Курсант. Назад в СССР 11 - Дамиров Рафаэль - Страница 10

Заскрежетали отодвигаемые стулья, мужская часть гостей охотно оторвала солидные седалища. Мы с Гороховым и бухгалтером тоже, конечно, встали, вытянув руки с налитым коньяком. Наш «собутыльник» взялся за стакан с морсом.

Дзинь, дзинь! – колокольчиковым перезвоном звенели тут и там рюмки и бокалы.

Мужчины тяпнули и расселись по местам, запихивая в рот хрустящую капустку, огурчики и бутерброды с икрой.

Дорвавшись до микрофона, вновь заголосил патлатый, размахивая в такт музыке полами сверкающего от нашитых блесток пиджака. Репертуар у него был самый что ни на есть ресторанный: «Поспели вишни в саду у дяди Вани» и прочие «Глаза напротив».

Народ оживленно болтал, кто-то отплясывал, кто-то стоял и курил прямо в помещении, кучкуясь чуть в сторонке и обсуждая городские и партийные дела.

Тосты и выпивка лились рекой, официанты еле поспевали подносить «снаряды». Гулять советская элита умела, этого у нее не отнять, это у нее в крови.

А потом традиционно объявили белый танец. Явление, я считаю, чисто советское, хотя есть версии, что пришел он к нам из Вены, но мне ближе версия про отечественное изобретение, когда после войны на танцах критически не хватало мужчин, а целомудренные девушки не решались подойти и пригласить первыми этих пятерых парней, что затесались на танцплощадку. Такое название помогало их подбодрить.

– Андрей Григорьевич! – откуда-то сбоку подпорхнула Варя. – Я вас приглашаю.

Она тянула изящную руку, встав чуть поодаль от моего столика – жест ненавязчивый и в то же время недвусмысленный.

– С удовольствием, – кивнул я, наспех вытерев губы салфеткой.

Горохов хитро покряхтел мне вслед, что-то пробормотал, улыбаясь. Я не расслышал, но можно было догадаться – мол, Светлане Валерьевне не скажем.

За две свои жизни перетаптываться на месте в паре с дамой я научился довольно сносно. Даже на ноги не наступал и вести мог. Тут главное отличие от современных медляков, что не стоит впечатываться в женскую грудь своей. Все-таки немного пионерского расстояния должно присутствовать между партнерами.

Но Варя цепко взялась за мою ладонь и сама прижалась ко мне, напрочь выдавив пионерские правила из пространства. Пахло от нее сладковатыми духами, чем-то воздушным и молодым.

– Как у вас продвигаются дела с расследованием смерти Парамонова? – игриво, будто о погоде, спросила она.

– Работаем, – уклончиво улыбнулся я.

– Мне кажется, не там ищете, – прошептала Варя мне на ухо, слишком близко прислонившись. Я почувствовал, как ее губы коснулись мочки.

– Вот как? Почему? – я отогнал интересные мысли насчет ее губ и сосредоточился на думках о работе, деле и Свете.

– Савелия Артуровича в нашем городе любили и уважали, – продолжала мне нашептывать Варя. – Все недоброжелатели у него там, в Москве были, а тут его фабрика – на хорошем счету.

– Однако убили его в Литейске, а не в Москве, – скептически заметил я.

Варя, кажется, хотела придвинуться еще сильнее, но было уже особенно и некуда.

– Говорят, что, возможно, его смерть связана с неудобным положением, в которое он поставил чиновников министерства своим передовым мышлением.

– Кто говорит? – прищурился я, заодно отодвигаясь.

– Никто конкретно, – Варя пожала плечами, – слухи…

– Мы же с вами, Варвара Андреевна, люди процессуальные, так сказать, работающие с фактами, а не с домыслами… Так что будем пока отталкиваться от того, что замешан кто-то из местных. Кстати… А следователей прокуратуры всегда приглашают на подобные мероприятия? Или это вас шеф обязал? – я хитро кивнул на курящего в сторонке прокурора, который стоял в обнимку с двумя пузанами с номенклатурными мордами и что-то горячо обсуждал с ними, улыбаясь и периодически хлопая собеседников по плечам.

– Я здесь не как работник прокуратуры, – прищурилась Варя, нисколько не смутившись. – У меня папа приглашен. Он часто берет меня с собой, говорит, что хороших людей надо знать в лицо и общаться с ними.

– Вот как! Так вы из этих?

Еле сдержался, чтобы не добавить ещё и свои мысли по поводу получения в таком молодом возрасте должности старшего следователя прокуратуры.

