Любовь, смерть и роботы. Часть 1 (ЛП) - Миллер Тим - Страница 39

Ругаясь себе под нос, англичане отступили и встали в очередь на посадку.

— Спасибо тебе, — сказала Янь.

— Давно я тебя не видел, — откликнулся я.

«Прекрасно выглядишь» говорить воздержался. Это было вовсе не так. Она выглядела усталой, исхудавшей, хрупкой. Вдобавок, от резкого запаха ее духов щипало в носу.

Однако я не стал судить ее строго. Осуждение — роскошь для тех, кому не нужно бороться за жизнь.

— Сегодня — ночь Праздника Голодных Духов, — сказала она. — Я не собиралась больше работать. Хотела вспомнить мать.

— Так отчего бы нам не отправиться за жертвоприношениями вместе? — предложил я.

Мы сели на паром до Коулуна, и морской бриз над заливом немного оживил ее. Смочив полотенце горячей водой из чайника у буфета, она стерла с лица макияж. Моих ноздрей коснулся едва уловимый отголосок ее природного аромата, такого же свежего и прекрасного, как прежде.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал я, и на сей раз ничуть не покривил душой.

На улицах Коулуна мы купили сладостей и фруктов, холодных пельменей, вареную курицу, благовоний и жертвенных бумажных денег, и завели разговор о собственной жизни.

— Удачна ли была твоя охота? — спросил я.

Мы дружно рассмеялись.

— Я очень скучаю по лисьему облику, — ответила Янь, рассеянно обгладывая куриное крылышко. — Однажды, вскоре после нашей последней встречи, я почувствовала, что меня оставили последние крохи волшебства. И с тех пор больше не могу превращаться.

— Как жаль, — сказал я, не зная, чем еще могу ее утешить.

— Мать привила мне любовь ко многому из человеческого — к еде, к одежде, к народной опере и старым сказкам. Но она никогда в жизни не зависела от всего этого. Она всегда могла принять истинный облик и отправиться на охоту, стоило ей только захотеть. А что я могу сделать в облике женщины? У меня нет ни когтей, ни острых клыков. И даже бегать быстро я не могу. Осталось одно — красота. То самое, из-за чего вы с отцом убили мою мать. Вот я с тех пор и живу тем самым, в чем ты напрасно обвинял мать: соблазняю мужчин ради денег.

— Отца тоже больше нет в живых.

Услышав эту новость, она немного смягчилась.

— Что с ним стряслось?

— Он, как и ты, чувствовал, что волшебство покидает нас. И не смог вынести этого.

— Как жаль…

Чувствовалось: теперь и она не знает, что тут еще сказать.

— Когда-то ты сказала, что мы можем сделать только одно — научиться бороться за жизнь. Я должен поблагодарить тебя за это. Возможно, твои слова спасли меня от гибели.

— Значит, мы квиты, — с улыбкой сказала Янь. — Но хватит разговоров о нас. Эта ночь принадлежит духам предков.

Мы отправились в гавань и разложили еду у воды, приглашая духов всех, кого мы любили, на угощение. Зажгли благовония, начали жечь в ведерке жертвенные бумажные деньги.

Янь провожала взглядом клочки обгорелой бумаги. Увлекаемые к небу жаром огня, искорки исчезали среди звезд.

— Как по-твоему, открыты ли сегодня для духов врата потустороннего мира? Ведь волшебства больше нет…

Я призадумался. В детстве меня обучили слышать, как шуршит под пальцами духов бумага в окне, различать в вое ветра голоса призраков. Но теперь мои уши привыкли к грохоту поршней и штоков, да к оглушительному шипению рвущихся из клапанов струй сжатого пара, и я больше не мог похвастаться слухом, чутким к ушедшему навсегда миру детства.

— Не знаю, — ответил я. — Наверное, у духов все так же, как у живых. Одним удастся разобраться, как жить в новом мире, угасающем среди железных дорог и свиста пара, другим — нет.

— Но принесет ли это благо хоть кому-то из них? — спросила Янь.

Ей вновь удалось удивить меня.

— Дело ведь вот в чем, — продолжала она. — Скажи: ты счастлив? Рад ли с утра до вечера поддерживать бег огромной машины, будто еще одна шестерня? Что тебе снится?

