Русская война. 1854 (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 51

То, что в итоге получилось дойти до нужного места, что отступающие французы решили не брать с собой раненого пилота — это уже было чудо. Мы смели небольшое охранение возле четырех белых круглых палаток, а потом проверили их одну за другой. В двух оказались только раненые французы, ожидающие отправки в тыл. Их мы не тронули. В третьей же нашли мичмана Кононенко, он был бледный, прижимал к груди сломанную при жесткой посадке руку, но в целом выглядел даже бодро.

По крайней мере, он точно старался. Стоило мичману только увидеть своих, как он тут же попытался вскочить, не обращая внимание на связывающие его веревки.

— Ваше благородие! Вы… — Кононенко растерялся и не знал, что сказать.

Махнув рукой ближайшему владимирцу, чтобы придержал пилота, я осмотрел пережавшие ему руки и ноги узлы. Слишком крепко! Я немедленно же их срезал, потом попытался помочь массажем восстановить кровообращение, но сразу стало понятно, что в ближайшее время мичман на своих двоих перемещаться не сможет. О худших вариантах думать и вовсе не хотелось.

— Передайте Степану, чтобы отвязывал канат и садился рядом с нами, — я отдал новый приказ.

Главное, чтобы у казака получилось. Чтобы рядом не затаился какой недобитый француз, который вблизи легко попадет в силуэт шара.

— Ваше благородие, я смогу и сам идти, — мичман попытался сделать шаг и тут же разбился бы, если бы его не поддержали. Как же меня раздражает упрямство всех и вся в этом времени.

— Ты можешь и будешь выполнять приказы! По крайней мере, на поле боя! А вот потом разрешаю высказать мне все, что думаешь!

Нервы. Все-таки я очень и очень волнуюсь, и несмотря на все доводы разума бороться с этим ужасно сложно.

— На меня тоже накричите? — от входа в палатку донесся спокойный женский голос. Это что еще на мою голову?

Кажется, я даже сказал это вслух. А кто бы на моем месте не сказал, неожиданно найдя в тылу у врага одну из девушек, которую недавно видел на приеме у адмирала Корнилова!

— Анна Алексеевна, какими судьбами? — спросил я у «серой мышки», которая так ловко читала мое интервью Говарду Расселу.

— Мы нашли ее связанную в четвертой палатке, — заметив мой взгляд, ефрейтор Игнатьев поспешил рассказать, что случилось.

А потом добавила от себя деталей и сама девушка. Как оказалось, ее поймали утром по дороге в госпиталь. Приехала повозка, та же, что и всегда, но вместо привычного кучера был кто-то другой. Анна не смогла разглядеть его лицо, закутанное в длинный красно-черный клетчатый шарф. А потом ей накинули на голову мешок, скрутили, и пришла она в себя уже за линией фронта. Здесь она слышала крики допросов кого-то на русском языке, а потом… Пришли мы.

Подозрительно все это звучало, но, что бы я ни думал, надо было как-то вытаскивать всех найденных. А по плану, если нам нужно было отступать со столь дальних позиций, пробираться мы собирались по скалам вдоль берега. Во всех остальных местах нас бы уже точно зажали. Даже с кирасами, гранатами и ракетами. Войны 19 века — это уже войны больших армий, когда исход дела решают большие числа, и храбрость отдельных отрядов проигрывает большим батальонам.

— Значит, так, — я принял решение. — Мичман, вас еще не учили парным полетам, так что придется разбираться на практике. Сейчас Степан спустит сюда шар и уступит его вам. Ляжете на скобы, сверху на вас положат Анну Алексеевну. При дальнейшем полете считайте, что у вас перегруз, двойной, даже тройной, потому что воздух из шара будет частично спущен, и его несущая сила будет минимальной. Вся надежда на ветер, который вы просто обязаны будете поймать, пока работают ускорители.

— Меня не надо везти! — попыталась возразить девушка. Еще одна на мою голову.

— Надо! Потому что иначе все здесь погибнут, пытаясь вытащить вас по земле! А я не собираюсь этого допускать даже ради вашего доброго отношения! — рявкнул я в ответ.

Анна Алексеевна обожгла меня возмущенным взглядом, но промолчала.

— Я… — мичман Кононенко на мгновение тоже растерялся. — Я сделаю все, что нужно.

