Лекарство от одиночества (СИ) - Резник Юлия - Страница 36

– Юр, ты представляешь, как мне важно было это услышать раньше? Я же… я же тоже…

– Я знаю! Теперь знаю. Эля, я каждый день работал с психологом. Каждый божий день, можешь себе представить? Я в окно хотел выйти, – сипит. – Цеплялся за что угодно… Прости меня.

– Елена была единственной твоей любовницей?

Наши взгляды встречаются над столом. И я понимаю, что…

– Нет.

Да, по его глазам понимаю.

– Извини, я хотел бы соврать. Но пообещал себе, что больше никогда не стану тебя обманывать.

Самое смешное, что он реально искренне раскаивается. И мучается, может, ничуть не меньше меня. Да только не могу я ему посочувствовать. Сил нет. Ни на что нет. Я обескровлена.

– Почему? Чего тебе не хватало? Они красивее? Или умнее, может? – скулю брошенной дворнягой.

– Нет. Они просто не ждали от меня того, чего я не мог им дать. Так я не чувствовал своей выбраковкой. За их счет я, если хочешь, самоутверждался. Но, знаешь, Эль, я не изменял тебе с тех пор, как ты забеременела. Даже не смотрел ни на кого. Клянусь. И никогда больше не буду. Вот увидишь, дай нам шанс, и я докажу.

– Не уверена, что смогу… Это все слишком, Юр. Как будто узнать, что все это время жила в параллельной реальности. Полная шизофрения.

Я встаю, снимаю рюкзак со специальной подставки, которую любезно пододвинул официант. И трусливо сбегаю, чтобы не разрушиться на глазах у немногочисленных посетителей ресторана. Только отъехав на приличное расстояние, замечаю, что Валов поехал следом. Вспоминаю какого-то черта, сколько часов мы накатали по городу, когда он только учил меня водить, и слезы опять встают в горле. Каждый перекресток в этом городе, каждый съезд и улица напоминают о нем. О нем все рассветы, и все закаты, о нем шум волн и шепот ветра… О нем вся моя жизнь. Была когда-то…

Кое-как доезжаем. Кое-как паркуюсь. Поднимаюсь по ступенькам, и чудится, что Валов идет за мной. Как будто даже звук его шагов слышу, но, может, конечно, это просто в ушах шумит. Трясущимися руками открываю дверь. Захожу в квартиру и застываю, почувствовав за спиной Юркино свистящее дыхание.

– Эля, Элечка…

Он делает шаг вперед, вынуждая меня отступить к стене. Успеваю только выставить перед собой ладони, отвоевывая себе хоть немного пространства.

– Юр…

– Соскучился. Не гони… Не могу больше.

Жаркий шепот приподнимает тонкие волоски на затылке. Губы впиваются в позвонки, разгоняя по телу мучительно-горячие волны. Жадно шарящие по телу руки обхватывают грудь.

– Аа-ах.

– Какая… Поправилась, что ли, Эль? Дай посмотрю.

Юрка поворачивает меня волчком. Нетерпеливо расстегивает пуговички на блузке. Ну как расстегивает? Скорее, вырывает с корнями, а я, окончательно во всем этом потерявшись, смотрю, как они одна за другой падают на натертый до блеска пол. И как он склоняет русую голову, накрыв сосок поверх кружева лифчика, и вдруг с силой его прикусывает. А мне ведь и до этого было больно…

– Юр, мне так не нравится!

– Да? – шепчет он сдавленно. Поднимает юбку, отодвигает вбок кружево трусиков. – А течешь так, будто…

Он не успевает договорить, потому что тут совершенно неожиданно распахивается входная дверь.

– Эльвира Валерьевна, это я! Ты чего… – Бутенко запинается, наконец, рассмотрев нас в сумраке коридора, – замок не закрываешь?

Сгорая со стыда, я отталкиваю от себя мужа и трусливо сбегаю в спальню. Захлопываю дверь, прислоняюсь к ней спиной и, как героиня дешевой мелодрамы, сползаю по стеночке на пол. Надеюсь, Юре хватит ума понять, что на сегодня с меня достаточно. За дверью слышатся голоса. Я жадно вслушиваюсь, сама не понимая, чего опасаюсь. Того, что влюбленный в меня Бутенко что-то Юрке предъявит? Зря. Интонации, которые до меня доносятся, вполне дружелюбные. Может, он даже Валову руку пожал. Ту самую, что успела побывать у меня между ног. И почему-то только сейчас приходит мысль, что мне вообще-то тоже было в чем Юрке признаться…

Обхватываю голову и сижу так долго-долго, пока не затекает копчик, а в квартире не становится тихо. Тогда я быстро переодеваюсь и мышкой проскальзываю в коридор. Мужские туфли у входа намекают на то, что не все мои гости ушли. Шагая на цыпочках, захожу в кухню.

