобы хоть как-то успокоиться, и не замечаю, как проваливаюсь в сон.

Сплю я беспокойно: мне то снится дом, в котором отец смеется и говорит, что он всех обманул, то плачущая Софи.

Я просыпаюсь и долго лежу в темноте, думая о том, что Софи, наверное, тоже плохо в её новом доме, и я, наверное, это чувствую. Я жалею, что не была на её свадьбе и не видела её мужа, а значит и представления не имею, что он за человек. Надеюсь, он её не будет обижать, как меня Ролдэн. Еще представляю какое на ней было платье. Наверное, какое-нибудь скромное, но милое, как она сама.

На этих приятных фантазиях я снова засыпаю, но уже спокойно и на этот раз без снов.

Утром меня будит стук в дверь.

— Входите, — разрешаю я.

Я, надеюсь, что это не Ролдэн. Хотя он вряд ли стал бы стучать.

Слуга приоткрывает дверь и вносит поднос со словами:

— Вы проспали завтрак. Господин Ролдэн велел вас не будить.

Это кажется актом заботы, но я-то понимаю, что он просто не хотел меня видеть и его мать тоже. Да ради бога! Мне тоже не слишком хотелось есть в окружении ледяных глыб. Кусок бы в горло не полез.

Как только слуга исчезает в дверях, я встаю с кровати и босиком иду к креслу, чувствуя под ногами мягкий ковер. Я устраиваюсь в кресле, забравшись в него с ногами. Раз я ем не за столом, то могу этикет и не соблюдать.

На подносе стоит тарелка с оладьями, политыми клубничным вареньем, а в маленькой вазочке белой горкой возвышаются сливки. Травяной чай в чашке из тонкого белого фарфора исходит терпким ароматом.

А жизнь в это утро выглядит не так уж и плохо.

Я захватываю золотистый оладушек, окунаю его в сливки и с наслаждением откусываю большой кусок. Рот наполняется клубнично-сливочным вкусом, и я даже прикрываю глаза от удовольствия. Я наслаждаюсь каждым кусочком.

Должно же быть сегодня хоть что-то хорошее, потому что дальше точно не будет ничего. Рано или поздно мне придется выйти из своего убежища — этой комнаты.

Часы показывают уже одиннадцать. В двенадцать должен начаться прием. Гости из соседних государств, управляющие из разных частей королевства спешат поздравить Ролдэна и его отца и подарить подарки молодоженам.

Я долго перебираю платья. И останавливаюсь на сшитом из нежно-голубого атласа, которое заказывала для меня еще мама. Я хранила его для особого случая, и, думаю, он настал. Пусть Ролдэн и хочет, чтобы я выглядела мрачно и серо, но не дождется!

Я надеваю платье и подхожу к зеркалу: оттуда на меня смотрит девушка с бархатной белой кожей, большими голубыми глазами и аккуратным носиком. Я ничуть не хуже этой Марики, и даже лучше. Я выгляжу более утонченно, а на её лице читается открытым текстом, что она вышла из народа.