Рысюхин, надо выпить! (СИ) - "Котус" - Страница 10

«Согласен. Как бы только Рысюха нам по филейным частям когтями не прошлась за саботаж».

«Не должна. Она дама умная, хоть и прикидывается кошкой, разве что только не вылизывается для антуража. Но важность конспирации, которая полетит ко всем чертям, если мы за месяц сорок хитов выдадим, понимает не хуже нас. А на самом деле — гораздо лучше».

Утром тридцатого декабря выезжали едва рассвело достаточно, чтобы в лесу видна была дорога.

— А ведь на Осиповичи дорогу всё равно прокладывать придётся, хотя бы просто просеку. В Тальке далеко не все поезда на Минск останавливаются.

— Ага, и мне в Могилёв ещё три с половиной года ездить — тоже через Осиповичи.

Находясь под впечатлением от поездки на пригородном поезде из Могилёва, особенно от имитации отопления в нём, я купил нам с Егором Фомичём билеты в купе второго класса проходящего поезда дальнего следования. Повезло, что билеты были, и даже в одно купе. Хоть тот и бурчал, что дорого, но на самом деле явно был доволен. И опять раздражение от деда, вызванное тем, что от завода до города ехали дольше, чем на поезде до Минска.

«Конь — это, конечно, классика, традиции и где-то даже романтика. Но машина лучше! И едет быстрее, и отдыхать ей каждые два часа не нужно».

«Дорого, дед! И сама машина — дорого, и шофер для неё — тоже!»

«Зачем тебе шофёр⁈»

«В смысле — зачем? Не положено дворянину самому управлять транспортом».

«Да что ты говоришь⁈ А как же кавалерия, где некоторые полки сплошь из дворян? Или они перед собой на коня кучера сажали?»

«Верхом на коне — это другое! Это можно, а порой даже и нужно!»

«Тогда вспомним такую вещь, как боевые колесницы? Царскими колесничими кто были?»

«Царя возить не зазорно и графу, и князю! И вообще, колесница, боевой экипаж, да ещё и на поле боя — это другое!!!»

«Ну, поставь на крышу или на багажник пулемёт — в чём проблема?»

«Что поставить⁈»

«Тьфу ты! Забыл, что вы по огнестрелу в позапрошлом веке! Зато из Буйнич в Могилёв и обратно не полтора часа телепаться, а минут пятнадцать-двадцать. И извозчику платить не надо».

«Зато надо платить шофёру. И если извозчику платишь только за поездку, то ему — постоянно!»

«Тьфу ты! Опять⁈ Откуда вообще такие суеверия⁈ Вот не помню у нас таких забабонов. В телеге дворянину ездить было невместно, вообще по типу экипажей куча условностей была, кому на чём ездить можно. С гужевым транспортом, возможно, и было что-то, но с появлением автомобилей последние остатки подобного ушли на нет»,

«Не буду я сам рулить, не положено!»

«Вот дундук! Ладно, ты хоть цены глянь при случае. Пробелякову очень в тему будет грузовичок небольшой. Ему-то по работе можно руль крутить?»

«Если по работе — то можно, хоть и не всё так просто».

«Вот, и твои поездки в лабораторию — это тоже по работе».

«Нет! Это другое!»

«Тьфу, баран упёртый!»

В чём-то я деда понимаю. Выехали по первому свету, в поезд сели в два часа дня, в Минск приехали около пяти, в шесть — последний пригородный поезд в сторону Смолевич. И только в семь вечера, уже в полной темноте, доехали. Точнее, я доехал — Егору Фомичу ещё до Алёшкино добираться. Семёныч довезёт до дома сначала меня, а потом его, там заночует в комнатах при конторе, а утром вернётся домой, готовиться к празднованию.

Бабушка ожидаемо заявила, что я «весь исхудал» и «наверняка замёрз» и утащила кормить — я еле успел вытащить из коляски свои вещи, включая уже изрядно надоевший меч. Да-да, тот самый риттеншверт, который я купил, и который меня обязали таскать с собой «везде, где возможен прорыв». Единственно что я отстоял право не носить его по академии — там прорывы могли быть максимум со второго уровня, а с ними и мой револьвер справится — особенно, если напитать пули силой, я этот фокус только-только освоил, и он пока ещё требовал довольно долгой подготовки. А наш преподаватель по военному делу заявил, что я должен заряжать пули, пока вынимаю револьвер из кобуры. Правда, потом оговорился, что это будет только после достижения мною второго уровня. Но до этой его оговорки я неделю надрывался, но вместо пуль заряжал только сам револьвер, а однажды, когда сила пошла в макр и его переполнила — произошёл выстрел. Хорошо, что этот эксперимент я проводил не в комнате и не прострелил себе ногу.

