Бурят (СИ) - Номен Квинтус - Страница 7

— Дамдинцэрэн, ты не очень хорошо представляешь, как далеко находится Америка. Чтобы прислать новых людей, им потребуется несколько месяцев — а за это время тут уже не останется наших врагов. Кто не умрет, тот убежит — а убежавшие расскажут тем, кто будет послан им на замену, как здесь страшно. И даже если новые американцы приедут, то они уже будут бояться, а трус — он уже проиграл.

— Ты говоришь красивые слова, но дела могут пойти совсем не так. Сам ты храбрый воин и меткий стрелок… Я сегодня спрошу у своих людей, и если кто-то захочет пойти с тобой, я им помогу оружием и патронами. И дам еды, а что у тебя получится, мы посмотрим.

— Спасибо за помощь.

— Я тебе пока ничем не помог…

— Но у тебя люди храбры и умелы в стрельбе, я не сомневаюсь, что со мной захочет пойти даже больше двух десятков человек. Но я возьму только два десятка: чтобы просто убивать американцев, больше не нужно, лишние люди просто погибнут зря. А вот когда в Верхнеудинске американцев и цехов не останется… Есть Чита, есть Иркутск, есть очень много городов, где скоро люди буду при встречен с бурятом кланяться в знак благодарности.

— Я пойду с тобой!

— Нет, Дамдинцэрэн, не пойдешь. Я знаю, что ты сам храбр и ловок, но кто, кроме тебя, сможет собрать других бурят на общее дело? Ты — ноён, и твое дело — собирать людей, объяснять, что они должны делать и почему. Еще раз: мы пойдем не воевать. Мы пойдем всего лишь убивать врагов. Не воевать с ними — не заслужили они такой чести, а просто убивать, как скотину. Много ли чести ноёну, если он забьет корову? А вот сделать так, чтобы коров было много…

— Я понял. Мы приготовили для тебя юрту, или отдохнуть. А завтра ты получишь метких стрелков столько, сколько тебе будет надо. Но пообещай, что ты не дашь этим людям погибнуть.

— Даже когда забиваешь корову, есть риск попасть ей на рога. Но специально никто к этому не стремится. Я буду беречь людей…

В юрте, куда Дамдинцэрэн отвел Николая Павловича, на кошме лежали деньги — довольно много, если смотреть «по номиналу» — и оружие. Два больших никелированных пистолета с белыми костяными накладками на рукоятках (Николай Павлович тут и узнал, что значит слово «никелированные») и два пистолета поменьше, темного, почти черного цвета. Еще лежали патроны (так, оказывается, все тут называли картуши для оружия — причем сейчас уже всё оружие, и ружья, и пистолеты делались для стрельбы патронами), причем они тоже были разными.

— Это что?

— Это, — ответил Дамдинцэрэн, — то, что мы собрали у тех казаков. Ты ведь не забрал это, но это всё твои трофеи. Мы же не воры, чужого нам не надо… Мы забираем что-то у врагов, но у своих брать без разрешения… некрасиво.

— А ты можешь мне показать, как эти пистолеты заряжать и как из них стрелять?

— Конечно, но лучше я пришлю Жалсана, он был урядником в Троицкосавске и из револьверов стреляет лучше многих. Я тоже знаю, как стрелять, но мне винтовка привычнее…

Жалсан — веселый мужчина слегка за сорок — оказался буквально «информационным кладом»: он не только отлично знал почти любое оружие (включая пулемет), но и прекрасно разбирался в обстановке. Сам он ушел из Троицесавска, когда туда пришли чехи: те полицию просто разогнали, причем просто расстреляв нескольких из них, и все, кто в полиции служил и не был убит, город покинули. Почти все, все же двое или трое пошли служить чехам. Правда, счастья им это не принесло: когда туда же пришли казаки Семенова, в живых остался лишь один — тот, кого чехи забрали с собой в Верхнеудинск в качестве переводчика. Бурят (в полиции города бурятов было больше половины) — и его казаки не тронули даже когда он обратно в город вернулся. Побоялись тронуть: вернулся он в японском мундире — а вся «армия» Семенова только японцами и снабжалась.

— Так ты знаешь, кто сейчас занимает Верхнеудинск?

