Философия в университете. Взгляд из Москвы и Шанхая - Коллектив авторов - Страница 24

В-третьих, этика может преподаваться как философия общественной морали. В этом случае предметом нашего внимания могут стать такие философы как Аристотель, Гоббс, Локк, утилитаристы, возможно ранний Ролз «Теории справедливости». Акцент в этом случае будет сделан на совершенствование общественных институтов, а моральный выбор индивидов останется несколько в стороне. В этике существует заметный зазор между моралью личного совершенства и общественной моралью, преодолеть который пока не удается и это обстоятельство не может не откладывать своего отпечатка на преподавании этики. При всем благородстве своих устремлений подобная этика предполагает все же веру в некие метафизические основания. Однако нет уверенности в том, что мы способны согласиться в отношении этих оснований. Мы вряд ли сможем найти консенсус в современном обществе относительно естественных прав или высшего блага или природы человека. Соответственно тщетными будут и попытки создания морально оправданных общественных институтов, которые могли бы быть обоснованы подобными метафизическими основаниями.

В-четвертых, можно воспользоваться рекомендациями логических позитивистов и преподавать этику исключительно как язык моральных суждений. В этом случае мы обратим наши взоры к наследию Айера^[77] и Стивенсона^[78]. Мы будем бесконечно уточнять моральные понятия. Но, платой будет этический нон когтививизм и утрата этикой своей практической роли. В 60-е годы это увлечение не минуло и Россию и я до сих пор помню лекции некоторых наших коллег, на которых студенты демонстративно затыкали уши. Современные попытки преподнести подобную этику, без всякого сомнения, встретят куда более энергичный протест.

В-пятых, в крайнем случае, мы можем последовать за аморалистами и создать какой-то вариант этики без морали, как это делает Ричард Гарнер. «Наши прошлые усилия не принесли успеха, или лишь способствовали вовлечению нас в нынешнее затруднительное положение. Мораль и религия потерпели неудачу, потому что они основаны на двусмысленности и фантазии. Нам нужно что-то новое и я верю, что если мы сможем преодолеть вымыслы и обман религии и морали, эти капканы нашего языка, расставленными с целью манипулировать нами, тогда только мы найдем что нам нужно»^[79].

Его лекции имели большой успех в университете Огайо. Но у меня всегда было подозрение, что подобный аморализм есть не более чем игра слов. Гарнер верит в любовь, человеколюбие, благодарность, милосердие, но не верит в мораль. Возможно, это не более чем теоретическая неспособность или нежелание подобрать подходящий общий концепт для концептов меньшего уровня абстракции. В том случае, если аморалист становится более последовательным, и отвергает также любовь, человеколюбие и т. д., то он уже становится просто мизантропом и маргиналом.

В-шестых мы можем последовать за Давидом Готиером, который предложил соединить этику и теорию рационального выбора, создав при этом вариант нормативной, но не этической системы регулирования поведения. «Если моральные увещевания и могут иметь какой-то практический эффект, какое-то влияние на наше поведение, то не потому, что они нашептывают нечто завлекательное нашим желаниям, но потому, что убеждают наш интеллект»^[80]. Это интересная этическая система, которую Готиер успешно преподает в Питсбургском университете. Но круг его студентов обычно ограничивается студентами экономического факультета, которые понимают сложные таблицы и математические выкладки теории игр. Для обычного человека все это представляется надуманным и пустым делом. Этика не может сохраняться в качестве этики, если прибегает к сложной теории и специальному языку. Такую этику никто не захочет учить, если только не ввести ее в качестве обязательной дисциплины.