Стоило снять пальто, как получил ещё один упрёк:

— Юра, а где медаль⁈

— В саквояже. Она же не для постоянного ношения…

— Что значит, «не для постоянного»? — И, не давая мне шанса объяснить насчёт парадной формы и прочего, продолжила: — Если наградили, то надо носить! Чтобы люди видели!

— Баб, ну какие «люди»? Нас тут трое всего!

— А я что, не люди? — И тут же сменила тон с обиженного на просящий: — Тебе трудно разве? А мне приятно будет!

— Ладно, ладно. Сейчас поднимусь к себе, переоденусь.

И я действительно переоделся — в студенческую форму академии. Думаю, бабушке будет приятно и это тоже, как-никак — тоже признак статуса и потенциала. Нацепил медаль на заранее отмеченное место и спустился вниз. Есть всё-таки хотелось, всё же весь день на перекусах привокзальных.

— Ох, Юрочка, какой ты красивый! Прямо жених! — Бабушка подошла поближе и погладила по плечу. — Ой! А что это она такая тоненькая⁈ Зима на дворе, а вы там вот в таком ходите⁈ У вас там хоть топят нормально?

— Бабуля, я же тебе уже говорил. У нас на изнанке сейчас позднее лето, только-только начинают второй урожай с учебных полей собирать. Зима только к марту начнётся, и продлится только месяц. Причём зима такая, что не каждый год снег бывает!

— Ой, какие-то ты сказки непонятные рассказываешь! Ладно, позвоню Надежде Петровне, она дама солидная, у неё всё узнаю.

Ууууу, вот это я попал в переплёт — они с бабулей всё-таки задружились. Теперь каждый мой шаг в общежитии будет тут же транслироваться в Смолевичи. Но потом я понял, что настоящий переплёт ждал меня позже.

Мы с бабушкой сидели и разговаривали долго, несколько часов, не считая ужина. И ведь большую часть вопросов она уже задавала по телефону, а я ей отвечал, причём на некоторые даже не по одному разу!

— Бабуля, ну мы же это на прошлой неделе обсуждали!

— И что? По телефону это одно, что телефон, и лица не видишь, да и вообще — это другое!

«А-ха-ха! Вот тебе возвращаются мои вырванные нервы, твоими „это другими“, как я от них устал!»

Утром посетил лавку — посмотреть, как там всё обустроили по дедовым придумкам. Пиво на разлив, к моему удивлению, брали и зимой — но в свою тару и несли домой. И почти все прихватывали что-то ещё, из сушёного и копчёного. Брали и что покрепче, к праздничному столу. Мой выход, при полном параде, как вчера на ужин, вызвал оживление и шушукание среди посетителей. Поздоровался со знакомыми, покивал тем, кого лично не знал, с кое-кем перекинулся парой слов — на всё про всё ушло минут пятнадцать. А лавка — совсем другая, совершенно иной вид и иной оборот.

Потом я не выдержал, и сбежал в дом, готовиться к празднику. Это был чуть ли не единственный день, когда меня привлекали для помощи в готовке, в иное время к этому занятию не допускали в принципе. Из-за это не самые, объективно говоря, занимательные работы, вроде очистки отварных овощей и яиц, странным образом воспринимались атрибутами праздника. Такой вот выверт.

«Забабахать, что ли, „Оливье“? Без него и Новый год — не Новый год».

«Кого забабахать⁈»

«Не „кого“, а „что“. Салат такой. В минимальной конфигурации — отварные картошка, морковка, яйцо, курица, консервированный зелёный горошек и маринованные огурцы. Ну, и майонез, куда же без него».

«Консервированного гороха нет, дорогой он. Есть сушёный. Пойдёт?»

«Фу на тебя. Дикие люди, „Оливье“ не знают, селёдку в шубы не одевают…»

«Селёдку⁈ В шубу⁈ Дед, ты ку-ку⁈»

«Да салат это такой, специфический. Потом научу, ничего там сложного нет».

Ещё была ёлка — и про неё я едва не забыл. Точнее говоря, не знал, что бабуля решила без меня не украшать, только снег расчистили вокруг. Да, ель росла между домом и «парадными» воротами, которыми обычно почти не пользовались. А вот сегодня снег и перед ними, и за ними был расчищен. Бабуля ждёт гостей?