Ружемант 3 - Лисицин Евгений - Страница 3

Вот, значит, о чем говорила Фелиция. Была права: увидел сам…

Словно послушные зомби, люди толпами вытекали на улицы. Беззвучные, немые, бледные. Чернота вместо глазных яблок.

В каждом их движении чувствовалось механичность, будто кто засунул стальной эндоскелет внутрь людей. Начал подозревать, что с Царената станется…

Белка схватилась за голову, коснувшись волос, будто желая проверить, на месте ли? Причину понять было несложно: люди на улице были острижены налысо, словно заключенные.

– Это… что такое?

– Шавы, – почти в унисон ответили Ириска с Белкой. Иные объяснения казались излишни. Правду говорила Бейка: то, что я звал рабством у нас, здесь назвали бы свободой…

Телевизор одним своим видом заставил вспомнить мягкую нежность Айки. Совесть тоже не отставала, обещал ведь привезти ей новый, да так и не сподобился. Как они там сейчас? Она, тройняшки, все остальные? Что творится на фронте?

Поискал глазами пульт – тот спрятался под подушкой у дивана. Надеюсь, в нем еще живы батарейки?

Царенатский широкоформатный начал с мерзкого: стоило изображению проявиться, как на экране появилась самодовольная улыбка Вита Скарлуччи.

Потерянную руку заменили механическим, блестящим на солнце протезом. Брендированной маркой прямо в кадр – законы коммерции были везде неизменны.

Поверженный командующий из центра реабилитации радовался привезенному трофею, словно ребенок. Смотрел на мой «Янтарь», как на законную добычу. Тут же захотелось переключить, но Белка удержала руку.

– Новости сейчас будут. Посмотрим?

Говорили на русском языке, без акцента. Не сразу понял, что вещают механическим голосом. Выходит, не все здесь шавы? Вспомнил про среднюю меж ними и карсирами касту.

– Для серво крутят, – ответила рыжеволосая на так и не заданный вопрос. Хотела сплюнуть.

– Так зачем тогда смотреть? Будет же пропаганда?

– Посмотрим, как и о чем врут. Дезинформация – тоже информация.

Кивнул, соглашаясь, в конце концов, от нас не убудет.

За Витом шел репортаж об уничтоженной группе диверсантов едва ли не в черте города. Говорили о нас, не стоило и гадать. Белка вздрогнула, услышав, что группа была взята в плен и ожидает сегодняшней казни после допроса. Буднично, словно такое здесь каждый день, даже сенсации не сделают.

Требовались ли рабам сенсации?

После рассказывали о новейших разработках, что применяются прямо на линии фронта. Новейшие «Крокодилы» вот-вот должны были быть изготовлены пробной партией в стенах завода. Сапожная фабрика угадывалась в очертаниях сразу же. Словно по наитию, глянул на дымящие трубы.

Новейшая машина смерти обещала больно и далеко бить, оснащена броней до седьмого уровня в первом заслоне и двенадцатой во втором. Пушка сто сорок четвертого калибра, форсированный двигатель. Гусеницы царенатцы не любили, предпочитая колесные шасси, оно и понятно. Кто будет натягивать сбитые траки на место подбитому беспилотнику?

– Все еще идут? – спросил у Белки, глянувшей в окно. Толпы бредущих по унылым улочкам шавов наводили на скверные мысли, но завораживали. Людская река, что на параде.

Девчонка вместо ответа покачала головой. Шествие закончилось, и лишь мелкие группки рабов механически шли к неизвестности.

– Куда они идут? Здесь вся работа доверена машинам, разве нет?

Белка лишь пожала плечами, ответа следовало искать у Фелиции.

– Тебе лучше? – спросил, кивнув на оставшуюся корку скверны. Давно следовало полюбопытствовать.

– Гораздо. Может, пока никого нет…

Я не сразу понял, чего она хочет. Белка встала передо мной, вытянулась, словно кошка. Сладко зажмурилась, вмиг скинув через голову майку. С визгом распахнулась молния шорт, и они кучей тряпья свалились на пол.

Белья на рыжеволосой не было, моему взору предстал мягкий пух лобковых волос. Сделав шаг ближе, тяжко задышав, она двинулась на меня, словно «Дракон». Я почуял себя в западне, не в силах сдвинуться с места.