Но я не мог вспомнить ни единого сна. Я с головой погружался в движение шестерней и рычагов, а разум мой оживал лишь в перерывах в бесконечном лязге металла о металл. Это помогало не вспоминать, не думать ни об отце, ни о родной земле, понесшей такую горькую утрату.

— Мне снится охота в этих джунглях асфальта и стали, — сказала Янь. — Снится, как я в истинном облике прыгаю с балки на карниз, с террасы на крышу, пока не доберусь до самой вершины этого острова, пока не смогу зарычать в лицо всем, кто уверен, будто может купить меня с потрохами…

Однако вспыхнувший в ее глазах огонек тут же померк.

— Вот только кому в этом огромном городе в этот новый век пара и электричества удалось сохранить свой истинный облик — кроме тех, кто живет на вершине Пика? — задумчиво проговорила она.

Так мы сидели в гавани, у воды, всю ночь и жгли бумажные деньги в ожидании хоть какого-то знака, что духи предков все еще с нами.

Жизнь в Гонконге внушает странные чувства. Казалось бы, день ото дня вокруг почти ничего не меняется. Но стоит оглянуться на несколько лет назад и сравнить день сегодняшний с прошлым — оказывается, мир стал совсем иным.

К моему тридцатилетию паровые машины новой конструкции требовали куда меньше угля, но давали куда больше энергии. Они становились все меньше и меньше. Улицы заполонили автоматические рикши и безлошадные повозки, а дома у каждого, кто мог себе это позволить, имелись машины, охлаждавшие воздух в комнатах и сохранявшие пищу холодной в особых кухонных ящиках, и все это приводилось в движение силой пара.

Я начал ходить по магазинам и, стойко перенося ярость продавцов, изучать все детали новых моделей, выставленных напоказ. Я жадно глотал все книги о принципах работы и устройстве паровых машин, какие только попадались под руку. Я пробовал применять эти принципы для улучшения тех машин, которыми заведовал — испытывал новые режимы сгорания, новые виды смазки для поршней, новые коэффициенты передач. Понимание нового волшебства, магии машин, приносило некоторое удовлетворение.

Однажды утром, когда я чинил сломанный регулятор оборотов — работа, надо сказать, деликатная, — на платформе надо мной остановились две пары начищенных до блеска ботинок.

Я поднял взгляд. Сверху на меня взирали двое.

— Вот этот самый, — сказал старший по смене.

Второй, одетый в безукоризненный костюм, смерил меня скептическим взглядом.

— Так это тебе пришла в голову идея установить на старую машину маховик большего диаметра?

Я кивнул. Выжать из моих машин такую мощность, о какой их создатели и не мечтали, для меня было предметом гордости.

— А не украл ли ты эту идею у кого-нибудь из англичан? — резко спросил он.

Я заморгал, но недолгое смущение тут же сменилось гневом.

— Нет, — ответил я, стараясь сохранить спокойный тон, нырнул под машину и снова взялся за дело.

— Очень смышлен для китайца, — сказал старший смены. — Обучению поддается.

— Что ж, отчего бы не попробовать, — откликнулся другой. — Во всяком случае, обойдется дешевле настоящего механика из Англии.

Мистер Александр Финдлей-Смит, владелец линии Пик-Трама, сам — превосходный механик, увидел впереди новые возможности. Согласно его предсказаниям, дальнейший путь технологического прогресса неизбежно вел к работающим на паровой энергии автоматам — механическим рукам и ногам, которым предстояло мало-помалу заменить собой китайских кули и слуг.

Для работы над этой новой затеей мистер Финдлей-Смит и выбрал меня.

Я обучился чинить часовые механизмы, конструировать хитроумные системы зубчатых передач, находить нестандартное применение рычагам. Я обучился покрывать сталь хромом и придавать бронзе плавные изгибы. Я изобретал способы соединения закаленных, стойких к износу зубчатых колес с тщательно отъюстированными поршнями и чистым паром. Как только автоматы были завершены, мы подключили их к новейшим аналитическим машинам, доставленным по морю из Британии, и зарядили их лентами, густо усеянными отверстиями кода Бэббиджа-Лавлейс.