Отверженный IX: Большой проигрыш (СИ) - Опсокополос Алексис - Страница 11

— Какие именно? — спросил Романов. — Если у Вас, Игорь Константинович, есть вопросы, задавайте их.

— Собственно, вопрос один — хотелось бы узнать о Ваших дальнейших планах в связи с этим всем.

— Я не совсем Вас понимаю.

— Давайте начистоту, Александр Петрович, мы все помним, с каким усердием Вы пытались провести референдум о реставрации монархии, и какую цель Вы этим преследовали.

— Цель свою я никогда не скрывал. Я её озвучил давно, и она с тех пор не менялась — создание крепкой единой России, потому что только так мы сможем противостоять растущим внешним угрозам.

— Крепкой Российской империи, — поправил Воронцов.

— Были такие планы, — согласился кесарь.

— Были?

— Вы хотели начистоту? Вот я Вам начистоту и отвечаю. Были. Но император без шапки Мономаха — это не император. История это не раз доказывала.

— Полностью поддерживаю это мнение, — сказал главный московский орк. — Но надеюсь, Вы не планируете сажать на престол Седова-Белозерского?

— А мне кажется, из Романа получился бы хороший император, — неожиданно произнёс Милютин, но тут же добавил: — Но это не значит, что я хочу его видеть на престоле, я всего лишь хотел сказать, что он порядочный человек с обострённым чувством справедливости. И патриот.

Романов, Воронцов и Каменский одновременно посмотрели на Милютина, но тот лишь улыбнулся и развёл руками, давая понять, что ему больше сказать нечего.

— Всё же Вы удивительный человек, Александр Петрович, — снова обратился Воронцов к кесарю. — Просто взяли и отдали Великий артефакт какому-то мальчишке.

— Не просто взял и отдал, — раздражённо ответил Романов. — И не какому-то, а тому, кого этот артефакт, в силу сложившихся обстоятельств, признал своим владельцем. Я ведь вам рассказал, как всё было. У меня не осталось выбора. Что мне надо было, по-вашему, делать? Убить Романа, чтобы шапка после этого признала меня?

Кесарь посмотрел прямо в глаза Воронцову, ожидая от того ответа, но председатель дворянского собрания Москвы молчал.

— Если отбросить моральную сторону вопроса, хотя её отбрасывать нельзя, но всё же, если отбросить, что бы мне это дало? — продолжил Романов. — Шапку Мономаха? Безусловно. А что ещё? Разъярённую Белозерскую, у которой, между прочим, от Романа остался бы Кусанаги-но цуруги, и она бы явно его активировала уже сама. А она и без Великого артефакта — одна из сильнейших одарённых Земли. И дружбу водит с ещё одним таким же. Никогда не задумывались, почему Вильгельм Пятый сохраняет нейтралитет по отношению к России, несмотря на болезненный провал его проекта «Вархайт»? Вы полагаете, война с Белозерской и, возможно, со Священной Римской империей стоит шапки Мономаха? У меня, безусловно, большие амбиции, но из ума я не выжил.

— Есть правда в Ваших словах, Александр Петрович, но Вы, обладая Великим артефактом, смогли бы сделать для России больше, чем двадцатилетний мальчишка, — стоял на своём Воронцов.

— Не спорю. Больше, — согласился Романов. — Но лишь при условии, что мне не пришлось бы тратить силы на войну с Белозерской и теми, кто её поддержит. А уж в желании отомстить за любимого внука, она пошла бы до конца.

— С Белозерской лучше не воевать, — вступил в разговор Каменский. — И так только более менее успокоили Петербург.

— Господа, прошу прощения, но я считаю, некорректным, вообще вести разговор на тему пусть даже гипотетического убийства Романа ради возможности привязать к себе шапку Мономаха! — не скрывая возмущения, заявил Милютин всем присутствующим, после чего обратился персонально к Воронцову: — Позволю себе заметить, Игорь Константинович, что этот, как Вы выразились, мальчишка лично спас Вашу любимую внучку и, благодаря ему, мы спасли огромное количество наших и не только наших детей от верной гибели. И этот мальчишка сыграл огромную роль в урегулировании конфликта между Новгородом и Петербургом. Не знаю, почему Вы вдруг стали относиться к нему с такой неприязнью, но прошу в моём присутствии больше не обсуждать возможное убийство Романа. В противном случае я буду вынужден воспринимать это, как Ваши намерения.

