Попрощайся! - Кожин Олег - Страница 4

А Ярик тем временем из парашютиста-самурая-дрессировщика переквалифицировался в ученого-биолога, работающего с опаснейшим вирусом. По пути прихватив из ванной Ленкин пинцет (ох, видела бы сестра – убила бы!), он аккуратно ущипнул куклу за ногу. Непростое действие, когда на руках у тебя толстые зимние перчатки. После сегодняшних муторных снов Ярику отчаянно не хотелось прикасаться к кукле.

Кукла повисла вниз головой, жидкие волосы задергались точно черви. Со всей осторожностью Ярик опустил ее в загодя приготовленный пакет. Тряпичное тельце шлепнулось тяжело, с громким шорохом. Показалось или в самом деле по стенкам пакета прошла неявная дрожь, сродни той, что исходит от пойманной задыхающейся рыбины? Не вдаваясь в ощущения, Ярик завязал узлом полиэтиленовые ручки и вздохнул с облегчением. Что ж, все прошло не так плохо.

Держа пакет в вытянутой руке, Ярик торопливо обулся и, не предупредив сестру, ринулся прочь из дома. Перепрыгивая через три ступеньки, в пару секунд оказался на улице, а еще через мгновение – возле мусорных контейнеров. Там замер, не в силах разжать руку и бросить пакет с пугающей ношей в кучу из куриных костей, картофельных очистков, пустых пакетов из-под молока и разбитых банок. Почему-то именно сейчас это показалось ему неправильным. Коря себя за малодушие, он тем не менее поставил пакет у бетонного отбойника. Если кто-то и бросит куклу в мусор – пусть это будет дворник.

Раскачиваясь с пятки на носок, пряча сцепленные в замок руки за спиной, Ярик немного постоял. Из ученого-биолога он превратился в мафиози, который только что зашвырнул в воду пистолет (конечно, не забыв стереть отпечатки пальцев) и теперь наблюдает за расходящимися по воде кругами. Возвращаясь домой, он поминутно оглядывался, проверяя, на месте ли пакет. А тот и не думал исчезать – глядел в ссутуленную мальчишескую спину мятым логотипом магазина. И все же, поднимаясь на свой этаж, Ярик не мог отделаться от мысли, что

кукла

стоит ему закрыть входную дверь, скинуть обувь – и в комнате, на книжной полке

с тобой

будет сидеть грубо сшитое подобие человека с полными ненависти глазами-пуговицами.

навсегда

Однако ни на книжной полке, ни в шкафу, ни под столом никого не было. Пустовали также ванная, туалет, кухня, гостиная, спальня родителей и даже комната Ленки, куда он на свой страх и риск просунул голову, чем вызвал возмущенные крики сестры. Кукла не вернулась. От облегчения у Ярика подкосились ноги, и он едва не сполз по стене. Выглянувшая в коридор Ленка хотела было продолжить изливать праведный гнев, но внезапно смягчилась:

– Я тебе пару бутеров оставила, иди поешь нормально. Тебя от голода шатает уже.

Ярик счастливо хмыкнул. В желудке ощутимо заурчало. Он и в самом деле проголодался.

Из всех времен года Настоящий Гот более всего предпочитает осень. Зима тоже ничего, но слишком уж холодно. Пока до школы добежишь, нос отморозить можно. То ли дело наполненный тленом и увяданием краткий период с сентября по ноябрь, когда можно неторопливо гулять по паркам среди облетающих листьев, оградившись от мира незримой стеной любимой музыки. Осенью Ленка могла гулять вот так часами. Без преувеличения – часами.

Их дом на улице Пушкина – самый приметный, с башенкой-ротондой на торце – через дорогу граничил с Онежской набережной, вдоль которой тянулся красивый тенистый парк, чуть диковатый, но в последние годы изрядно облагороженный. Лена обходила его по огромному «кругу почета», как она сама называла: у гостиницы «Карелия» поднималась наверх и ныряла в зеленую зону Лососинской ямки, стараясь держаться подальше от спортивных и детских площадок. Короткий переход по улице Правды выводил ее к кладбищу у Крестовоздвиженской церкви. К церкви Ленка была равнодушна, а вот кладбище! О-о-о! Старинное, неухоженное, с кривыми деревьями и кособокими крестами – незамутненный готский восторг!

