Башня преступления - Феваль Поль Анри - Страница 35
- Предыдущая
- 35/94
- Следующая
Он положил ребенка на кровать и выскочил на лестничную площадку.
Кто, например, живет в комнате N0 9? Поль не знал. Но какая разница в конце концов? Ведь кто-то же там живет! Он постучал в дверь N0 9.
Дом сегодня словно вымер. Никакого ответа. Поль в сердцах ударил в дверь ногой – и она вдруг распахнулась: месье Бадуа, уходя, забыл ее запереть. Поль, не раздумывая, вошел.
В неуютной, пустой комнате он не увидел ничего из того, что видели другие, зато сразу заметил бутыль, стоящую на полу рядом с тем местом, где сдвинутая картина прикрывала дыру в стене.
Он схватил бутыль, на дне которой виднелись остатки какой-то мутной жидкости, наклонил, встряхнул и на его ладонь вылилось несколько капель ягодной водки. С бутылью в руке он бегом вернулся в свою комнату, вылил немножко водки на ладони и осторожно принялся натирать висни и лоб девочки. Синие губы Суавиты дрогнули, и Полю показалось, что он слышит слабый вздох.
Вы бы теперь не узнали молодого человека, еще так недавно совсем подавленного. Огромная радость и вновь пробудившаяся надежда вернули ему силы и жажду действий. Сердце колотилось, словно готово было вырваться у него из груди. «Наверное, такое ощущение испытывает нищий, вдруг выигравший в лотерею сто тысяч франков», – подумал Поль.
Он забегал по комнате, потирая руки, заглядывая во все углы и бормоча себе поднос:
– О Господи, она жива! Она обязательно выздоровеет! Она будет разговаривать со мной и улыбаться! Это должно случиться!
Он вновь выбежал на лестничную клетку, принес несколько охапок дров и угля и растопил камин. Он действовал, как в лихорадке: подбрасывал в огонь хворост и дрова, кучу стружки, обнаруженную на лестнице, мелкие куски угля – и вскоре в комнате стало тепло.
Тогда Поль разорвал покрывало со своей кровати и положил куски греться у огня, рискуя поджечь их. Но руки у него больше не дрожали, он действовал ловко и быстро.
Так же аккуратно и заботливо, как молодая мать меняет пеленки любимому ребенку, он снял с девочки мокрую ночную рубашку и завернул ее в теплый лоскут покрывала.
Панический страх куда-то исчез. Поль понимал, что поступает правильно, и по мере того, как тепло и забота возвращали к жизни это нежное и хрупкое существо, согревалось также сердце молодого человека.
Через несколько минут Суавита тихонько вздохнула, ее веки дрогнули.
Поль, внимательно наблюдавший за ней, заметил, что ее прозрачные щеки слегка порозовели.
Второй теплый кусок покрывала он постелил на кровати, положил на него девочку, прикрыл ее сверху двумя одеялами, вокруг тела подоткнул покрывало и с большой заботой уложил ее голову на подушку. Он не сводил с нее глаз, он смотрел и любовался ею. Он испытывал к ней любовь и нежность, как к собственному ребенку.
Поль был счастлив.
– Я бы отдал все, что угодно, лишь бы узнать, как ее зовут, – прошептал он, уже думая о будущем.
Девочка открыла глаза и посмотрела куда-то в пространство, не замечая ничего вокруг. Губы ее задвигались, но не произнесли ни звука.
Поль, как завороженный, напрасно ждал хоть одного слова. Он долго колебался, пока, наконец, неуверенно спросил:
– Вам лучше?
Суавита вздрогнула, и дикий ужас исказил ее прелестное личико. Губы зашевелились вновь, – можно было подумать, что она хочет крикнуть, позвать на помощь, – но опять не произнесла ни звука.
Смущенный Поль прошептал:
– Прошу вас, не бойтесь!..
Глаза девочки закрылись, и мертвенная бледность снова разлилась по лицу. Однако ее дыхание, до сих пор еле слышное и прерывистое, стало четким и ровным.
Поль прислушивался к ее дыханию, недовольный собственным поведением.
– Ах, я несчастный! Какой же я неловкий, совсем не понимаю, что делать. С ней произошло что-то ужасное, а я, вместо того, чтобы успокоить, еще больше пугаю ее! – прошептал он в смущении.