— Тогда запоминайте. Набираете высоту на двух ракетах, одной с вашим весом точно не хватит. Потом ловите ветер и вас будет сносить в сторону шестого бастиона. Ничего сложного, и мы передадим туда сообщение, чтобы вас ждали.

— Понял.

— Когда наберете высоту, — я продолжал инструкции, — начнется самое сложное. Вам нужно будет не только долететь до наших, но и развернуться навстречу ветру. Только после этого можете открывать клапан и идти вниз. Тормозить начнете примерно за десять метров до поверхности. Учитывайте, что ловить вас никто не будет, так что посадка выйдет жесткой, но даже если что-то и сломаете — главное, останетесь живы.

— Так точно, ваше благородие, — мичман пришел в себя и ответил уже как положено.

— И последнее, — я бросил взгляд на внезапную пленницу. — Приказываю не церемониться с вашей пассажиркой. Галантность и манеры покажете после посадки, а пока, если будет мешать, разрешаю даже оглушить ее.

— Штабс-капитан! — возмущенно зашипела Анна Алексеевна, словно разом превратившись из мышки в еще одну Ядовитую Стерву.

— А теперь вы! Небо опасно! Ваши желания, советы и благие намерения там будут только мешать. Так что прошу, просто замрите и не мешайте пилоту спасти вам обоим жизни. Поверьте, ему и без ваших слов будет очень непросто.

— Я… Я сделаю, как вы просите, — неожиданно согласилась со мной девушка.

Я выдохнул, скрестив за спиной пальцы на будущую удачу. Тем временем «Карп» Степана приземлился, и я быстро объяснил казаку ситуацию. Больше двух шар точно не унесет, а значит, улетать будут наши раненые: мичман Кононенко и Анна. Казак сразу же согласился, мы за пару минут дотащили сладкую парочку до «Карпа» и уложили обоих на дуги. Снизу покрасневший мичман, сверху не менее красная девушка.

Шар, и так успевший подостыть за время полета Степана, не выдержал двойного веса и начал опускаться. Мы немного придержали его снизу, давая Кононенко время поджечь запал. И вот ракета вспыхнула, красная струя вырвалась из сопла, разгоняя «Карпа» и помогая ему поймать ветер и набрать высоту.

— С богом, — неожиданно для самого себя выдохнул я. И опять я его поминаю…

— Мичман справится, он хороший пилот, — перекрестился Степан.

Я уже хотел было отдать приказ и нам выдвигаться назад, но тут ефрейтор Игнатьев замахал руками, привлекая мое внимание. Как оказалось, он поддался своей хозяйственной чуйке и решил проверить все вокруг на предмет чего-то ценного, но ни золота, ни чего-либо похожего не обнаружил. Зато нашлись огромные снаряды, похожие на ядра для бомбической пушки, только на этих были прикручены хвостики, словно перед нами не какое-то оружие, а арбузы.

— Что это? Знаете, ваше благородие? — спросил ефрейтор.

Я не знал, но вот догадаться мог. Большая бомба, на которую установлено что-то вроде клапана. А я ведь встречал истории о том, что отравляющие вещества начинали использовать еще в это время, и вот подтверждение.

— Скорее всего, внутрь бомбы закачали яд, — ответил я, судорожно думая, что теперь с этим делать. Оставить тут, попробовать уничтожить, захватить с собой, чтобы показать адмиралам и Меншикову?

— Вонючая бомба! — неожиданно опознал страшное оружие Степан.

— Что ты знаешь? — спросил я.

— В мае… Да, в мае, — принялся рассказывать казак. — Французские и английские корабли подходили к Одессе и закидывали в том числе и такие бомбы. Мы потом одну начали вскрывать у себя, так оттуда пошла такая вонь, что паре человек стало дурно. Я слышал, что еще одну отправляли в Севастополь Меншикову, там тоже ее открывали и смотрели.[1]

— Значит, об опасности таких бомб известно, — я выдохнул.

Стало чуть легче. Если бы внутри таких снарядов находилось что-то серьезное вроде хлора или иприта, то сейчас мы бы со Степаном уже не говорили. Значит… Я отрезал от стола длинную щепку и нажал на клапан, выпуская из бомбы запах, чем-то напоминающий тухлые яйца. Кажется, так ведут себя соединения на основе мышьяка. Порой моя память двадцать первого века, забитая до крышечки всевозможным информационным мусором, выдавала удивительные результаты. Где и когда я мог такое читать?