Плохой (ЛП) - Коул Стиви Дж. - Страница 13

— Мистер Коул… — мужчина кашляет.

— Ронан, пожалуйста, — говорит он с улыбкой, которая излучает харизму.

— Я не ожидал вас увидеть. — Его лицо покрывается испариной, а напряжение прочерчивает глубокие морщины на лбу.

— Учитывая столь важную задачу, я подумал, что было бы уместно обсудить условия нашего соглашения лично. — Мужчина кивает так резко, что я боюсь, как бы у него не отвалилась голова. Господи, этот парень похож на собаку, которая лает «как высоко прыгать, как высоко».

— Электронное письмо отправлено, — его голос дрожит.

— Хорошо. Очень, очень хорошо. — Ронан барабанит пальцами по столу, его глаза изучают мужчину так, что даже мне становится тревожно. Я вижу, как мужчина потеет, сглатывает. Его страх осязаем, он клубится в воздухе, как густой туман. — Теперь, — говорит Ронан, — условия. Я могу сделать так, чтобы это электронное письмо исчезло навсегда, однако, начни мне перечить, и оно всплывёт вновь. — Губы Ронана изгибаются в разные стороны, мастер играет со своими марионетками. — Тюрьма тебе не подходит, Антон. Всё, что ты должен делать, это подчиняться каждому моему капризу. В конце концов, это небольшая цена за то, чтобы стать следующим премьер-министром России. — Он замолкает, снимая невидимую пылинку со своего рукава. — Помни, ты поворачиваешься спиной к этому соглашению, и ты поворачиваешься спиной ко мне. А я не тот человек, к которому ты хотел бы повернуться спиной.

Слухи о Ронане Коуле широко распространены в криминальном мире, и его имя вызывает очень здоровую дозу уважения, но я понятия не имела, что он дёргает за политические ниточки. Наш мир устроен не так. Законное и незаконное — это две разные стороны одной медали, соединённые вместе и в то же время всегда противоположные. Эти два понятия не идут рука об руку. Одно может временно использовать другое — картели могут подкупать полицейских, правительства могут даже сотрудничать с картелями, — но конечная цель игры всегда одна и та же: обмануть и победить. В этом же есть что-то совсем иное. Ронан сам контролирует поток энергии. Он развращает политическую систему, которая стремилась бы уничтожить его, и, если подумать, ему не пришлось бы привлекать закон на свою сторону. Он мог бы быть представителем закона. Это общая картина, и когда я стою в стороне и наблюдаю за ним, я вижу её во всей красе. Я вижу то же, что и он.

Двое мужчин пристально смотрят друг на друга, и Ронан распоряжается каждым дюймом пространства в комнате, как будто физически навязывает свою волю каждому, кто в ней находится. Напряжение пробегает по моей шее сзади, покалывая кожу. Меня это раздражает, а вот Антона это пугает. Я почти вижу, как он вжимается в своё кресло, съёживается, как маленький домашний питомец, в которого превратил его Ронан, и этот человек должен удержать власть? Ирония в том, что он должен быть таким совершенно слабым.

Антон кивает, и Ронан встаёт, не говоря ни слова, протягивая мне руку. От него исходит гипнотическое доминирование, когда наши взгляды встречаются. Я хочу, чтобы он умер, но я не могу отрицать притягательность, очарование, которое его окружает. Я не могу не уважать и не желать мужчину, который обладает такой властью, это как зависимость, как болезнь. Он берёт меня за руку, и энергия гудит во мне, пробегая по моей коже в виде мурашек. Как только я встаю, вырываю у него свою руку.

Сосредоточиться. Мне нужно сосредоточиться.

Его пальцы касаются моей поясницы, когда он выводит меня из комнаты.

Я продолжаю идти, отказываясь поворачиваться и смотреть на него. Осознание давит на мой разум, каждый инстинкт требует, чтобы я изменила своё положение, потому что, как он сказал, он не тот мужчина, к которому хочется поворачиваться спиной.

— Такая напряжённая, маленькая кошечка, — смеётся он.

И впервые с тех пор, как я встретила Ронана, я ничего не говорю. У меня нет ни резкого ответа, ни саркастической реплики. Сейчас я нахожусь на неустойчивой почве, и мне нужно напомнить себе, почему я здесь, и кто он — враг.

Сыграть роль пленницы, соблазнить дьявола и убить его. Всё просто.

