Русская война 1854. Книга вторая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 45

— Отец, когда изучил тогда бумаги по делу, был в ужасе, — рассказывала Анна. — Получалось, что флот тогда три года вообще не выходил в море. Всеми делами заправляла гражданская жена Грейга, она же любовница обер-интенданта Критского, Лия Рафалович-Сталинская. В городе все заказы шли через определенных банкиров вроде Герша Мовшовича, которые могли прокрутить и без дела списать чуть ли не любые суммы.

Я невольно вспомнил ту самую историю с выселением евреев из Севастополя — кажется, у нее обнаружились даже более глубокие корни, чем я думал раньше. А Лазарев оказался хорош не только как адмирал, но и как администратор. Все закупки — на конкурсной основе, после заказа — выезд комиссии из личных выдвиженцев, которые описывали все недостатки и давали три месяца на их исправление. Нет — в Сибирь, и благодаря прикрытию со стороны Меншикова и самого Николая никакие привычные интриги не давали от этого скрыться.

— В итоге по этим и другим финансовым причинам Грейга сняли с должности командира флота, — продолжила Анна. — И вы бы видели, что этот человек сказал в ответ на все претензии. Я видела протокол той встречи и запомнила слово в слово. «К проверке таковых сведений по обширности и многосложности их главный командир не имел и не имеет никаких средств».

Я чуть не подавился. Вот это оправдание! Я — тупой, поэтому не виноват… И как с такими людьми можно было хоть чего-то добиться!

— Я бы повесила, — невольно озвучила мои мысли Анна Алексеевна, — но наш царь иногда уж слишком либерален.

— Отец начал свое правление с пяти смертей, — Михаил напомнил о декабристах. — И он дал слово себе и богу, что постарается до последнего избегать новых.

Я невольно вспомнил, что, несмотря на все якобы ужасы правления Николая Первого, в его время в принципе не использовалась смертная казнь в качестве меры наказания. Да, было дело петрашевцев, но и с ними в итоге все высшие приговоры были заменены… Я тряхнул головой, отгоняя лишние мысли, и снова сосредоточился на рассказе великого князя.

Тот тем временем перешел к официальному назначению Лазарева. Первому походу к Босфору… Как оказалось, тогда чуть не началась новая война с Турцией, и мы отправили к Константинополю князя Орлова договариваться о мире, а вместе с ним и наш Черноморский флот. Четыре линейных корабля, два фрегата, корвет и бриг — на вид серьезные аргументы, которые помогли отцу Анны Алексеевны выполнить поручение царя.

Вот только сам флот показал себя очень слабо. «Императрица Екатерина II» чуть не затонула, на «Чесме» развалились мачты, на всех поголовно кораблях рвались паруса, на которые пускали совсем негодную ткань. И команды — как писал Лазарев, там совсем не было опытных моряков, а половина и вовсе были слишком хилыми и на вид совсем не годились к службе. В общем, после возвращения в Севастополь он неожиданно не разрешил выход на берег, а еще сорок два дня гонял все корабли и экипажи, пока не привел их к более-менее приличному виду.

Сорок два дня — для тех, кто раньше выходил в море максимум на три, это было очень серьезным испытанием и стрессом, но, возможно, именно они и помогли сдвинуть дело с мертвой точки. Потом были выпущены «Пушечная экзерциция», «Правила приготовления корабля к бою», «Инструкция вахтенным лейтенантам» — Лазарев взялся за обучение флота.

— В то время были построены десятки простейших тендеров, — рассказывал Михаил, а я представлял небольшие суда с одной мачтой, бушпритом и косым парусом. — Они ходили вдоль Кавказского побережья, и Михаил Петрович повышал только тех, у кого был реальный опыт командования. Перехват контрабанды, обстрел бунтовщиков, поставки для армии и десантные операции — флот вместо трех месяцев теперь плавал круглый год. И как плавал!

Кажется, про это же время мне недавно рассказывал Дубельт. Вот, значит, при ком у нас гуляли такие дерзкие бриги, как «Аякс».