Словно подкошенная, девчонка рухнула в мои объятия, протестующе заскрипел старый диван. От нее пахло женщиной, давно истосковавшейся по мужским рукам.

Не стал томить несчастную дольше положенного…

Фелиция вернулась, когда начало темнеть.

Мы провели с Белкой день вместе, ничуть о том не жалея. Словно начитавшись пошлых книжек, она оказалась настырной, находчивой и изящной. И хотела быть игрушкой в моих руках. Что угодно, лишь бы я больше не уходил, не исчезал, не уезжал.

Шептал ей на ухо обещания, сам не помню какие.

– Знаешь, – сказала она мне, – я всегда об этом мечтала.

– Да? – я будто сомневался. Белка кивнула.

– Когда была маленькой, мечтала стать продавщицей пирожных. Родители были бедны, тортов я не видела, а пирожные – раз в год, на день рождения. Иногда под Новый год бабушка стучала по стеклу окна, шла на балкон. Говорила: волк принес подарок. Иногда он ограничивался конфетами, но я была рада.

– А почему продавщицей? Не пекарем?

– Видела однажды, как в магазине тетка за кассой жевала печенье. Думала, что им можно. Глупо, да?

Детскую логику судить сложно, я и не стал.

– А причем здесь пирожные? – имел неосторожность спросить. Пирожных-то здесь не предвиделось…

Белка словно невзначай кокетливо повела плечами, ткнула пальцем по носу.

– Быть с тобой – это как есть пирожные, глупый.

Засмеялась, неохотно сползла с меня. Мы даже не услышали, как открылась входная дверь. Явившаяся Фелиция выглядела устало, не обратила внимания на наш с Белкой внешний вид. Прятаться и прикрываться было поздно.

– Что с остальными? – я шустро запрыгнул в штаны, спросил у зевающей командующей. Она лишь выставила перед собой ладонь, покачала головой, будто говоря, что все вопросы после душа.

Пришлось выждать долгие томительные полчаса, пока она выйдет. Юркнули вместе с Белкой на кухню. Где еще русскому человеку говорить, как не на кухне?

– Говорят, их собираются казнить, – не стал ходить вокруг да около, спросил, едва Фелиция зашла. Она кивнула, как ни в чем не бывало.

– Они всегда так говорят. Если послушать, сколько диверсантов было казнено за последний год, то мы уже должны были добивать остатки населения Синьилая.

– А на деле?

– А на деле до сектора мало кто доходит, в особенности разведывательно-диверсионные. Должна вас поздравить: вы первая группа, сумевшая прорваться за первую стену. Остальные не добирались даже до района рабов.

Сразу же вспомнился огромный пустырь: любой, сумевший проскочить стену, оказывался под пристальным надзором карсиров, что куковали на стенах с обеих сторон.

– Оформила бумаги по протоколу. Казнь девчонок на мне. Там и организую им побег.

– Никто не будет спрашивать тела?

Фелиция посмотрела на меня как на идиота. В мире, где комар не бзднет без чужого ведома, нельзя было попросту подписать какую-то бумажку и думать, что все в ажуре.

– Спросят. Мы же в Царенате, здесь регистрируют все и вся.

– Тогда как?

– Выдам за них тела вчера убитых вами карсиров. По крайней мере, никто не будет проверять их пол в крематории.

Про вскрытие спрашивать не стал. Раз уж Фелиция говорит, что все в порядке, куда я со своим рылом да в калашный ряд?

Из коридора она притащила сумку, бухнула на стол. В каждом движении Фелиции сквозила усталость.

Вытащила одежку. Серая синтетическая форма мигом оказалась у меня в руках. Недолго думая, вскрыл блистер упаковки. На ярлыке куртки значился мой размер.

– Что это?

– Комбинезон серво. Все, кто не шав и не карсир, носят такие.

– А на меня? – спросила Белка.

– А у тебя ножки не в порядке, родная, – раздраженно отозвалась связная Бейки. – Выход на улицу тебе сейчас строго воспрещен.

– Так мы идем туда? – большим пальцем указал себе за спину, в окно.

– Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Сапожная фабрика – лучше разобраться с ней сразу и сейчас, чем возвращаться потом.