Артист (СИ) - Никонов Андрей - Страница 35

Савельев прокрутил плёнку в фотокамере, залез на каменную тумбу и сделал памятный кадр. Кроме него и Парасюка, проводить Малиновскую никто не пришёл. Свирский лежал в больнице и требовал внимания, а остальные нашли дела поважнее, чем отъезд звезды фильма. Счетовод уселся на переднее пассажирское сиденье, он сначала ехать не собирался, но Генрих едва заметно покачал головой, и Парасюк сразу передумал.

— Я довезу вас до места, Варвара Степановна, а потом вернусь, — заверил он, почему-то глядя не на Малиновскую, а попеременно то на милиционера, то на водителя.

Машина проехала улицу Карла Маркса насквозь, и через Базарную и Сенную площади выбралась на шоссейную дорогу, идущую вдоль железнодорожных путей. Генрих оказался человеком компанейским, он много шутил, рассказывал забавные истории о Пятигорске и окрестностях, охотно отвечал на вопросы и со своими не лез. Они миновали колонию Каррас, где, по словам Генриха, с начала прошлого века жили шотландские переселенцы, по деревянному мосту, застонавшему под тяжестью Студебеккера, переехали речку Джемуху, больше похожую на ручей, пересекли железнодорожное полотно и ещё через километр повернули налево.

— Гора Змейка, — водитель махнул рукой вправо, — там сейчас строится каменный карьер, к нему ветка от железной дороги пойдёт. Да вы сами увидите, какой размах, голова закружится. И раньше-то материалы для бетона и отсыпки здесь добывали, но сейчас другое время, стройка идёт массовая, вот, сами себя будем обеспечивать. Видите, слева Бештау? Так камень этот бештаунит называется, шоссе, по которому мы едем, из него сделано.

Автомобиль въехал в небольшой посёлок под названием «Каменное», застроенный бараками, и по мощёной дороге добрался до здания бывшей помещичьей усадьбы. Липке не обманул, Малиновскую тут действительно ждали, жители посёлка, они же рабочие комбината, обрадовавшись возможности отдохнуть в рабочий день, набились в бывшую конюшню, переоборудованную под клуб. Их было не меньше трёх сотен, загорелые дочерна крепкие мужики в майках и женщины в нарядных сарафанах. Выступление продолжалось почти три часа, Варя рассказывала, как снималась в картине с Мэри Пикфорд, вспоминала забавные случаи, которые произошли с ней или коллегами на площадке, киномеханик крутил отрывки из фильма, зрители хлопали и свистели, лузгали семечки, топали ногами, к концу артистка так утомилась, что предложение перекусить приняла без возражений.

После сытного ужина с руководством комбината и гостями из Железногорска её чуть ли не на руках занесли обратно в машину. До отхода поезда оставалось полтора часа, Варя поднялась на диване, помахала всем рукой. Провожающие хлопали, девочка лет девяти, жутко стесняясь, преподнесла ей огромный букет кораллов, к чемоданам привязали корзину с продуктами и фигурками, сделанными из местного камня. Липке дал гудок, рядом с ним сидел ещё один молодой человек примерно такой же внешности.

— А где Парасюк? — спросила Зоя, её клонило в сон от сытной еды и вина.

— Он уже уехал обратно, в Пятигорск, — ответил Генрих, — сказал, работы много.

Варя кивнула. Счетовод расплатился с ней сполна и выдал квитанции на бронь билетов, правда, выглядел он нервно и косил в сторону, но женщина в психологических проблемах Парасюка копаться не собиралась. Она откинулась на спинку дивана, Студебеккер обдал провожающих сизым выхлопом, и не торопясь выехал с территории посёлка. Стемнело, издали территория Каменного казалась ярким пятном, ещё левее светился Железноводск, а вот дорога освещена не была, только столбы стояли приготовленными под провода и светильники. Автомобиль доехал до развилки на Минводы, разгоняя вечернюю тьму фонарями, и притормозил на обочине.

— Что случилось? — спросила Малиновская.

— Приехали, — парень, сидящий на пассажирском сидении, обернулся, и наставил на женщин револьвер.

Глава 15.

Местный егерь встретил Сергея и Горянского на набережной Подкумка в самом конце колонии Бетания, там, где начинались поля совхоза Константиновский. До места охотники доехали на двухколёсной бричке, извозчик стряс с них полтора рубля и всю дорогу бурчал, что нынче народ мелкий пошёл, а вот раньше баре гроши не считали. Но от своих обязанностей кучер не отлынивал, он аккуратно сгрузил вещи и даже помог Горянскому вылезти из экипажа. Военный за неделю стал хромать значительно меньше, но всё равно, было видно, что резкие движения доставляют ему неудобство.

