Король медвежатников - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 50
- Предыдущая
- 50/109
- Следующая
Жан Дидро оторвал взгляд от башмака Савелия и процедил сквозь стиснутые челюсти:
– Насколько я понимаю, картину вы заказывать не собираетесь. Тогда что же вам от меня нужно?
Родионов расхохотался:
– А вы, мой друг, проницательны, как я вижу. Ваши картины мне совершенно без надобности. Вы мне интересны как источник информации. Меня интересует все, что вы знаете о Барановском и о тех людях, что стоят за ним. Меня интересует организация, на которую вы работаете. Мне важно знать, какое место занимает в ней Барановский. В общем, меня интересует все! – подытожил Савелий.
Жан Дидро скривился в злой усмешке:
– Откуда у вас такая самонадеянность? Вы уверены, что я расскажу вам все?
– Я в этом нисколько не сомневаюсь. Нам с вами не стоит ссориться. Я же вам сказал, что знаю о вас все... или, скажем, почти все. Мне известно, что вы встречались с господином Папье накануне его смерти. На следующий день его нашли мертвым. Вскрытие установило, что он был отравлен. Как вы поднимались к нему, видела консьержка.
– Я к нему приходил лишь затем, чтобы сказать, чтоб он прекратил свои преследования! – в негодовании выкрикнул художник. – Для того чтобы подсыпать ему яд в бокал вина, нужно хотя бы сесть с ним за один стол! А он просто продержал меня у двери, усмехаясь!
Родионов поднялся, сделав вид, что заинтересовался натюрмортом. Он отступил от картины и с минуту рассматривал иссиня-черный виноград, небрежно свисающий с красной узорчатой вазы, а потом дал оценку:
– Прекрасные краски!.. Твердая рука! Безусловно, такую картину мог нарисовать только человек, наделенный неуемной божьей искрой. Кажется, я видел такой натюрморт в Лувре, похоже, что эта картина кисти Луи Ленена. – Взгляд у Савелия был испытующий, холодный. Он попытался отыскать глаза Жана Дидро. Не получилось. Скользнув по фигуре Савелия, художник пугливо запрятал взгляд куда-то в глубину комнаты. – Возможно, так оно и есть в действительности. Но вам опять придется иметь дело с французской полицией, а сейчас уголовную полицию Парижа возглавляет мсье Лазар. – Савелий неприязненно поморщился. – Весьма скверная личность! А если бы вы знали, какой он въедливый. С ним можно сойти с ума!
– Какое отношение все это может иметь ко мне?!
– А вот послушайте, – терпеливо произнес Савелий. – Насколько мне известно, вы не прекратили своих отношений с мадам Папье. А это очень эксцентричная особа. Дело в том, что она тоже посетила в тот день своего бывшего супруга. И я не исключаю, что именно она его и отравила...
– Вы забываетесь, господин Родионов! – выкрикнул Дидро.
– ...Во всяком случае, у полиции будет возможность выяснить это совершенно точно. Так что вы скажете на это?
Дидро взял тряпку и без всякой надобности вновь стал протирать руки. Темно-синее пятно на тыльной стороне ладони поддавалось плохо. Смочив тряпку слюной, он попытался оттереть его, но не тут-то было – просто растер кожу до красноты.
– Хорошо, – он отшвырнул тряпку, – я расскажу вам все! Мои неприятности начались с того, что я влез в очень большие долги. Действительно, моя жизнь на некоторое время наладилась, я стал получать очень крупные заказы. Деньги тратил бездумно направо и налево. Но однажды я проиграл в карты крупную сумму денег. И тогда мне в голову пришла идея написать «картину Рембрандта». Для меня это было просто, я учился в академии и целые сутки проводил в Лувре, пытаясь перенять его манеру. Его манера письма была мне очень близка. Однажды я даже попытался изобразить нечто похожее. За основу я взял библейский сюжет «Тайная вечеря» и выдал эту картину за кисть Рембрандта. Как это ни странно, но большинство сокурсников мне поверило. А когда я все-таки признался, что картину написал я, то удивлению друзей не было предела. Позже я совершил непростительную глупость: когда мне понадобились деньги, я попытался продать картину одному состоятельному немцу, выдав ее за полотно Рембрандта. Немец оказался недоверчивым, ну, а дальше вы знаете...