– Здравствуй… те.

Бутенко поворачивается в профиль:

– Привет. Извини, что я так ворвался. Было открыто.

– Ты тоже извини.

– Я принес кое-какие наработки, которые строчил от руки. Надо было позвонить предварительно.

Прячу руки в рукавах трикотажного полувера, скрещиваю на груди, невольно закрываясь, и… морщусь. Потому как правда, что-то со мной не так. Любое прикосновение болезненно. Я концентрируюсь на своих ощущениях и пропускаю момент, когда Георгий заходит мне за спину и укладывает руки на грудь.

– Эй! Что ты делаешь?

– Провожу пальпацию молочных желез. Не дергайся.

Чуткие пальцы хирурга деликатно, но тщательно прощупывают ткани. А я и впрямь не дергаюсь. Я в полном шоке, признаться.

– Когда появилась боль?

– Не помню.

– Грудь плотная. Овуляция? Какой день цикла?

Ошалевшая от происходящего, я слова из себя не могу выдавить. Нет, его вопросы вполне понятны. Другое дело, что я не уполномочивала Бутенко на проведение осмотра, и вообще…

– Я не помню.

– Ты не считаешь цикл?

– Считаю. Просто… месячных давно не было, – вдруг понимаю я.

ГЛАВА 24

Георгий останавливает осмотр, медленно отводит руки и осторожно поворачивает меня, столбом застывшую, лицом к себе. Какое-то время мы тупо, будто впервые по-настоящему друг друга увидев, сплетаемся взглядами. Я нервно сглатываю, не в силах выдержать эту пытку, соскальзываю чуть ниже и опять замираю, не шелохнувшись, загипнотизированная нервной пульсацией вены на богатырской Жоркиной шее.

– Я не предохранялся. А ты?

А я, как дура, смотрю, как двигаются его тонкие четко очерченные губы, складывая звуки в слова, и, сколько ни стараюсь, не могу понять их смысла.

– Эля, – осторожно возвращает меня в действительность Бутенко.

– Нет. З-зачем мне? Юра же…

– Ясно.

– Что ясно? Что тебе ясно?! Я вот ни черта не понимаю! Ты что, намекаешь, что я беременна?!

– Так бывает. Если заниматься любовью, не предохраняясь.

Наверное, потому что сама я не в себе, спокойствие Бутенко расслаивает мои нервные окончания на волокна. А еще то, что он смотрит на меня ну просто как на обезьяну с гранатой.

– Да нет же! Бред какой. У нас ведь только один раз было, Жор.

Это больше всего в голове не укладывается. После лет… Лет неудачных попыток, вот так запросто? А главное, так… не нужно? Как раз тогда, когда Юра нашел в себе силы поговорить и во всем признаться? Когда он, наконец, разобрался в себе и… Нет, я, конечно, не собираюсь его прощать по щелчку пальцев, не такая я дура, но боже! Мы могли дать друг другу время, чтобы разобраться в себе и понять, сможем ли мы построить что-то новое на руинах, в которые превратились восемь лет нашего брака. Мы могли попробовать начать заново!

Колени подгибаются. Жорка ловит меня и для устойчивости прижимает к себе.

– Так, давай-ка ты ляжешь.

И на руки поднимает, будто я ничего не вешу, и в спальню тащит. Моя безвольно повисшая голова подпрыгивает при каждом шаге, взбалтывая мысли. Ну нет… Быть такого не может. Во-первых, потому что с первого раза беременеют только кошки. Во-вторых, потому что я до дна выбрала свою порцию несчастий. Беременность от первого встречного – явный перебор.

– Ты как? Хочешь чаю? Или еще чего-нибудь?

Чего я хочу, так это перестать вести себя как томная барышня из тургеневского романа. Бесит. Поэтому я трясу головой и подтягиваюсь на локтях, чтобы сесть. Для начала.

– Ничего не хочу. Можешь перестать изображать из себя заботливого папочку, я не беремена, – глядя куда угодно, но не на своего любовника, рублю я.