Побродив среди могил под исполненные неизбывной тоски песни «Лакримозы», Лена возвращалась к Лососинке, ныряла под мост и неторопливо брела вдоль речки, игнорируя многочисленных бегунов, собачников и мамочек с колясками. Ей нравилось представлять, что вокруг нее снуют бестелесные духи из иных времен, отпечатки некогда живших тут людей. В потоке призраков Лена добиралась до Вечного огня, откуда почти без перехода попадала в маленький, но уютный Губернаторский парк. Осенью деревья щедро посыпали его брусчатку листвой, а Гаврила Романович Державин, похожий на французского вампира-аристократа, смотрел с памятника по-особому хмуро.

Короткий рывок через улицу, дворами, мимо стадиона ПетрГУ, на ходу любуясь замысловатыми масштабными граффити, украшающими гаражи, через Студенческий бульвар – и прямиком в парк Пятидесятилетия пионерской организации. Кто такие пионеры, Лена помнила смутно: вроде такие ребята в красных галстуках, с девизом «один за всех». Или это мушкетеры? Как бы то ни было, от этого парка можно было быстро спуститься к Неглинскому кладбищу, а там вновь на Набережную. И уже оттуда, если оставались силы, Лена топала вдоль озера по улице Варкауса. Если же сил не оставалось или она забывала купить по пути пирожок, можно было двинуться в сторону дома.

Сегодня Лена про еду не забыла. Однако стоя возле уличной кассы «Макдоналдса», вдруг обнаружила, что мелочи в кармане не хватит даже на самый дешевый бургер. Сытный завтрак, приготовленный неожиданно покладистым братом, организм давно сжег и теперь настойчиво требовал дозаправки. Лена недовольно поджала губы и отошла, пропуская очередь. Еще раз вспомнила, что родители не оставили ей денег и списка покупок. Это было так на них не похоже, что смутное чувство тревоги поселилось в Лениной голове, где-то чуть выше виска. Пока еще маленькое, хилое, оно настойчиво толкалось и обещало вымахать до размеров дракона, дайте только повод!

Это казалось тем удивительнее, что мир вокруг оставался светлым и радостным. Стояла необычайно теплая и сухая для начала сентября погода. Янтарным отблеском разливалось по рыжеющей листве солнце: тронь ветку – и просыплется капелью. Люди ходили улыбчивые, рассеянно-нездешние, словно недопонимая, куда подевалось лето. Ведь было же, только что было! Даже машины, блестя телами, проносились мимо с каким-то шмелиным звуком. Не то чтобы такие вещи Настоящему Готу по душе… но кто станет протестовать, когда встречный ветер, как в аэротрубе набирающий скорость на улице Пушкина, ласкает лицо, красиво отбрасывает волосы назад и треплет оборки черной юбки! Могильная сырость и тлен хороши для чатов и соцсетей, когда компанию тебе составляют кружка с чаем и мамины оладьи.

Возвращалась Лена в смятенном состоянии. Подпорченная размышлениями о странностях с родителями прогулка не принесла должного удовольствия. На протяжении нескольких километров, отделяющих ее от дома, у Лены было время подумать, и она использовала его на все сто. С каждым новым шагом червь сомнений становился толще и длиннее, обрастал костяными пластинами и шипастыми наростами. Вспомнились и механические движения папы, и непонятная настойчивость, с которой ей всучили эту дурацкую куклу. Задумавшись на повороте во двор своего дома, Лена едва не столкнулась со стайкой подростков примерно ее возраста.

Девчонки, мгновенно оценив Ленин макияж, куртку-косуху с многочисленными молниями и тяжелые ботинки, заулыбались и, наклоняясь друг к дружке, что-то забормотали, красноречиво стреляя глазами. В другое время Лена бы просто прошла мимо, но, как назло, именно в этот момент образовалась звенящая пауза между песнями, в которую и ворвался тонкий девичий голосок:

– Из две тысячи седьмого звонили, черную помаду обратно просили!

И даже так Лена все еще могла сделать вид, что не расслышала из-за наушников. В другое время. Не сегодня. Неявная пока тревога трансформировалась во вспышку гнева, и Лена, спрятав наушники-капельки в карман, круто развернулась на каблуках:

– Повтори.

– А?

Кучерявая блондинка с розовой челкой обернулась, удивленно вскинув брови. Высокие сапожки, юбка вразлет, приталенный жакет – городская Мальвина. Лена рассердилась. Ведь поняла, что к ней обращаются, а все равно дурочку включила!