– Понятно, – кивнул Савелий. – А что вы делаете у господина Барановского?
– Вы себе представить не можете, насколько все это серьезно, – заволновался Жан Дидро. – Подделка картин – это очень прибыльный бизнес. И во главе него стоит господин Барановский. В этом бизнесе задействовано очень много людей. Это антиквары, искусствоведы, полицейские, художники. Антиквары, как правило, очень тесно связаны с криминалом и являются самыми настоящими наводчиками. Если к ним попадает стоящая картина, они тут же дают знать о ней господину Барановскому, который организует ее похищение или заказывает копию, которую впоследствии обменивают на оригинал. Кроме того, господином Барановским прикормлено несколько видных экспертов, которые дают положительные заключения на фальшивки. Они выписывают сертификат, удостоверяющий ценность картины, а потом она продается за очень большие деньги. С господином Барановским связаны самым тесным образом директора крупных галерей, где выставляются эти картины. И выставляются они, как подлинники, наряду с другими самыми настоящими шедеврами. За эту небольшую услугу каждый из директоров получает свой процент. Как только картина появляется в галереях, к ней начинают относиться очень серьезно коллекционеры – потенциальные покупатели. Если вы не знаете, то у каждого выдающегося произведения искусства имеется сертификат, это что-то вроде паспорта, в котором отмечается, где, когда, в каких музеях и галереях выставлялась, например, данная картина. И чем больше ее «послужной список», тем ценнее считается картина, тем меньше шансов, что со временем она попадет в разряд фальшивок.
Савелий с интересом наблюдал за Жаном Дидро. Лицо его в эту минуту выглядело одухотворенным. В Савелии он отыскал благодарного слушателя. Тайны, что он сдерживал в себе на протяжении последних месяцев, невозможно было уже укрывать, и он разразился бурным потоком откровенности.
– Поэтому фальшивую картину стараются пристроить на некоторое время в самые престижные галереи и лучшие музеи мира. Дальше идет аукцион. Руководители аукционов точно так же теснейшим образом связаны с господином Барановским. Они выставляют фальшивку на торги и тоже получают от этого доход. Дальше идут полицейские, которые закрывают глаза на дела господина Барановского, и всем он щедро платит. У него всюду имеются свои люди, не только здесь, во Франции, но и в Англии, Германии, Италии, Испании, России.
Пальцы Савелия сцепились в замок.
– Хорошо. С этим делом немного разобрались. Но какова во всей этой истории ваша роль? Не могли бы рассказать?
Жан Дидро нахмурился:
– Самая скверная... Как вы, наверное, догадались, я и изготавливаю эти фальшивки. Теперь они расходятся по всему миру. Вы ведь говорили, мсье, что я талантлив? – серьезно спросил Дидро.
Савелий слегка улыбнулся. – ну как же, все понятно, любому художнику требуется признание, даже если он копирует чужие картины.
– Я могу повторить это. Вы действительно очень одаренный человек.
– Так вот, я сумел перенять манеру письма не только Рембрандта, но и Дюрера, Леонардо да Винчи, Рафаэля, Ван Дейка и многих других. Правда, на это у меня ушло очень много времени. Ведь манера их письма очень отличается друг от друга. Да и краски они предпочитают разные. Одни отдают предпочтение желтому цвету, другие художники, наоборот, стараются его избегать и предпочитают темные тона. Одни тщательно выписывают лица и передний план, а другие стараются детализировать проекцию. Секретов очень много, обо всех и не расскажешь, и я пытался вникнуть в каждый из них. Одни мастера пытаются тщательно растирать краски, другие, наоборот, только размельчают. Все очень индивидуально.
– Сколько времени у вас уходит на написание картины? – спросил Савелий.
Художник прервал монолог, а потом неожиданно расхохотался:
– Последнего своего «Рембрандта» я писал всего лишь десять дней. А на аукционе в Амстердаме он ушел за пятьсот тысяч марок!
Жан Дидро вытер проступившие слезы.
- Предыдущая
- 50/109
- Следующая
