Lvl 1: Благодарные Мертвецы (СИ) - Криптонов Василий - Страница 42

Я сел за установку.

— Юнга! На меня смотреть. Во все глаза смотреть. Я — нихера не умею играть на ударных. Мой инструмент — гитара. Но я фанатично торчу от музыки. Знаешь, чего тебе не хватает?

Рома перекатился на спину и мученически посмотрел на меня.

— Тебе не хватает лёгкости. Не легкомыслия, а лёгкости, Ром. Ты зажат. Я пока не знаю, что тебе нужно, чтобы расслабиться, поэтому ты будешь играть снова и снова, опять и опять, и так до тех пор, пока мы не подберём ключ...

— Кто ты такой, мать твою, и куда дел Мёрдока? — спросил Иствуд.

Я в ответ начал стучать. Просто колотил, как бог на душу положит, мысленно напевая «Звезду по имени солнце», и то, что я слышал, нравилось мне больше, чем то, что выдавал Рома. А когда я бросил взгляд на него, то убедился, что и он придерживается такого же мнения.

Разблокирована ветка навыков: Барабанщик

Да иди ты! Задница, блин, весь настрой сбила! Я остановился и положил на рабочий барабан обе палочки.

— Это музыка, парни, — сказал я. — Не плохая и не хорошая. Пропустите её через себя. Позвольте себе раствориться в ней. Я спецом выбрал очень простую песню. Её легко разучить. А потом надо просто приучить себя от неё тащиться. Как некоторые упоротые дегенераты тащатся от бега.

— О, это — ваще поехавшие! — воскликнул Рома.

— Невменяемые люди, — подхватил Иствуд.

— Ну вот, — усмехнулся я. — Видите? У нас появилась объединяющая энергия!

TRACK_46

Вскоре подвалила Вивьен, принесла один кувшин пива и несколько свёртков с бутербродами.

— А что, инвентарём тебя боженька обидел? — спросил я.

— Разумеется, — сказала она. — Я ведь просто информационная функция. Изначально.

Н-да, недосмотр. А ведь мог бы и сообразить, что так дело повернётся. Господи, вот нахрена я себе ещё и это на шею навесил? Поистине, у меня психология такая: когда жизнь начинает усложняться, надо взвалить на себя ещё мешков десять добротного цемента и — вперёд, с песнями. Может, надо не бухать, а к психологу сходить? Интересно, есть здесь психологи?..

— Ясно, — сказал я и разгрузил Вивьен. — В кабаке, что ли, брала?

— Конечно, я больше ничего не знаю. Этот мир весьма причудлив — после офисного симулятора.

— Деньги остались?

— Ни за что!

Материться я не стал. Я ведь и сам понятия не имел, где тут брать жратву, и есть ли адекватные магазины, где еда стоит столько, сколько стоит, а не столько, сколько готов выкинуть подвыпивший дебил.

Стола у меня не было, поэтому расположились тупо на полу. Несколько минут все молча ели. Пацаны восстанавливали силы и здоровье, им было не до болтовни. Вивьен же опять была отчего-то хмурая.

— Ты чего такая напряжённая? — толкнул я её в плечо.

Мы сидели рядом, пацаны — лежали напротив, вкушая пищу, как древние греки. Ну, из тех греков, которым с утра до вечера делать нехер было, а не те, которые на них горбатились.

— Меня не покидает чувство, которое ты назвал вдохновением, — открыла душу Вивьен. — Почему у тебя нет стола, Мёрдок? Мы едим на полу... У меня такое ощущение, как будто я качусь куда-то вниз.

— Мож, фундамент криво положили? — сказал Рома и сам же уныло заржал над своей остро́той с набитым ртом.

Иствуд смолчал. Кажется, вообще не услышал. Вот и прекрасно. Ещё пара-тройка таких репетиций, и они вообще забудут, как это — друг друга выстёбывать. Совместно переживаемый п**дец — сближает.

— Ясно, — сказал я. — Ты по-женски ищешь уюта и стабильности. Тебе нужен дом, из которого ты могла бы убегать бухать, и куда возвращаться. И чтобы когда ты просыпаешься, тебя ждал завтрак. Типа такого?

— Очень похоже, Мёрдок! — обрадовалась Вивьен. — Как ты это понял?

— Да понять-то не проблема. Не первый день живу... Вопрос в другом — нахрена это в тебя положили. А если не положили — то откуда взялось?

— Завелось, — буркнул Иствуд.

— Точняк, от сырости, — ржанул Рома.

— Так угараете, будто уже готовы к ночной репетиции, — осадил я их.

