Грани II (СИ) - Дмитриев Валентин Григорьевич - Страница 31

- Знатное пойло из наших земель. Коньяк называется. Первое средство в таких случаях.

Её слегка повело с непривычки.

- Ладно. Ты сиди пока. Куда тут смотреть-то?

- С той стороны под лестницей проход есть. Ниши где-то там.

Я огляделся по сторонам. В ночи, на почти открытом месте, любой отблеск и отсвет привлечёт внимание. Снова порылся в ранце, извлёк скатку спальника и расстегнул его в одеяло. Накрылся и полез в найденный проход, подсвечивая фонариком на минимальной мощности. Здесь было пыльно, повсюду лежал мелкий сор, нанесённый ветром. Похоже, давно сюда никто не заглядывал. Метра через четыре в пыли проглянули тонкие дорожки швов, в которые забилась пыль. Точно, ниши, закрытые плитами. Камень другой, и по текстуре, и по видимым следам обработки. Если подволок невысокого лаза был идеально выглажен, напоминая поверхностью панели вентилируемого фасада, то крышки... ну, их обтесали, и решили, что так сойдёт.

Нож легко вошёл в щель. Плита немного сдвинулась и приподнялась. Ещё несколько движений, после чего удалось подцепить её пальцами. Внутри, в полости размером с обувную коробку, лежали какие-то свёртки из такой же пропылённой, посеревшей жёсткой ткани. Три перемотанных толстыми верёвками "куколки". Я вынул их и пополз дальше. Ещё одна ниша, теперь два свёртка.

Терви спала, счастливо улыбаясь уголками губ. Я подстелил спальник и сел рядом. Глянул на небо. Рассвет ещё нескоро, а с этой стороны жилых кварталов больше не было, только какие-то бараки или мастерские. Вряд ли там будут шариться стражники, и можно вздремнуть.

Глаза сами собой раскрылись часа наверное через два. Небо едва-едва приобрело сероватый оттенок вместо сочной синеватой черноты, даже звёзды на востоке почти не потускнели, и я сначала сам не понял, что заставило меня проснуться. А потом прислушался. Свёртки, лежавшие у ног, издавали еле слышный металлический гул, как будто очень далеко звенит старый школьный звонок.

- Как интересно, - прошептал я и попробовал разбудить Терви. Она вздрогнула, покачнулась, подняла веки и начала зевок, а потом осознала, где сидит и что вокруг происходит. Тихо ойкнула, закрыла рот ладонями, по щеками побежали блестящие дорожки, но она быстро взяла себя в руки.

- Что такое?

- Слышишь? - я указал на пыльные комки древней ветоши.

- Да... - протянула Терви через несколько секунд.

- Посмотрим?

- Не здесь. Надо спрятаться. Мало ли.

- А что это может быть?

- Что-то старое. Очень старое... - девушка подняла взгляд в светлеющую ночь, и посмотрела куда-то в пустоту. Пустоту, лежащую совсем не здесь и не сейчас.

- Настолько старое, что оно не отсюда, - заключил я. Мелкие детали, которые я цеплял то тут, то там, постепенно сплетались в единое полотно. - Ваши предки тоже не отсюда.

- Ты прав, - вздохнула Терви. - Только сейчас об этом почти никто не помнит даже среди знати. История превратилась в легенды, легенды в сказки, - она пожала плечами. - Слишком много времени прошло. Отец говорил, больше тысячи лет. Я поэтому не удивилась твоему появлению и не испугалась.

- Ладно. Идём. Всё равно светает, надо затихариться и посмотреть, что это предки оставили.

Мы прокрались к домам и выбрали приютом причудливое строение. Хоромина заметно расширялась к третьему этажу, нависая над проулком метра на полтора и грозя в утренние сумерки торцами несущих балок. Внутри было мрачное, но уже привычное безлюдье, следы стремительного изгнания и запахи закисшей еды. Я закрыл двери в кухню, чтобы поменьше тянуло, мы поднялись наверх, в хозяйские спальни - две комнаты метров по двенадцать, разделённые коридорчиком. На окнах висели плотные тёмные шторы. В поставцах остались едва начатые свечи, и через минуту в одной из комнат образовался желтоватый уютный ореол.

Терви устало села за столик, служивший, видимо, для работы с купеческими документами. Остались несколько листов неплохой бумаги, покрытых строчками и столбиками, напоминающими табличную запись.