Здесь нет места ни для чего другого, потому что я отказываюсь проигрывать ему.

Его рука опускается мне на плечо, прежде чем Ронон разворачивает меня и прижимает спиной к холодной стене. В голубых глазах плещутся жестокие обещания, пока его руки блуждают по моим изгибам. Довольно скоро я оказываюсь в ловушке между его телом и стеной. Он просовывает ногу между моими бёдрами, разводя их в стороны. Я не могу дышать. Всё, что я могу делать, это чувствовать его… везде. Он поднимает мои руки над головой, и ухмылка растягивается на его губах, когда он приближает свой рот к моему. Так близко, что я чувствую вкус его дыхания.

— Что-то не так? — шепчет он мне в губы.

Закрыв глаза, я прислоняюсь затылком к стене. Я борюсь с каждым инстинктом, кричащим мне прижаться к его твёрдому бедру, позволить ему найти свой путь внутрь меня, пока он не станет всем, что я чувствую. Я ненавижу его, и всё же сама эта ненависть, кажется, действует как афродизиак. Я открываю глаза и смотрю прямо на него в ответ.

— Нет.

Его язык скользит по моей губе, прежде чем он отстраняется от меня.

— Хорошо, девочка, — говорит он, подмигивая, прежде чем отойти.

Боже, я ненавижу его.

Я выхожу за ним на улицу и сажусь в ожидающий лимузин. Обогреватели включаются, когда машина отъезжает от клуба, и я наблюдаю, как заснеженные улицы проносятся мимо как в тумане, думая обо всех способах, которыми я могла бы убить его…

— Мне нужно уладить одно довольно неприятное дельце, — произносит он. Я поворачиваюсь и вижу, что он смотрит в своё окно. — Ты, конечно, не будешь возражать?

— А я была уверена, что всё, что ты делаешь, неприятно.

— Благородно. Отвратительно. — Он смеётся, и я нахожу этот глубокий смешок более сексуальным, чем следовало бы. — На самом деле, в основном, одно и то же, — говорит он.

Мы едем до тех пор, пока блестящие здания в центре Москвы не превращаются в полуразрушенные многоэтажки и заколоченные магазины. Машина притормаживает перед зданием. Металлические рулонные ворота занимают большую часть фасада, а на вывеске над навесом рядом с неоновым бокалом для мартини мигает цепочка русских букв.

— Похоже, это милое местечко, — говорю я, морща нос, когда машина сворачивает на парковку.

— Почти как твой любимый Хуарес. — Насмешливая улыбка танцует на его губах. — Чувствуешь себя как дома?

Я свирепо смотрю на него.

— Хуарес горяч, и в нём определённо больше проституток…

— В лучшем случае прискорбно.

— По крайней мере, он заноза в боку Америки. — Я смотрю в окно. — Это место…

— Тебе нравится слушать свою болтовню? — он выгибает бровь, небрежно проверяя свой телефон.

— Ты такой мудак. — Я закатываю глаза. — Мы просто будем сидеть здесь или выйдем и начнём уклоняться от героиновых игл?

Задняя дверь бара открывается, свет льётся на покрытый льдом тротуар. Мужчина машет рукой с порога, и, как по приказу, дверь Ронана открывается перед ним. Он выходит, и я следую за ним к чёрному ходу.

— Держитесь поближе, — приказывает он, когда мы заходим внутрь.

Отчётливо ощущается аромат пива, плесени и мочи. Прекрасно. Стены покрыты деревянными панелями, а с потолка свисают безвкусные латунные светильники. Повсюду расставлены столы с незажжёнными свечами в центре. Ронан ведёт меня через пустой бар в коридор, а оттуда в гораздо большую комнату.

Вдоль стены сидят в ряд мужчины, одетые в костюмы, и густое облако дыма лениво плывёт по воздуху. Игорь и ещё один из охранников Ронана стоят посреди комнаты напротив пустого стула. Прямо перед ними сидят двое взъерошенных мужчин со связанными руками и мешками на головах.

Ронан достаёт из кармана сигару, медленно раскуривает её и садится. Одна затяжка, и он упирается локтями в бёдра, глядя через комнату на ряд мужчин. Тишина в комнате становится оглушительной. Я практически вижу, как все они затаили дыхание, ожидая, что он сделает. Я опускаю подбородок и пытаюсь скрыть улыбку.