В-седьмых, мы можем провозгласить какой-то вариант религиозной этики, будь то индуизм, христианство или конфуцианство и тогда этическая проблема будет решена за счет торжества религии и традиции. До определенной степени это согласуется с программой современного американского коммунитаризма, но он не готов идти слишком далеко, туда где традиция требует отказа от завоеваний модерна. Некий вариант религиозной этики преподается в большинстве российских средних учебных заведений и мне представляется, что по этому пути пошел Китай, взяв курс на преподавание и изучение конфуцианства. Но и здесь есть свои проблемы. Религиозная этика разобщает людей, деля их на чистых и нечистых. Далеко не все готовы сейчас на необходимый прыжок веры. А те, кто готовы уже смогли доказать нам всем, что они не ограничатся принесением в жертву «сына своего единственного». Их жертвой рискует стать все остальное, неуверовавшее человечество. В этом мы смогли убедиться на примере исламского терроризма, Аум Синрикё, адвентистов и многих других.

Все это варианты существуют достаточно замкнуто, выбирая один, мы лишаем себя возможности выбирать другое. В этом смысле этика тоже существует как некое подобие различных замкнутых плато Делеза.

Иначе говоря, для преподавания этики необходимо сделать серьезный моральный выбор. Современную этику невозможно преподавать как этику вообще. В лучшем случае это будет набор банальных историй из области истории этики или морали. В худшем случае это будет просто набор бессмысленных суждений, подтверждающий приговор этическому знанию со стороны логических позитивистов. Вариант, который предлагаю я, связан с возможностями современной аналитической этики, которая возникла в конце 60-х годов. Основания этой этики заложил, видимо Хэар в своей книге «Язык морали», в которой он утверждал универсальный прескриптивный характер морали, отрицая при этом когнитивизм моральных суждений^[81]. К этому времени все, даже философы морали, устали от бесконечного уточнения моральных понятий. В 70-х гг. заявила о себе нормативная практическая этика, которая стала руководствоваться идеями Витгенштейна о значении языковых игр. «Языковой игрой» я буду называть также единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен»^[82]. В то же время эта этика отказалась принимать во внимание другие слова Витгенштейна: «Ясно, что этика не может быть высказана»^[83]. Она должна быть высказана хотя бы потому, что этика, и мораль есть необходимое условие действия. В немалой степени это убеждение основывалось на классическом прагматизме Джеймса и Дьюи. «Нравственные блага и цели существуют только там, где необходимо что-нибудь сделать. Сам факт, что следует что-то делать, доказывает наличие каких-то упущений, зол в наличной ситуации»^[84]. В 30-е гг. XX в. американский прагматизм был вынужден отступить под бурным натиском логического позитивизма, но постепенно взял реванш и вполне слился с последующей аналитической философией и этикой. Эта этика не только американская. К ней можно отнести и Хабермаса с его дискурсивной этикой: «Морально-практический дискурс означает идеальное расширение нашего коммуникативного сообщества исходя из его внутренней перспективы. Нормы, предлагаемые на обсуждение такого форума, могут быть обоснованы и одобрены лишь тогда, когда они отвечают общему интересу всех, кого они касаются»^[85]. Может быть, также Хайдеггера в той степени, в какой его можно считать прагматическим философом. Современный интерес аналитической философии к Хайдеггеру связан с ощущением в нем родственной души. Этика, если это прагматическая этика, рассматривается как наука о поведении, а мораль в качестве особого рода высших принципов поведения, которые обладают следующими основными признаками: высшая обязательность, универсальность, публичность, прескриптивность, практичность^[86].

Аналитическая нормативная этика быстро обнаружила способностью включать в себя не только прагматизм, но и самые разные теоретические подходы в этике или обходиться вовсе без теорий. По своей сути аналитическая этика обосновывает способ морального выбора для того, кто его хочет совершить и не требует метафизического обоснования необходимости именно этого выбора. Разумеется, в силу этой и иных причин аналитическая этика чрезвычайно всеядна и способна проглотить почти любое этическое учение. В силу этого обстоятельства в современной аналитической этике представлено громадное многообразие теоретических и нормативных подходов (Кант, договорная этика, натурализм, этика добродетелей). Вся прежняя этика вновь обрела приют под новыми сводами, что и породило так называемый «кризис этики», который самым непосредственным образом отразился и на преподавании.