Хищник - "РуНикс" - Страница 28

Вопросы засели у нее в голове, а вместе с ними и воспоминания о шрамах, которые она увидела на теле сидящего рядом мужчины. Пускай Морана ненавидела его, но она уважала силу. А его тело, как она осознала, было не просто оружием. Оно было храмом силы. Хранилищем историй о выживании, обо всем, что она не могла постичь в этом ужасно уродливом мире.

Морана подумала об Амаре, о пытках, что она терпела на протяжении нескольких дней от рук врагов, и поняла, как же ей самой повезло по сравнению с этой отважной женщиной. Морану никогда не похищали, не пытали, не насиловали, как многих других женщин в их мире. И она задумалась почему. Все из-за ее отца? Или по какой-то другой причине?

– Моя сестра любила дождь.

Слова, произнесенные тихим, хриплым, грубым голосом, ворвались в ее мысли.

А потом отложились в сознании и ошеломили ее. Не только потому, что он поделился с ней чем-то настолько личным, а из-за бесконечной любви, которую она услышала в его голосе.

Морана думала, что он не способен ни к кому испытывать такую любовь. И это потрясло ее. Она не стала поворачиваться и смотреть на него, не бросила в его сторону даже мимолетного взгляда, а он не смотрел на нее. Но она прижала руки к стеклу под натиском удивления от его слов, пусть они и сбивали ее с толку.

Морана сглотнула, а ее сердце заколотилось быстрее.

– Я не знала, что у тебя есть сестра, – произнесла она так же тихо, не сводя глаз с вида за окном.

Тишина.

– Больше нет.

И снова этот ровный тон. Но Морана ему не верила. Она распознала в нем тепло, распознала любовь. Даже Тристану Кейну было не под силу так быстро вновь стать отрешенным. Но по какой-то причине она не стала ему на это указывать.

Они сидели в полной темноте, глядя на небо, город и море, на быстрые капли дождя, которые падали в унисон со стуком их сердец. Наступившая между ними тишина не была ни тяжелой, ни хрупкой. Просто тишина. Морана не знала, что и думать.

– Моя мать любила дождь, – сказала она, не подумав.

Тишина.

– Я думал, у тебя есть мать.

В горле встал уже привычный ком.

– Больше нет.

Она почувствовала на себе его взгляд, повернула голову и посмотрела в глубокие голубые глаза. В них вновь промелькнуло что-то мрачное, и он отвернулся.

Морана сглотнула.

– Почему ты захотел, чтобы я осталась здесь?

Он сидел рядом, не напрягаясь, не глядя на нее. Тишина.

– Данте прав. Там мне было бы безопасно и комфортно, – еле слышно произнесла Морана.

– Здесь тебе тоже безопасно и комфортно, – ответил он так же тихо, но его слова были полны смысла.

– На эту ночь.

– На эту ночь.

Сидя всего в метре от него, Морана вновь посмотрела в окно, глядела на потоки дождя, слушала, как он бьет по стеклу.

Они сидели в полной темноте, заключив своего рода молчаливое перемирие, которое, как она точно знала, прекратится с первыми лучами солнца. Молчаливое перемирие, существование которого они никогда не признают при свете дня, темный, тайный миг возле стеклянной стены, который она запомнит, но никогда не упомянет о нем вслух.

Морана всегда будет помнить его, потому что в это мгновение в ней что-то изменилось. Изменилось кардинально, потому как ее враг, человек, который ненавидел ее сильнее всего на свете, сделал то, чего не делал еще никто.

В это мгновение мужчина, заявивший права на ее смерть, позволил ей краешком глаза увидеть жизнь, сделав то, чего сам, вероятно, даже не осознавал.

В это мгновение враг совершил то, что никто и никогда даже не пытался сделать ради нее.

Он заставил ее почувствовать себя чуть менее одинокой.

Это мгновение закончится, как только взойдет солнце.

Но пока оно длилось, в Моране произошла непостижимая для нее самой перемена, даже несмотря на испытываемую к нему ненависть.

Морану тяготила собственная нерешительность во всем, что касалось ее чувств.

Отец больше не звонил.

Ни разу.

