Кровь ниори - Минич Людмила - Страница 50

Кандар одобрительно закивал. Это он правильно рассудил.

– Значит, – продолжал Симай, – выступаем в начале Второго Часа Ночи. Надо проследить, чтобы людей хорошо накормили и чтобы они хоть немного отдохнули.

Он присел у грубой столешницы, заваленной какими-то неуклюжими рисунками. Приглядевшись, можно было сообразить, что это наброски местности, сделанные несведущими людьми. Да еще и разными. Он извлек из этой груды прекрасно исполненную карту, вздохнул, видимо, намереваясь снова погрузиться в ее изучение, и жестом указал кандару, что отпускает его наконец.

– Да, – вернул он его возгласом уже от двери, – у нас еще три Часа, не меньше. Меня больше до выхода не беспокоить, я тоже хочу отдохнуть… Насколько это возможно.

Кандар удалился, склонив голову. Немного меньше, чем полагалось, может быть.

Дверь затворилась за ним, и Симай, быстро проделав несколько шагов к двери, задвинул засов. Он остался один.

Медленно, очень медленно он вернулся на прежнее место и опустился на скамью, закрыв лицо руками. Он сидел так недолго, время стоило дорого, но необходимо было хорошенько поразмыслить, прежде чем действовать. С улицы, из-за неплотно прикрытой ставни, слышался шум и бряцанье металла. Каорт пытался навести порядок среди новоприбывших.

Какое-то время он оставался почти недвижим, не отнимая рук. Лишь ладони его иногда с напряжением скользили по лицу, точно растирая его. Как будто он боялся, что опусти он только руки – и передышка закончится. А ему очень нужна передышка.

Наконец он тяжело поднял голову. Теперь, когда его лицо изменилось снова, у Леки не осталось бы никаких сомнений, что это тот самый незнакомец с Главной Площади. Бездонные глаза пусто и обреченно глядели в огонь, весело пылавший в очаге. День сегодня выдался совсем не холодный, и нужды в огне будто бы и не было. Но он настоял. Он всегда настаивал, даже летом. С огнем у него были особые отношения. Единственный друг. С некоторого времени он возненавидел одиночество.

Он безрадостно кивнул пламени, словно спрашивая совета, и ровный тихий огонек в очаге вдруг взвился двумя беспокойными языками, качнувшись в его направлении.

– Ты так думаешь? – спросил он.

Пламя снова повторило свой бросок, только немного ниже, слабее.

– Вот и я тоже не уверен, – пробормотал он, не в силах воздержаться от разговора.

Человек подошел к огню, протянул руку, и пламя потянулось к ней, как живое. Словно не замечая, что рука в опасной близости от разгоревшегося огня, он задумался, опершись на решетку над очагом. Не спеша он водил рукой совсем невысоко над оранжевыми языками, и огонь так и льнул к ней, не обжигая, приближаясь ровно настолько, чтобы не причинить вреда. Казалось, он гладит пламя. Как пса, как коня, как любого зверя. Только укусить оно может куда больнее.

– Что делать? – спросил он у огня.

Пламя затрепетало, поднимаясь. Веселее затрещали дрова. Языки заплясали, сплетаясь в узор, который понимал только он один. Изо всех сил они старались помочь ему, но сегодня он не понимал их или не хотел понимать.

– Они не поверят мне. – Он нерешительно покачал головой, словно стараясь все же убедить себя в чем-то. – И он не поверит снова, как не верил тогда. Никогда.

Пламя вспыхнуло, чуть не опалив ему руку. Он отнял ее.

– Нечего обижаться! – сказал он твердо. – Я же не знаю, зачем он меня искал. Может, цепочка, которой мы пристегнуты, встала у него наконец поперек горла…

Он делано усмехнулся огню, и пламя опало, заструившись где-то внизу.

– Но с ним даже проще, чем с остальными, – внушал он пламени. – А ведь этот лекарь придворный видал меня не раз. И не забыл, уж будь уверен.

Огонь в очаге остался на сей раз безучастным.

– Я знаю, что делать! – сказал он строго, укоризненно глядя в очаг. – Но не просто решиться… вот так прийти. Я ведь не страж.

Он потянулся за плащом, потом за перевязью, еще медленнее.

– И вообще никто, – добавил он с горечью. – Но время еще есть.

Передернул плечами и вышел.

