Десятые - Сенчин Роман Валерьевич - Страница 50

Дверь хрустнула засовами, открылась, и вышли парень и девушка в новеньких камуфляжных бушлатах. Улыбались друг другу игриво.

– Ты меня, Настьк, на понты не бери, – говорил парень, – где ты училась, я там – учил. Знай.

– Ой, ой, – отозвалась девушка, – бугор шестого барака. Видали…

Они прошли мимо женщин и мужчин, выстроившихся вереницей, направились в сторону деревеньки.

Марина достала из кармана мобильный, посмотрела время. Десять минут, объявленные Надеждой Юрьевной, давно истекли. Да это и неудивительно – бывает, по полчаса стоишь здесь, по сорок минут… И подумав, что действительно можно ждать входа внутрь еще долго, Марина почувствовала, что замерзает.

Вроде и одета хорошо, а продирает… Может, оттого, что не ела путем давно. Так, хватала куски торопливо… Стала шевелить пальцами ног, качать плечами, разгоняя кровь. Пробовала снова о чем-нибудь задуматься, отвлечься от ожидания.

Не получалось. И люди впереди и сзади не разговаривали, лишь тяжело вздыхали иногда. Как на похоронах… Да что уж – наговорились, наобсуждались. Теперь вот-вот увидят своих родных. Одни, кто на кратковременное свидание приехал, – за толстым стеклом, разговаривая при помощи телефонных трубок, другие, кто на длительное, – смогут обнять, побыть вместе целых трое суток…

Дверь вновь скрежетнула, заскрипела. Приоткрылась. Дежурный выкрикнул:

– Первая двойка – войти!

Те женщины перед Мариной схватили сумки, скрылись за дверью. Дверь хлопнула, скрежетнула, лязгнула.

Сейчас их досмотрят, пропустят, и тогда очередь дойдет до Марины. Это минут через пятнадцать…

Но дверь открылась почти сразу, выплюнув женщин обратно. Они с искаженными лицами бросились к домику для приехавших на свидание.

– Следующая двойка, – голос дежурного, – войти!

Вошли и пошли по темному коридору; за спинами тут же торопливо заскрежетали засовы, словно дежурный боялся, что этот путь внутрь зоны начнут штурмовать.

– Остановились! – приказ.

Дежурный обогнал их, уселся за стол.

– Запрещенные вещи есть?

– Нет, – сказала Марина.

– Нет, – подтвердила пожилая сухая женщина рядом с ней.

– Средства связи, электронные приборы, эти… планшеты имеются?

– Телефон.

– Телефон.

– Кладем вон в те ячейки. Ключ оставляем у себя.

Черт, домой-то не позвонила! Не сообщила, что добралась. Но сейчас уже поздно – пока будет звонить, эта пожилая обгонит, займет ту комнату. Ладно… Поймут, может, не будут с ума от волненья сходить.

Отключила мобильник, положила к ячейку, замкнула, ключ спрятала в кармашек сумочки, рядом с документами.

– Запускай одну! – из глубины помещения голос Надежды Юрьевны.

Пожилая шагнула туда, но Марина ловко ее оттеснила:

– Извините, я была первой.

Пожилая сразу сдалась.

– Список сделала? – встретила ее Надежда Юрьевна. – А, это ты. – Узнала, приняла бумагу. – А то тут две влезли – без заявления, без списка… Побежали писать. Ты-то опытная у нас. Как тебя, Маша?

– Марина, – пискнула Марина.

– Ну, давай глядеть, чего тут у тебя.

Марина стала выкладывать продукты, одежду, белье, диски, прочее на стол. Надежда Юрьевна то на глазок, то бросая на весы, определяла вес продуктов.

– Всё ездишь, – приговаривала, – давно ведь ездишь… Давно?

– Сюда пять лет.

– И сколько осталось?

– Три… Должны уже на поселение отпустить…

– Кто эт должен? – усмехнулась инспектор. – А, Мариш, кто должен-то?

– Я так… Могут перевести на поселение.

– М-м, это другой разговор. Посчитают нужным – переведут.

Надежда Юрьевна меж тем открывала пакеты с кефиром, совала туда железную спицу, ерзала ею внутри, отыскивая что-нибудь запрещенное. Потыкала сливочное масло, кусок грудинки. Взяла в левую руку палку твердой сырокопченой колбасы, а в правую нож и раскромсала палку повдоль одним движением… Марина и кружочек такой колбасы отрезает с трудом, не отрезает даже, а скорее отпиливает…

– Ух, запах-то! – взглотнула инспектор. – Чего такое?