— Про то, что могут быть зимние квартиры и разоружение, быстро забыли, — добавила Анна Алексеевна, а я в очередной раз подивился тому, как подобную глупость кто-то мог считать нормой. И это с живым примером английского или французского флотов. — Зато были введены комиссии. Капитаны и адмиралы раз в год экзаменовали мичманов, и лучшие из них получали звание лейтенантов.

— Как пеняли Михаилу Петровичу, — продолжил великий князь, — это было копированием с английского «мастер энд коммандер». Да, в то время развитие флота на Балтике и на Черном море пошло разными путями. Рядом со столицей воспитывали дисциплину, которая, как в армии, могла стать основой будущих результатов. Лазарев же ставил, прежде всего, на инициативу своих подчиненных, и царь с Меншиковым поддерживали его в этом. Флот слишком важен для России, чтобы замыкаться на одном пути, и мы должны были на практике выяснить, что будет лучше.

Я слушал, и по всему телу бежали мурашки. Все это время, общаясь с моряками Севастополя, я не понимал до конца, насколько они выбиваются из привычных этому времени рамок и, главное, какой путь им пришлось пройти, чтобы стать теми, кто в итоге целый год сдерживал лучшую армию своего времени. А еще я не понимал другую трагедию этой войны… Тот флот, те офицеры и матросы, которые могли бы стать основой совсем другого флота России — именно они гибли в Крымскую войну. Именно выбитые офицеры Лазарева не смогли передать свои знания дальше и продолжить эту реформу…

А Михаил еще не закончил:

— Сороковые годы. Первые тренировочные бои эскадрами, приказ выходить в море не меньше чем на три недели и, наконец, «корабельные расписания», аналог английского «морского списка», которые разом принесли Михаилу Петровичу сотни недоброжелателей, с кем даже отцу приходилось считаться.

— Что за расписания? — спросил я.

— Если коротко, он предлагал не обращать внимание на происхождение, а назначать и продвигать людей исключительно по способностям, — усмехнулась Анна Алексеевна. — Я сама не представляю, как Лазарева в тот момент не съели. Но Николай Павлович полностью его поддержал, и флот продолжил развиваться. Отец часто бывал в Севастополе и всегда говорил, что тут люди работают не из-за страха наказания, а из-за честолюбия. В самом хорошем смысле этого слова.

— Николай видел, что Лазарев делает то, что должен, и поэтому просто не мог его не поддержать, — пояснил Михаил. — При Крейге Черное море потребляло деньги, и ничего не происходило. При Лазареве траты тоже были немалыми, но адмирал смог не только обучить людей, но и построить для них корабли. Сухие доки, акведук, адмиралтейство, несколько эллингов — Севастополь рос вместе с флотом. С 1844 года Лазарев настаивал на строительстве пароходного завода, но в то время еще не было достаточных для этого оснований и возможностей. Тем не менее, отец не пропустил его просьбу мимо ушей, и Россия начала строить пароходы для рек. Сейчас больше сотни их возят грузы по всей стране, и благодаря им мы поняли, что нам подходит из зарубежного опыта, а что нет. В 1850-м был заложенный военный пароходный завод в Севастополе, в 54-м его уже должны были сдать… Должны были, если бы не началась война.

Я кивнул, в очередной раз убеждаясь в правильности мысли о том, что наше отставание в технологиях было совсем небольшим. Один год, и Россия была бы на равных со своими противниками и на суше, и на море. Причем не на пару лет, купив с десяток чужих кораблей, которые скоро устареют. Нет, у нас была школа, была готовность работать на перспективу… Но враг тем и опаснее, что не только силен, но и умен — сумел воспользоваться небольшим окном возможностей, что ему выпало.

— Что ж, наверно, осталось последнее, о чем я хотел рассказать, — Михаил задумчиво смерил меня взглядом. — То, к чему вела вся эта история, то, что позволит вам на самом деле понять, кто такой Лазарев и почему князь Меншиков сейчас так себя ведет.

— Босфорская операция… — выдохнула Анна Алексеева, и великий князь кивнул.

Босфорская операция? Я никогда ни о чем подобном не слышал, но в свете истории Лазарева и его Черноморского флота от этого стало лишь интереснее.