- Ну глянем, - я выложил добычу на стол. Она продолжали еле слышно гудеть. Теперь звук воспринимался в отчётливых механических тонах. В устойчивом освещении ткань явственно напоминала плотный синтетический брезент. Первой ассоциацией было "да это же гравицапа!". И правда, на столе лежали пять приплюснутых металлических яиц длиной сантиметров пятнадцать и десять в диаметре. По глянцевой бронзовой поверхности вилась причудливая гравировка, в которой можно было разобрать какие-то строки. Всё это немного вразнобой тикало с тихим звоном. Я понимал, что за сотни лет протухнет любая взрывчатка и любой детонатор, но на мгновение захотелось спрятаться под столешницу из цельных двухдюймовых досок.

- И что же это такое? - посмотрел я на спутницу.

- Даже не представляю, - Терви озадаченно рассматривала непонятные штуковины.

В этот момент одно из яиц щёлкнуло чуть погромче, подпрыгнуло, как кинетическая игрушка с маховиком, и встало вертикально. Верхняя треть приподнялась на тонком штырьке, отодвинулась, будто крышка танкового люка, изнутри выглянул тёмно-синий кристалл размером со спичечный коробок. Его опора напоминала великанский перстень. Терви ахнула и показала пальцем.

- Я видела похожий у отца. Он говорил, что в такой камень можно записать очень много книг. Но как, давно никто не знает. И нечем.

Вылупившееся яйцо перестало щёлкать, опора кристалла приподнялась ещё немного, и над нею раскрылся перевёрнутый конус голографического створа. В полупрозрачной зеленоватой дымке появилось человеческое лицо. Мужчина лет пятидесяти на вид. Кроме расшитого воротника-стойки, в кадр ничего не попало, а фон размылся и там ничего даже не угадывалось. Зато я хорошо рассмотрел какие-то знаки различия. Немного подвигавшись, - наверное, проверял, чтобы его было хорошо видно, - и заговорил:

- Я Дитвальд, последний оставшийся в живых офицер (так я воспринял его ранг) из отряда прикрытия двадцать шестого перехода. Козлы давят массой, на потери внимания не обращают.

На заднем плане слышались явственные звуки выстрелов, взрывы, отрывистые крики. Язык, на удивление, оказался понятен. На слух разница было примерно как со словенским или болгарским, если сравнивать их с русским.

- Как только последние гражданские уйдут, я подорву переход. В моей группе осталось пятнадцать человек, у всех ранения. Если кто-то найдёт эту запись, пусть передаст... - он пригнулся, сверху густо сыпануло пылью, - в семью Малли или ближайшему представителю командования в звании не ниже капитана (опять ближайшая аналогия). На этом прощаюсь.

Створ погас, яйцо закрылось, втянув кристалл, и повалилось на бок. Я поймал его, чтобы не скатилось со стола. Козлы. Скорее всего итли, козлоногие, о которых я уже слышал. Орда, существующая чтобы пожирать, завоёвывать и разрушать. Терви тяжело вздохнула. Она наверняка рассчитывала найти что-нибудь полезное. Хотя что может оказаться полезным в обстановке, когда вокруг хорошо вооружённые чужаки, а местное население куда-то делось, я не представлял.

- Посмотрим остальные?

- Ну давай... - с вялым безразличием в голосе ответила девушка.

Я покрутил в руках оставшиеся четыре яйца. Они точно так же негромко тикали, но открываться категорически не хотели. Чувствуя себя мартышкой из басни, я таки довертел одно до того, что нащупал нечто похожее на тончайшую насечку. Пальцы рефлекторно нажали на эти места, звонко щёлкнуло, и у меня в ладонях оказались две металлические полусферы. Дохнуло неясной опасностью. В левой половине, в небольшом, но надёжном даже на первый взгляд четырёхлапом зажиме, покоился шарик из толстого прозрачного стекла. Внутри вязко переливалась белая опалесцирующая жидкость. Шарик был заполнен чуть больше чем на две трети. Правая содержала такой же зажим, только жидкость в шарике отдавала лёгкой жабьей зеленцой и выглядела более текучей. Она мгновенно скатывалась со стенок обратно, если покачать сосуд.

В глазах Терви появился интерес. Не успел я сказать то, о чём подумал, как она оживилась, подскочила и шёпотом вскрикнула: