Имперец. Том 3 (СИ) - Романов Михаил Яковлевич - Страница 4

— Политика, — скривился я.

— Политика, — кивком подтвердил Иван.

Цесаревич мрачно смотрел в свой стакан, и мне подумалось, что парень, наверное, впервые в жизни по-настоящему потерял своих людей.

— За ребят, — произнес я, и мы выпили, не чокаясь.

Честно сказать, я ожидал ностальгический привкус трех топоров, но пойло было удивительно мягким на вкус. Хотя винище — все равно винище, что с ним ни делай.

— Дважды спас, — произнес Иван, словно бы я и не перебивал его.

Хотелось пошутить, мол, чую, что и не в последний, но пришлось благоразумно промолчать. Только тупой не поймет, что на парня открыли охоту. И, честно сказать, я слабо верю, что это Меншиковская шобла решила попрать основы монархии. Они бы скорее попытались абсолютную превратить в конституционную, ведь если так кардинально меняешь строй страны, можно ненароком лишиться и собственных земель, и капиталов. А то и голов.

Нет, здесь что-то более банальное, более прозаичное. Классическая борьба за власть внутри рода, например. Да, я бы поставил на это. Слишком точные и удачные атаки для врага из числа посторонних людей.

— Я бы хотел достойно тебя наградить, — меж тем произнес Иван. — За такой подвиг полагается титул, но пока мы движемся к Москве, нам нужно придумать какое-то внятное обоснование, не вызывающее вопросов со стороны прочих аристократов.

— Я облегчу тебе задачу, — проговорил я. — И гордо откажусь от такой награды.

Лицо Ивана вытянулось:

— Не понял? Ты государеву милость, что ли, отвергнешь?

— Ну ты придумай что-нибудь более приземленное, и я с радостью соглашусь, — миролюбиво отозвался я. — Ближе к народу надо быть, Твое Высочество. Ну какой мне титул? Я только вчера в Москву приехал, с казенных харчей слез и поступил по квоте. Еще и с Нарышкиным умудрился организовать дельце прибыльное, и с наследниками уважаемых родов вожу тесную дружбу. Твои же шакалы меня сожрут с потрохами, я из Кремля выйти не успею!

Цесаревич помрачнел.

— Есть, конечно, некоторое рациональное зерно в твоих словах, — нехотя признал мою правоту Иван. — Но мне твой взгляд на аристократию не нравится. Там не все Распутины и Новаки, ты же понимаешь.

— Понимаю, — не стал спорить я. — Но и ты пойми. Я еще нетвердо стою на ногах. У меня ни семьи, ни дома. Никакой защиты, кроме собственных кулаков. Один в поле не воин, сам понимаешь. Рано.

Цесаревич разлил новую порцию винного пойла по стаканам и задумчиво повторил:

— Рано… Знаешь, Алекс, ты, наверное, единственный человек во всей стране, кто мог бы с такой легкостью отказаться от титула.

Ну, просто я единственный человек в стране, кто понимает, что и без титула можно по жизни неплохо устроиться.

— Не подумай, что я ломаюсь, Твое Высочество. Но всему свое время. Кто такой простолюдин Мирный? Счастливый ублюдок, безродная псина, пыль под ногами великих господ. А боярин Мирный?

— Князь, — поправил Иван.

— Тем более, князь Мирный! Этого гаденыша надо сразу раскатать, что-то слишком быстро он взлетел. А то еще наберет силу, придется и с ним считаться, а делянка тут уже поделена.

— Я не могу оставить тебя без награды, — упрямо нахмурился Иван. — Отец… Э-э-э… Будет негодовать.

Вместо ответа я постучал двумя пальцами по груди в области сердца.

— Хм… — протянул цесаревич. — Если так подумать, технически ты сейчас под призывом. И как военнослужащий можешь быть награжден медалью «За отвагу».

— Ну вот, видишь, даже бутылка не кончилась, а уже придумали! — хмыкнул я.

— Странный ты человек, Александр.

Цесаревич посмотрел на меня как-то внимательно, изучающе. Хотел что-то сказать, но потом лишь покачал головой и начал разливать по новой.

Тут я уже не выдержал:

— Твое Высочество, а есть тут что-то поприличнее винища?

— А-а-алекс! — цесаревич демонстративно закатил глаза. — Ну ты совсем…

— Деревня?