Воронцов метнул недобрый взгляд на Милютина, но ничего ему не ответил, а лишь развёл руками и произнёс:

— Мне получить этот артефакт никак не светит, да и не нужен он мне; я всего лишь хотел уточнить, остались ли у Александра Петровича императорские амбиции.

Теперь настала очередь хмуриться Романову. Он недовольно посмотрел на Воронцова и сказал:

— Игорь Константинович, мои, как Вы выразились, императорские амбиции были продиктованы в первую очередь желанием стать самым сильным магом страны, чтобы защитить Россию в неизбежной войне. Но не получилось. Значит, будем строить другой план. И мне, если честно, тоже непонятно, с чего Вы вдруг стали так относится к Роману.

— Вам показалось, господа, — ответил Воронцов. — Моё отношение к Роману нисколько не изменилось — я всё так же благодарен ему за спасение внучки и за всё, что он сделал и делает для нашей Родины. И хочу Вас заверить, я сделаю всё, чтобы помочь ему в Испании.

— Приятно это слышать, Игорь Константинович, — сказал Романов. — И поскольку мы всё обсудили, то, полагаю, можем закончить наше совещание. Если, конечно, ни у кого нет ещё вопросов или замечаний.

Присутствующие промолчали, из чего следовал несложный вывод, что ни вопросов, ни замечаний ни у кого нет. Кесарь поблагодарил коллег, и те, попрощавшись, покинули кабинет. Александр Петрович выдохнул, потянулся в кресле, посмотрел на телефон связи с секретарём и задумался, чего у неё попросить — кофе или чая. Но выбрать не успел — секретарь позвонила раньше и сообщила, что в приёмной ждёт руководитель службы безопасности кесаря — генерал Сёмышев, и ему очень нужно поговорить с Александром Петровичем. Романов вздохнул и велел впустить своего главного безопасника.

— Добрый день, Александр Петрович! Я бы не стал Вас лишний раз тревожить, но Вы велели немедленно докладывать, если будет происходить что-то не совсем обычное, — сразу же перешёл к делу Сёмышев.

— Всё нормально, Егор Тимофеевич, — сказал кесарь. — Что там у Вас случилось?

— На Ваше имя пришла посылка. Точнее, бандероль с очень странным содержанием и без указания места отправления.

— И что же в этой бандероли? Вы ведь её открыли?

— Должны были открыть, Александр Петрович, — извиняющимся тоном, произнёс Сёмышев.

— Не стоит оправдываться, Егор Тимофеевич, это Ваша работа. Так что же там?

— Кольцо, неизвестный артефакт и записка. Кольцо и записку я принёс. Мы их проверили, там всё чисто — никаких следов магии. А вот с артефактом сложнее — мы не смогли понять, что это такое. Уже кому только ни показали. Собственно, поэтому я и пришёл. Не знаем, как с ним поступить.

— Показать мне, — усмехнувшись, сказал Романов. — Где он?

— Мы его увезли подальше и обезопасили блокировщиками магии. Но он пока в любом случае спит. Однако на записке указано время: двенадцать часов. Возможно, это время активации артефакта. Но даты не указано.

— Покажите мне кольцо и записку, — велел кесарь.

Сёмышев быстро достал из внутреннего кармана кителя небольшую коробочку, извлёк из неё и положил на стол перед Александром Петровичем золотое кольцо с рубином и небольшую записку. Романов сразу же узнал это кольцо, взял его, подержал в руке, о чём-то задумался, тяжело вздохнул и вернул украшение на стол. Затем взял листочек, прочитал надпись. 12.00 — это явно было время, здесь Сёмышев не ошибся. Даты, как уже заметил безопасник, на листе не было. Но Александр Петрович её и так знал — такое не забывают.

— Принесите мне артефакт, — сказал Романов.

— Вы знаете, что это?

— Понятия не имею, но, думаю, разберусь. Несите.

— Прямо сюда? — удивился Сёмышев. — В резиденцию? Простите, Александр Петрович, но Вы уверены, что это точно безопасно?

— Пожалуй, сюда не стоит, — согласился Романов. — Давайте лучше ко мне домой. Сегодня же вечером. Хотя нет, давайте лучше завтра, ровно в половину двенадцатого.