Она не понимала, почему ее это беспокоило, но по какой-то непонятной причине не могла избавиться от ощущения, будто что-то должно произойти. Нечто такое, что ей совсем не понравится. Ей в любом случае не понравится, если в деле окажется замешан ее отец.

Сделав глубокий вдох и отложив мысли для дальнейших размышлений, Морана открыла дверь гостевой спальни и вышла в пентхаус.

Будь она обычной девушкой, живущей в любом другом мире, после вчерашней ночи не знала бы, чего ожидать. Но в ее повседневной жизни не было ничего обычного, а потому она точно знала, чего ей стоит ожидать.

Морана вышла из гостевой спальни, зная, что осталась в квартире одна. Тристан Кейн ушел на рассвете несколько часов назад, и Морана сразу же удалилась в спальню, где провела остаток ночи.

Они не обмолвились больше ни словом после того первого разговора, но, шагая на кухню, Морана понимала: какое бы безмолвное перемирие ни установилось между ними под теми хрупкими каплями, оно исчезло вместе с дождем. В небе ярко светило солнце, пронзая лучами стеклянную стену и озаряя всю комнату. Каждый темный уголок пространства был освещен огненным светом, а кондиционер спасал от жары. Перед глазами предстал тот же великолепный вид; солнечный свет отражался от поверхности воды с одной стороны и поднимался над крышами зданий с другой.

Забравшись на высокий табурет, на котором сидела вчера вечером, Морана подумала сварить себе кофе, но быстро отказалась от этой затеи. Перемирие окончено. Однажды ей уже подсыпали наркотики. Ей хватало ума не допустить этого снова.

Звук открывающихся дверей лифта заставил ее резко обернуться и схватиться за сумочку, где лежал пистолет. Морана слегка расслабила руку, когда увидела, как к ней направляется Амара. Ее высокая пышная фигура была облачена в бежевые брюки и красную блузку, дополненную зеленым шелковым шарфом. Темные буйные кудри ниспадали вокруг красивого лица, а губы растянулись в легкой улыбке.

– Доброе утро, Морана, – кивнула она, глядя на нее ясными глазами травянисто-зеленого цвета.

Морана немного расслабилась и кивнула в ответ.

– Амара.

Улыбнувшись, Амара открыла холодильник. Непринужденность, с которой она перемещалась по кухне, доставая из шкафчиков стаканы, отчего-то очень раздражала Морану. Она стиснула зубы и отвернулась к окну.

– Хочешь сока?

Морана обернулась и увидела, что та стоит с апельсиновым соком в руках, вопросительно наклонив голову. Она замялась, и Амара улыбнулась ей.

– Я ничего туда не подмешала, не волнуйся.

Мысленно отругав себя, Морана кивнула.

– Хотя не могу осуждать тебя за беспокойство, учитывая случившееся в клубе, – продолжила Амара, наливая прохладный напиток в два высоких стакана.

Ее голос звучал, как и прежде, приглушенно, отчего у Мораны сжалось сердце, а в мыслях зародились вопросы об этой женщине, которая всегда относилась к ней с добротой. Каково ей было знать, что она никогда не сможет говорить громче шепота? Было ли ей больно повышать голос? Были ли у нее физические повреждения? Как сильно ее пытали?

Морана прогнала их, когда на ум пришли более насущные вопросы.

– Ты благополучно вернулась в клуб той ночью? – спросила она Амару, которая села напротив нее, уперев локти в стол.

– Да, – просипела она. – Тристан был там. Мне ничто не угрожало.

Подобное заявление, озвученное женщиной, которую пытали в детстве, сказало Моране о многом. Она отложила эту мысль на потом и продолжила задавать вопросы:

– Тебе известно, кто сел за руль внедорожника после того, как вы с мистером Кейном вернулись в клуб?

Амара слегка нахмурилась и поджала губы.

– Нет. Что-то случилось?

Морана вздохнула и покачала головой. Нет никакого смысла рассказывать ей о произошедшем, если не рассказал он.

А Данте он рассказал? Или снова утаил информацию?

– Хотя, – поразмыслила вслух Амара, задумчиво моргая, – если подумать, Тристан спешно выбежал из клуба, когда увидел, что внедорожник снова тронулся в путь.