– Пермячи… Пирожки такие.

– Да знаю… Теплые! Когда успела-то, подруга?

– Утром.

Мимо прошел тонкий парень лет двадцати пяти, а может, и моложе. С интересом глянул на Марину.

– Игорёк, ты полы в номерах помыл? – тормознула его инспектор.

– Угу.

– Все?.. Точно? Я ведь с платком пройдусь, проверю. Антисанитарии нам только не хватает…

Марина знает про Игорька – Женя рассказал. Он опущенный.

Раньше Марина думала, что опустить могут только за какой-нибудь страшный проступок, что стать опущенным это почти верная смерть, что их постоянно унижают, бьют, насилуют. А оказалось, что опущенные живут почти так же, только в стороне от остальных. Скорее моральные унижения, чем физические.

Этот Игорек стал таким по идиотскому, по мнению Марины, поводу… Как-то он разоткровенничался, что целовал свою девушку между ног. Его выслушали, похвалили, а потом главный в бараке подозвал к себе, провел тапком по губам и отправил туда, где лежали опущенные.

Женя тоже целовал ее там, целует и теперь во время свиданий, но не рассказывает. И его уважают…

– На работу-то ходит твой? – спрашивает Надежда Юрьевна.

– Да, конечно.

– Эт хорошо. Значит, переведут на поселение. А эти блатные – годами на нарах лежат, и будут до звонка париться. Вместо того, чтоб ударным трудом… Это, – с продуктов инспектор переключилась на диски, уголки, – ты ему, что ль?

– Да, Женя просил для работы как раз. Получил разрешение.

– Что-то мне не передавали. Пускай вот здесь с краю полежит, я узнаю… Сдвинь на край. Сумку свою покажи.

Марина вывалила содержимое своей сумочки. Заранее убрала всё лишнее. Остались расческа, губная помада, тени, документы, прокладки…

– Ладно, ладно, хорошо. – И без паузы Надежда Юрьевна рявкнула так, что вновь колыхнулся воздух: – Пашу-унь!

Через десяток секунд появился невысокий военный с маленькой собачонкой. Собачонка как-то ошалело обнюхала Марину, потом, когда ее подняли, продукты, одежду, диски, сумочку, тени и потеряла ко всему этому интерес. Значит, порядок. Наркотиков нет… Собачку увели.

– Ну всё, подруга, занимай номер.

– Спасибо.

– Да не за что, всегда рады… Следующий!

Марина стала носить продукты в ту удобную, о которой мечтала, комнату.

Ну вот, всё получается. Только родителям не позвонила, дура. А теперь трое суток она без связи. Никуда не выйти. Мир будет ограничен комнатой, коридором, кухонькой и туалетом, душем… Что ж, ладно. Недолго осталось. Недолго по сравнению с тем, сколько пережили.

Скоро поселение. Туда можно ездить хоть каждую неделю или вообще поселиться вместе в ближайшей к колонии деревне.

Устроится какой-нибудь уборщицей, посудомойкой. Санитарная книжка есть, недавно обновила…

– Здравствуйте, Марина, – сказал ей Игорь.

– Здравствуйте. – В груди приятно кольнула радость: «Имя помнит». – Здравствуйте, Игорь.

– Я слышу, Евгений о вас часто вспоминает. Ждет очень.

– Хорошо. – Болтать было некогда, да и неизвестно, можно ли с такими болтать, вдруг это Жене повредит. Еще донесут старшим там, смотрящим, приплетя еще всякое. – Извините, тороплюсь.

– Да, да, я понимаю… А меня девушка моя не дождалась. После прошлой Пасхи замуж вышла. А ведь меня из-за нее и посадили, и потом много чего было…

– М-да, Игорь, сочувствую. Всё наладится. – Марине захотелось угостить его конфетами или шоколадом, но не решилась; Женя придет, спросит, можно или не надо. – Наладится…

– Наверно.

Наводила в комнатке уют. Протерла своей тряпкой стол, тумбочку, застелила постель домашним бельем, на спинку стула повесила любимую Женину клетчатую рубашку. Привозила специально каждый раз, чтоб походил тут три дня, по-другому себя почувствовал.

Стала накрывать на стол… Да, пермячи еще теплые, но если что, подогреет в духовке. На кухоньке есть старенькая, почему-то кособокая электрическая плита… Подогреет…

Времени-то сколько? По привычке полезла в карман пуховика за телефоном.