— Кошмар, — пробормотал Иван, доставая из бара бутылку водки.

— Вот с этого и надо было начинать, — произнес я, перехватив у наследника престола пузырь. — Идем, заглянем к Лютому. У него-то наверняка нет волшебного бара под рукой.

Так-то, конечно, пить возбранялось, но, когда в трюме груз 200, кто будет обращать внимание на такие уставные мелочи?

Речь Посполитая, где-то на проселочной дороге, Алексей Ермаков

Этому было бы хоть какое-то оправдание, если бы это оказалось засадой. Но нет, их небольшой отряд просто выскочил пред изумленными очами поляков по самому идиотскому случаю.

Вечер мгновенно перестал быть томным.

Завязавшийся сначала бой даже показался Алексею каким-то легким, скучным. Их маленький отряд бодро теснил пшеков, которые как будто пытались от них удрать.

К сожалению, противник не удирал, а спешно догонял слишком растянувшуюся колонну, принявшую воодушевленных русских бойцов с распростертыми объятиями.

И вот теперь стороны зарубились по-настоящему.

— Назад! Отступаем, отступаем! — рявкнул командир в гарнитуре.

Ермаков и Меншиков, все еще работающие в паре, действовали вполне слаженно и четко. Алексей поднимал довольно эффективные магические щиты, из-под которых Максим весьма метко отстреливался.

Парни почти дошли до опушки леса, когда какая-то слишком меткая польская псина подстрелила-таки Ермакова. Парня опрокинуло на землю, магический щит истончился, но не рухнул.

— Живой? Живой? — перед глазами Алексея возникло лицо Меншикова.

— Чеши давай, — процедил Ермаков. — Два шага осталось.

Бронежилет его спас, но ранение — это ранение, с ним не побегаешь от противника по буеракам.

Меншиков исчез из поля зрения, а в следующий момент Алексея вздернуло вертикально. Максим, шипя и матерясь так, что у грузчиков бы повяли уши, поволок Ермакова с собой.

— Придурок, — выдохнул Алексей, поднимая новый щит.

Толстый, ледяной, насколько хватало сил. Тащить конструкцию было невероятно тяжело, она стремительно истаивала, но ее все же оказалось достаточно, чтобы парни достигли первых деревьев и ушли с линии прямого прострела.

— От придурка слышу, — выдохнул Максим, продолжая тащить соратника за собой.

Деревья, деревья, кустарники, листва под ногами.

— Отступаем, отступаем! — орал командир в ухе, но никто из княжичей не знал, где остальные члены отряда.

Все рассеялись по лесу, спешно выполняя приказ.

— Отступаем, отступаем!

Земля под ногами резко кончилась, и оба княжича кубарем покатились на дно оврага. Алексей бы выл от боли, но адреналин работал получше любой анестезии.

— Вставай, — рыкнул Максим, а в следующее мгновение сам упал рядом, зажав ногу.

Алексей поднял голову — в стремительно сгущающихся унылых осенних сумраках на краю оврага были видны несколько силуэтов, вскидывающих оружие.

Ермаков шмальнул магией, но она разбивалась о личные блокираторы поляков. Меншиков отстреливался лежа, но не попадал.

«Какая идиотская компания для смерти», — подумал Алексей, а в следующее мгновение фигуры на краю обрыва опрокинулись назад, точно подкошенные, поломанные куклы. И затем куцый, голый подлесок осветил яркий пожар взрыва — работали маги огня в компании с тяжелым вооружением.

Наши?

Алексею казалось, что он лишь моргнул, но на самом деле парень отключился и разбудил его вопль в гарнитуре.

— Ермаков, Меншиков! Ермаков! Меншиков!

Алексей хотел вскинуть руку с сигнальным огнем, но магии не осталось, и парень лишь зло зашипел. Зато у лежащего рядом Меншикова, предпочитавшего обычное оружие, ее было в избытке. Максим вскинул кулак, послав в небо сигнальный огонь.

— Вижу, вижу… Сейчас заберем, — забормотала гарнитура с облегчением.

Время растягивалось, как тянучка, и сжималось, как пружина — вот они еще лежат в овраге, а вот уже Максиму накладывают жгут. Вот их грузят на носилки, а вот они уже трясутся в кузове с другими ранеными, которых спешно везут по проселочным буеракам в полевой госпиталь.