— Да. Управляют там всем американцы, их чуть больше двух сотен. А управляют они потому что охраняют железную дорогу, по которой всем вокруг привозят оружие, патроны и все остальное. Даже еду — хотя все же в основном еду они грабят в окрестных селах. И грабят как раз в основном чехи и казаки, но в Верхнеудинске казаков мало. А в Троицкосавске казаков почти тысяча, и чехов сотни три-четыре. Точно их посчитать трудно, они постоянно приходят и уходят. Приходит отряд, на таможне купцов оберет — и уходит, а вместо них другой отряд уже приходит. Наранбаатар, почему ты не хочешь сначала выгнать всех из Троицкосавска?

— Потому что они сами оттуда уйдут когда по железной дороге им больше ничего привозить не станут. А еще мне Гунсэн сказал, что там есть хорошие мастерские, где могут сделать карт… патроны для моего ружья.

— Ты лучше возьми другую винтовку. Трехлинейку или Арисаку, их много и патронов для них много. Американскую винтовку не бери: она хуже, да и патронов для них нет. Русские или японские патроны можно купить, у тех же чехов — они их, правда, только за серебро продают и за золото, а у казаков к трехлинейке и за бумажные деньги купить можно, и даже за еду или хороший китайский товар. Или даже за соль, но соли, конечно, нужно много, два фунта за патрон — а им много соли не требуется…

— Из своей винтовки я попаду в голову за пять сотен шагов, а даже если промахнусь и попаду в руку, то все равно враг умрет: пуля ему эту руку просто оторвет, я это сам уже видел. А из этой трехлинейки? Конечно, я трехлинейку возьму, у меня своих патронов очень мало, а стрелять придется много — но если получится для нее сделать новые патроны…

— Получится. То есть думаю, что получится. В железнодорожных мастерских я знаю несколько рабочих, которые это сделать смогут: у нашего пристава была винтовка иностранная, с патронами необычными, и я пару раз в Верхнеудинск ездил специально, чтобы патроны для нее заказывать. То есть гильзы и пули, а снаряжать патроны все и сами умеют. Только это все равно работа долгая: те рабочие говорили, что оснастку делать дня два, а потом они смогут делать патронов десять, много двадцать в день.

— Мне хватит. А теперь расскажи, чем так страшен пулемет и как с ним работать?

— Ну смотри, это у тебя пулемет Льюиса, патрон в него ставится… трехлинейный, — уточнил Жалсан, — и это хорошо, такие патроны проще всего найти. У американцев на станции тоже Льюисы, но в американских патронах гильза другая, и таких патронов очень мало…

Дамдинцэрэн оказался очень хорошим ноёном: на следующий день он привел к юрте Николая Павловича семерых молодых парней и сказал, что остальные подойдут позже: людей, мол, достаточно, но он хочет дать лучших стрелков. И перечислил их поименно: очевидно, что он неплохо знал, на что способен любой их более чем тысячи окрестных табангутов.

— Еще двоих я постараюсь позвать, но они сейчас служат у Семенова…

— То есть в казаках, которые здесь всех грабят? — удивился Николай Павлович.

— Они уйдут от Семенова, но сначала я уведу их яса: казаки, если кто-то уходит из их отряда, сжигают всю родню ушедших. Не будет родни — они уйдут.

— А русские казаки?

— Они весной сожгли целиком станицу. Стариков пристрелили в церкви, а остальных просто вырезали. Всех вырезали: и женщин, и детей.

— Так, — лицо Николая Павловича почернело от гнева, — а кто это приказал? Кто сделал это?

— Говорят, что приказал генерал Унгерн, а станицу сжег подполковник Чистохин, — сообщил Жалсан.

— Повесить сволочь! Обоих повесить! И собакам скормить!

— Это, Наранбаатар, далеко отсюда. Возле Читы, до них ехать очень много дней нужно будет…

— Ну что же, я не спешу. Но этих — запомню, и от виселицы им не уйти. И ты запомни: в жизни всякое бывает, я могу и не дожить — но их прощать нельзя. И тех, кто команды отдавал, и тех, кто их исполнял. Поголовно!

— Я почему я их должен запомнить?

— Ты же училище закончил, соображать что и как научился. Я пока тебя назначу своим помощником. Согласен? Если, конечно, Дамдинцэрэн против не будет.