Потом он замолчал и, не двигаясь, чтобы не производить лишнего шума, неотрывно смотрел на нее. Постепенно Суавита успокоилась. Вскоре слабый румянец вновь появился на ее щечках, она зашевелилась, подняла обе руки ко лбу, словно вдруг вспомнила о чем-то.
Очень медленно Суавита открыла глаза и так же медленно повернула голову в сторону Поля, сердце которого замерло от переполняющего его волнения. На него смотрели темно-синие глаза необычайной глубины. Тусклые зрачки казались холодными и пустыми. Поль едва выдержал этот безумный взгляд.
Вскоре выражение глаз изменилось: если бы не налет безумия, Поль готов был поклясться, что девочка его признала. Из-под длинных ресниц блеснул приветливый и ласковый лучик. Среди множества необъяснимых чувств во взгляде ее мелькнуло удивление, а потом на лице неожиданно появилась легкая тень улыбки.
Ее длинные ресницы закрылись, голова повернулась на подушке, дыхание успокоилось, на разгладившемся лбу выступила испарина. Ребенок заснул, повернувшись лицом к Полю, сторицей отблагодарив его за спасение своим лучистым взглядом.
Ночь тем временем подходила к концу. Когда Поль в первый раз вспомнил про время, на колокольне Сен-Шапель пробило пять часов. Судя по звукам с улицы, Париж просыпался.
Поль открыл окно и проветрил комнату. В небольшом помещении стоял резкий запах сгоревшей ткани. Внезапно вспыхнувшее пламя подожгло ночную рубашку, которую Поль положил сушиться поближе к огню. Случись такое день назад, он бы очень расстроился, но ночные происшествия сильно повлияли на душевное состояние молодого человека. За эту ночь он возмужал, он неожиданно повзрослел.
Поль присел на корточки перед кроватью и не двигаясь смотрел на ребенка.
Он даже не стал переодеваться. По правде говоря, за все это время он ни разу не вспомнил о себе. Его одежда и белье просохли прямо на нем.
Прошел час, потом еще один, день уже наступил и в комнате Поля стало светло, а мадам Сула все еще не возвращалась. Поль думал о ней, помня, как он надеялся и рассчитывал на ее помощь. Именно этой доброй женщине он собирался поведать о своей крошке, ведь женщины больше смыслят в болезнях. Он хотел просить ее позаботиться о ребенке.
А о девочке он думал постоянно. Ожидая, когда она сможет сказать ему свое настоящее имя, он мысленно назвал ее Блондётта – после того, как утреннее солнце осветило ее прекрасные золотые кудри.
Девочка спала, сон ее был спокоен и она часто улыбалась.
Смотря на нее, Поль тоже улыбался; юноша улыбался своей мечте.
Над этой детской золотистой головкой внезапно, словно прекрасное видение, появилось знакомое, любимое лицо – невероятно красивое в рамке каштановых волос.
Сердце Поля сжалось от тоски. Он впервые за всю ночь, а вернее, с того самого рокового мгновения, когда решил уйти из жизни, вспомнил об Изоль, и мысль эта вызвала трепет в его груди, пробудила тоску и мучительную боль утраты. Но было еще что-то: какое-то странное чувство, похожее на наслаждение, возникло при мысли об Изоль.
Не спуская глаз с ребенка, Поль прошептал:
– Так что же мне делать, бедная моя малышка?
Потом, покраснев, он подумал с горечью:
– Какое ей дело до того, что происходит на чердаке у незнакомца? Ведь Изоль любит другого!
Юноша вдруг почувствовал, что дрожит от холода, хотя всю ночь он этого не замечал.
Поль провел руками по своей одежде и убедился, что она давно высохла. И тут его рука вдруг нащупала сквозь толстую ткань пиджака письмо в нагрудном кармане.
Неторопливо вытащив письмо, он вспомнил, что вчера вечером мадам Сула протянула ему конверт. Тогда он даже не взглянул на письмо, ему было все равно.
Теперь, как только его глаза прочитали обратный адрес, он несказанно обрадовался.
– От моего брата! От моего любимого брата! – бормотал он, разрывая конверт дрожащими руками. С нетерпением отбросив конверт в сторону, Поль стал читать письмо, время от времени восклицая:
– Сошел с корабля! Он приехал во Францию!
Дочитав письмо, он произнес громко и внятно:
– Он уже приехал! Приехал вчера вечером! Какое счастье! Скоро я смогу его обнять!
- Предыдущая
- 35/94
- Следующая