– Из кого из этих?

– Ну, из хороших людей… – многозначительно, но без подкола хмыкнул я, смягчив свои слова улыбкой.

– Я обычный юрист.

– Юрист в петлицах прокуратуры, это уже необычный, – подмигнул я.

– Ну, папа всегда хотел, чтобы я занималась серьезным делом.

– А вы – не хотели?

– А мне все эти убийства и изнасилования вот где сидят! – наморщила носик девушка. – Я вообще биологию любила. И животных…

Она вздохнула, изобразив грусть, будто желала, чтобы я ее пожалел. Лукавит, наверное, дева, связи там или не связи, а ведь пристроена-то весьма неплохо, насколько можно пока увидеть.

– И кем же работает ваш папа? – полюбопытствовал я. – Он, выходит, тоже здесь, если вы с ним?

Варя аккуратно покачала головой, не нарушая танца.

– Еще не пришел, задерживается, но скоро будет. А хотите, я вас с ним познакомлю?

Вот блин… Только знакомства с родителями мне не хватало. Как бы так намекнуть, что я несвободен? Надо жениться уже что ли. Чтобы колечко на пальце носить.

– Ну, не знаю… я здесь человек временный, скорее всего, в первый и последний раз на таком мероприятии в вашем городе.

– Да вам самому будет интересно! – горячо заверяла меня Варя. – Он тоже в милиции работал, а сейчас – настоящая знаменитость.

– Бывший работник МВД? Свой человек, – одобрительно закивал я. – Что ж… Познакомьте.

Медляк уже кончился, и мы сами не заметили, когда. Просто стояли посреди зала и разговаривали.

– А вот и папа! – воскликнула Варя, махнув тонкой рукой в сторону входа.

Оттуда появился седоватый, но крепкий мужчина в вельветовом кофейном пиджаке, шейном платке на французский манер, а вместо брюк – в модных джинсах.

Прямой подбородок и нос, умные цепкие глаза, как у Шерлока. Все так, как и на форзаце его книг.

Я сразу узнал писателя Светлицкого.

– Ваш отец – писатель? – не стал скрывать я своего удивления.

– Ну, да… – гордо закивала Варя, с удовлетворением смотря, как при появлении ее отца, присутствующие заметно оживились. Прокурор, председатель исполкома и прочие важные лица оторвали задницы от стульев и бросились ручкаться с вновь прибывшим гостем.

– А… Фамилии почему же разные? Вы замужем?

– Нет, – выдохнула Варя с каким-то радостным подтекстом. – Папа поменял фамилию для писательства. Соловейчик – как-то не аристократически звучит.

Я только хмыкнул. Никак не получалось подавить странное ощущение, будто меня обманули.

– Ну, у нас пролетарская литература, – зачем-то принялся я возражать, – для советских людей. Мне кажется, нормальная фамилия для писателя.

– Папа так не считает, говорит, что это все временно… а потом снова корни возьмут свое.

– Что временно? СССР?

– Ой! – Варя прикрыла рукой рот. – Что-то я наболтала не того, не обращайте внимания, я когда выпью шампанского, всякую чушь нести могу.

– Ничего, – снисходительно улыбнулся я. – Шампанское – оно такое, да…

– Пойдемте, я лучше вас и правда познакомлю! – Варя явно хотела произвести на меня впечатление еще и своим отцом.

– Давай уже на ты, – предложил я. – Нам еще работать вместе. Надеюсь, папа будет не против.

– Конечно, давай, – Варя потянула меня за руку к кучке людей, обступивших литературного мэтра.

Кто-то из присутствующих уже прискакал с книжкой Светлицкого и попросил ее подписать. Всеволод Харитонович широким жестом извлек серебряную авторучку из нагрудного кармана и умело, прямо чуть ли не на ходу начертал автограф и пожелание на врученной ему книге.

– Папа, привет! – Варя подтащила меня к литератору. – Познакомься, это твой коллега из Москвы, Петров Андрей Григорьевич.

Глаза Светлицкого, как мне показалось, недобро сверкнули, но тут же выражение рубленного, как у прожженного милиционера, лица, приобрело вид благожелательный и радушный. Совсем он не похож на писателя – на опера или бандита, скорее. Писатели, в моем представлении – люди рыхлые душой и телом, ранимые и утонченные, вечно продирающиеся сквозь муки творчества, депрессии и прочие прокрастинации к самовыражению через буковки и запятые. А этот стоит павлином, пышет статью, будто престарелый гладиатор вышел на свой коронный последний бой.