Возле деревянной пристани на мелких волнах болталась четырёхвесельная шлюпка с привязанным к корме тузиком. В маленьком судёнышке сидела собака, были сложены мешки и три ружейных чехла, туда же Травин отнёс и их сумки. Егеря звали Фома, ему было далеко за шестьдесят, невысокого роста и тощего телосложения, с блеклыми глазами и редкими седыми волосами, но двигался он бодро и уверенно. Когда погрузились в лодку, мужчина закашлялся, прикладывая к губам платок.

— Простудился нынче, — сказал он, — вы уж звиняйте, только в ночь я не выдюжу.

— Как так? — изумился Горянский.

— Если захотите остаться, так сынишка мой подойдёт к сумеркам, а нет так все вместе вернёмся. Тут самая охота-то под темень, кулик, он ждёт, когда всё утихнет, а потом раз, и выпорхнет. Тут-то мы его и жахнем, но если захотите поутричать, и навес, и одеяла я с собой взял. Вы, господин хороший, раньше-то на птицу ходили?

— Доводилось, — ответил Сергей.

— Вот и хорошо. С Анатолем Палычем-то мы хорошо по этим делам знакомы, да? Уж ходили тута года три назад, токма около Змейки, там птица богато водилась и лиса, а теперича камень рубят, всех животинок распугали. Ну да жизнь-то кипит, как в газетах пишут, новые высоты берём, опять же рабочему классу прибыток. Пожалте, господа-товарищи, за вёсла.

Горянский сразу понял, что с Сергеем ему не тягаться, только мешать, и отложил свою пару вёсел, Травин не возражал, ему ритмичные движения плечевым поясом, с опорой на ноги и пресс, были только в охотку. Вода за кормой шлюпки бурлила, канат, тянущий тузика, натянулся, егерь довольно улыбался, подставляя морщинистое лицо свежему речному ветру.

— На рыбалку бы сюда, — выдохнул Сергей, перенося вёсла к носу лодки, — ох небось сейчас щука идёт хорошо.

— А то, — подтвердил Фома, — стало быть, неводом идёт в аршин. А уж если со снастью, то на сома, в этой-то стороне их немного да мелкие, а вот за Ессентуками, там прямо зверь, пуда на четыре бывает, вот такой.

И он развёл руки как можно шире.

— Тута мелочи полно, усачи там, пескарики да окуньки, — продолжал он, — раньше баре были охочи до этого дела, нам-то, мужику, на прокорм недосуг сидеть, невод поставил, глядишь, и есть чем пузо набить, а господам этот подавай, как энто они называли, плезир. Чтобы, значит, сесть на месте и поразмышлять о возвышенном, ну там о бабах всяких в кружевах и прочем. Али заберутся в лодку и плывут, а вёсла в воду, и мечтают. Тьху, бездельники.

— Да мы тоже такие, — Горянский улыбнулся, — чай не на прокорм бекасов едем бить.

— Тут дело другое, — не согласился егерь, — охота — занятие соревновательное. Рыба что, дура, крючок увидит и знай кидается, а птица дело тонкое, она к себе абы как не подпустит, сноровка нужна. Лиса опять же, хитрая, зараза, её выследить надо, загнать, она же, тварь такая божья, улизнуть норовит. Ну а коли секач, там уж кто кого.

— Попадаются тут кабаны? — спросил Травин.

— А то ж. Сейчас самое время для них, чтобы, значит, пожрать. Урожай-то созрел, вот они по полям и носятся, жир нагуливают. Я, если что, патроны-то снарядил резанкой, но и вы, товарищи дорогие, сторожитесь. Правой руки держись, сейчас в разлив зайдём, дальше приток будет, как пашни закончатся, там и остановимся. Видишь гору? Лысой кличут, ежели тут пусто будет, то вот возле неё, со стороны заката, и пройдёмся по болотцам. Справа-то посёлок Подкумок, там колонисты кузню поставили и всю живность распугали, а тут места нелюдимые, разве что вон вдалеке ферма, немчура хозяйствует, так кабаны возле неё вертятся, свиней чуют. Но их там же и отстреливают, вблизь лучше не ходить, вдруг за секача примут.