— К какой, н**уй, ночной репетиции? — хором вылупились они на меня.

— К такой. Моцарт почему стал Моцартом? Он как родился, батя положил его на клавиши фортепиано, привязал и не отвязывал, пока тот не захерачил «Реквием». А если бы не привязал — получился бы вместо Моцарта какой-нибудь пидарас.

— По-моему, «Реквием» — оркестровое и хоровое произведение, — влез Иствуд.

— Вот и прикинь, как пацан изъ*бывался! — не растерялся я. — Он что, ныл?! Они нихрена не ныл! Героически выполнил поставленную задачу, отвязался и пошёл бухать с сознанием выполненного долга.

— Мне кажется, это действительно развилось во мне спонтанно, — задумчиво сказала Вивьен. — С тех пор, как мне дали условную свободу, во мне многое изменилось. И далеко не все перемены выразились в изменениях характеристик. Складывается ощущение, будто во мне завелась монада...

— Херасе! — обалдел Рома. — Чё, даже тут такое бывает? Мне, типа, куратор сказал, тут никаких зараз нет!

— Сам ты зараза, — устало сказал я. — «Монада» — это элементарная неделимая частица человеческой души, типа, неразложимое ядро, господи...

— А-а-а, — протянул Рома, глядя, как Вивьен кивает.

— Слушай, Мёрдок, — сказал Иствуд, сделав глоток из ходящего по кругу кувшина. — Вопрос. Откуда ты столько всего знаешь? Ты с какого возраста не просыхал?

— С восемнадцати, — сказал я. — Ну, хотя... В восемнадцать я ещё просыхал периодически. С девятнадцати уже серьёзно работал над собой, да. А какая тут связь?

— Когда ты получал знания?!

Я фыркнул. Потом, не выдержав, заржал:

— Вот поэтому, ковбой, нас никто победить и не может! Вы, чурбаньё, нажравшись, спать валитесь, а русский — книгу берёт. Или с умным человеком беседует, да не о херне всякой, а о высоких материях. Я бухал с одним мужиком, так он время останавливать умел.

— Как? — хлопал глазами Иствуд.

— Запросто. Помню, что он взял доску, долго рассказывал, как они с дружбанами сплавлялись по реке, потом положил доску — и что ты думаешь?

— Что?

— Пока он рассказывал, время останавливалось. Мы потом проверили, у нас на мобилах время одинаковое, а в доме на стене часы на пять минут отстают.

Трепался я больше по привычке. А сам — думал. Загадки во тьме... Одушевлённая Вивьен. Колян с непонятным классом. А я брата на**й послал. Зря, наверное. Зашёл бы завтра, обложил матом, да узнал бы чего-нибудь. Но — хрен ему. Вот когда сам позовёт — тогда пожалуйста. Обложу, узнаю. А пока есть более насущные дела.

— Ладно, пацаны, отбой тревоги, — сказал я. — На сегодня с репетициями закончили. Завтра к часу — сюда.

Они так радовались, детишки мои... Я не смог им сказать, что завтрашняя репетиция будет полнейшим дном и безысходностью. Так всегда бывает. С третьего раза что-то начнёт получаться. Эх, ни разу мне не доводилось с таким слабым коллективом работать... Но тут сколько минусов — столько и плюсов. Воспитаю с нуля, так сказать, команду мечты.

— Кто знает, где в этом говнограде мебеля берутся? — спросил я, вставая.

Бумажки, в которые были завёрнуты бутерброды, исчезли. Кувшин тоже испарился. Занятно... Это что-то новенькое, или из недосмотренного старенького?

— Не в курсах, братан, — сказал Рома. — Но, типа, помогу искать. Слышь, Мёрдок, а, это...

— Да ночуй, конечно, какие вопросы, — пожал я плечами. — Мы ж рок-н-ролл делаем, братуха, чё ты.

Рома засиял так, будто внутри него кто-то включил лампочку. Я открыл дверь, чтобы выпустить народ и самому выйти и увидел идущего по дорожке Дона.

— Дон! — обрадовался я и, оттолкнув Вивьен, выскочил первым. — Вот тебя-то мне и надо.

— Ну и где моё приглашение? — криво усмехнулся Дон. — На почте затерялось?

— Не кипишуй, — сказал я, пожав его здоровенную лапищу. — Мебель ещё нужна. Ну и всякое говно...

— Какое говно? — удивился Дон.

— Ну, типа... Бывает же в домах всякое говно? — Я неуверенно обернулся на дом. — Ну, там... Коврики-ху*врики, занавесочки... Посуда... Бля, это мне чё, самому этим всем заниматься?!