В коридоре вповалку дремала солдатня. Ни один человек не приподнял головы, так сморил всех сон. Он затворил дверь и провел ладонью с внешней стороны по ее гладкой засаленной поверхности в том месте, где изнутри был засов. Теперь ее не отопрешь снаружи. Осторожно скользя между спящими, он без труда спустился вниз. В маленькой трапезной зале тоже все спали, даже за неполной кружкой пела, как будто сон сморил их внезапно. А ведь еще совсем недавно с подворья доносились шум и крики. Он прошел через зал и вышел. Балока еще определенно не погрузилась в сон, взбудораженная нашествием королевских солдат, но возле постоялого двора царила тишь да гладь.

Постоялый двор стоял, как водится, прямо у дороги, но он решил не сворачивать пока на нее. Вместо этого он подался в глубь деревни, чтобы выйти за околицу как раз в том месте, где лес близко подступает к ней. Никто не видел его, потому что на пути встречались только спящие люди и спящие дома. Когда он одолел уже полдороги до леса, от постоялого двора опять донеслись крики. Там кто-то уже очнулся, но его это не обеспокоило. Еще немного – и он скользнул в лес.

Оказавшись за деревьями, он посмотрел на свою левую ладонь, и в ней появилась бледная светящаяся горошина. Она раздулась до размера самой ладони, как плод акалита, но сначала была слишком бледна, чтобы освещать путь. Тогда она разгорелась поярче. Скорым шагом он тронулся в путь.

Незнакомец шел не более получаса. Приблизившись к месту, он остановился и постоял немного, сосредотачиваясь. Потом снова двинулся. Увидал фигуру, скорчившуюся у дерева в беспробудном сне. Пройдя еще немного, почувствовал рядом еще одного из своих людей. Усмехнулся. Погасил огонек. Окна усадьбы светились сквозь сплетение веток. Свет внутри дома и так хорошо обозначил цель, и он пошел к ней, почти не разглядывая, что у него там в темноте под ногами.

Дойдя до двери, он поднял было руку и… снова опустил ее. Потом все-таки решительно постучат. Он пребывал в напряжении, не ожидая, впрочем, что его впустят сразу. Простоял довольно долго, давая им время распознать, что он не враг. Потом еще раз постучал. Вот теперь они должны впустить его. Если захотят, конечно. Он чувствовал присутствие стража за дверью так же хорошо, как и тот чувствовал его. Страж не мог не узнать пришельца. Но его никто так и не впустил.

Он стукнул еще раз. Больше для приличия. Что же, ему нужно войти. Он уже наклонился к щели, но промедлил немного, ведь если он скажет это, придется выполнять свою угрозу. Он вздохнул. Было бы забавно, если бы его же собственные люди могли сейчас это слышать.

– Мне пройти сквозь дверь? – проговорил он как можно громче, нагнувшись к самой большой щели.

Ну же, неужели ему придется врываться силой только потому, что они не хотят сделать такую малость, впустить его?

Заскрипел засов, и он облегченно вздохнул. Встряхнулся, словно посмотрел на себя со стороны. Он просто пришел предупредить их, ни больше, ни меньше. Зачем-то толкнул дверь, помогая распахнуть ее. Переступил порог с неспокойным сердцем.

– Итэрэи! – сказал, как ему показалось, вполне спокойно, вскидывая руки в давно забытом приветствии.

Посмотрел на них, привычно пробегая взглядом по лицам. Они удивлены. Кроме двух стражей. Эти не удивляются никогда. А вот юноша за спиной у Иллири разглядывает его так, как будто мертвого увидал. Он внимательно зацепился взглядом за лицо парня. Неужели они знакомы? Не может быть. Хвала Великой Матери, хотя бы Барайма среди них нет. Меньше ненужных расспросов.

– В Балоку прибыл отряд, – сказал он, обращаясь к Иллири.

– Я видел его, – спокойно ответил тот, ничем не обнаруживая их былого знакомства.

– Вам всем нужно уходить.

Иллири кивнул.

– Мы уйдем еще до света.

– Поздно. – Он покачал головой. – Они будут здесь к началу Третьего Ночного Часа, а то и раньше. Всего больше семи кандов солдат. И еще люди.

– Это точно?

– Совершенно точно. Уходите. И лучше на юг или юго-запад, лесами, если такая возможность есть.