"Фантастика 2023-146". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 25

Некоторые из толпы ободрительно закивали. Видно, им тоже довелось кое-что испытать на нелепо закончившейся войне.

Матрос еще раз внимательно посмотрел на Желткова.

– С тобою, служба, все ясно, а остальные? – Он устремил взгляд на Сухтелена, выделяющегося своим породистым лицом. – Тоже права имеют?

Теперь другая часть толпы поддержала своего вожака.

– И остальные со мной. В одном полку служили. И кровь вместях проливали, – твердо ответил Желтков, добавляя к сказанному непереводимую на другие языки тираду.

Сквозь толпу к матросу пробился молодой губастый мужчина полуинтеллигентного вида в шляпе и распахнутом пальто, под которым виднелся засаленный, некогда приличный костюм.

– Нашли чем хвастать! Тут кое-кто за вас на каторге гнил и ничего не говорит.

– За меня?! Я каторжником никогда не был! – возмутился вахмистр, понимавший все слишком буквально. – Никогда не воровал и не грабил!

И вновь добавил пару замысловатых оборотов, образно демонстрирующих, что порядочный человек должен думать об уголовном сброде.

– Ну, даешь! – В пронзительных глазах матроса мелькнуло нечто похожее на уважение. – Ты на флоте, часом, не служил?

– Ты лучше спроси, чего они не спят, как эти?.. – Полуинтеллигент небрежно махнул рукой в сторону валяющихся в разнообразных позах местных жителей.

– В нашем положении только и делать, что спать, – буркнул Раден.

Полуинтеллигент ненадолго задумался. Матрос по-прежнему не сводил с пленников тяжелого взгляда, словно хотел разглядеть их внутреннюю сущность.

– Что ж, от страха, пожалуй, можно стать невосприимчивым даже к твоим приемам, – задумчиво вымолвил мужчина в шляпе. – В их-то положении…

– Посмотрим. – Матрос снова помрачнел, вскинул руки перед собой и принялся шевелить пальцами.

В движении его рук было нечто таящее смутную угрозу, но кавалеристам главарь банды сейчас напомнил дешевого балаганного мага, если не клоуна. Сухтелен недоуменно переглянулся со своими людьми, не в силах понять разыгрываемого перед ними действа.

Очевидно, бандиты ожидали совсем иной реакции, и в толпе раздались возгласы удивления.

– Страх, говоришь? – процедил сквозь зубы матрос, заканчивая свои пассы. – А ну отвечать, кто такие? – замогильным голосом взвыл он.

– Сказано тебе: солдаты. Домой возвращаемся, – терпеливо, как сумасшедшему, повторил Раден.

– Ну и что ты на это скажешь, Яшка? – вполне нормальным тоном спросил матрос у полуинтеллигента.

– Если бы не видел своими глазами, ни за что бы не поверил, – задумчиво произнес Яков. – Или мы не до конца разобрались с твоими способностями, или имеем дело с редчайшим исключением из правил.

Матрос еще раз окинул взглядом пленных, будто пересчитывал их, и буркнул:

– Не слишком ли много исключений? Ладно, заприте их обратно и за работу. Я потом решу, что с ними делать.

– Прикончить – и всех делов! – раздалось из толпы.

Предложение по нынешним временам не блистало оригинальностью. Но с наступлением свободы люди не стремились к особым изыскам в удовольствиях: чем грубее и примитивнее, тем лучше, – и потому толпа отозвалась одобрительным гулом.

– Тихо! – Матрос призывно поднял руку и, не разочаровывая соратников, уточнил: – Я еще не придумал, как мы это сделаем.

Судя по тому, как толпа удовлетворенно притихла, фантазия у матроса отличалась богатством.

Пленных весело, с шуточками затолкали обратно в овин, старательно закрыли ворота и дружно бросились навстречу двигающимся из деревни полным возам.

– А мужиков тоже кончать? – жизнерадостно выкрикнул один из разбойников в распахнутой шинели.

Не дожидаясь ответа, он вонзил штык в живот ближайшего крестьянина и подналег на винтовку, вгоняя трехгранное лезвие поглубже.

Крестьянин проснулся, но лишь для того, чтобы захрипеть от боли, согнуться от вошедшей в тело стали и, чуть поизвивавшись, затихнуть окончательно.

Кое-кто из ближайших разбойников залился веселым смехом и красочными фразами прокомментировал чужую агонию.

Наблюдавший за этим Яков слегка поморщился и прикрикнул:

– Не балуй! Кто потом кормить вас станет? Оставьте их лучше на развод!

– На развод – это можно, – дружно отозвались сразу несколько голосов.

Отозвавшиеся немедленно решили подкрепить слова делом и принялись задирать юбки ближайшим бабенкам.

– Что, господа? – тихо произнес Сухтелен.

Он был воином и не мог смотреть на разыгрывающиеся перед ним картины. Хуже того – не мог их предотвратить.

– Мне кажется, пора прощаться. Если что было, простите.

Никаких красивых слов и поз не было. Солдаты и офицеры молча обнялись, и лишь Желтков вымолвил:

– Главное, чтобы Стогов уцелел. У него святыня.

И в этот самый момент басовито и грозно застучал пулемет. Смертоносная струя свинца ударила в скопление бандитов, опрокидывая одного за другим наземь, и к этой победоносной песне возмездия почти сразу присоединилось еще три или четыре «максима».

А затем со стороны поля показалась стремительно скачущая лава, подкрепленная двумя стреляющими на ходу броневиками.

Ни о каком ответном сопротивлении не было и речи. Не попавшие под пули бандиты бросились наутек. Им было нечего защищать, кроме своих жизней, вот они и спасали их как могли.

– Господа! Там Стогов! – выкрикнул припавший к щели Раден. – Клянусь Богом, Стогов!

А еще через минуту эскадрон пронесся мимо, и лишь несколько всадников торопливо остановились у овина.

Одним из них был спасшийся офицер…

– Хорошо живете, граждане правители!

Орловский посмотрел на письменный стол, ставший в одночасье обеденным, и выразительно покачал головой.

Закусок на столе было немного, зато какие! Провесной окорок, балычок, пара салатов, вазочка с черной икрой…

Невольно вспомнились былые студенческие посиделки, когда довольствовались чайной колбасой да квашеной капустой, лишь бы было вдоволь водки, под которую так хорошо пелись революционные песни и лились вольные речи.

Как давно это было! Орловскому едва вспоминался юноша, с восторгом критиковавший правительство и мечтавший о светлом царстве всеобщей свободы.

Да и «вспоминался» сказано слишком громко. Георгий успел позабыть о собственных заблуждениях, всецело поглощенный службой и текущими делами. Это не говоря о том, что сами взгляды были давно пересмотрены и сознательно заменены на противоположные.

– Давай за встречу! – Шнайдер приподнял наполненную смирновкой рюмку.

Иронию Орловского он не то проигнорировал, не то не заметил.

– За встречу! – эхом отозвался Орловский.

Он закусил балычком. Недурственно… Готовят тут явно как в лучшем ресторане.

– Как ты хоть жил? – несмотря на нынешний пост Шнайдера, говорить ему «вы» Орловский по старой привычке не мог.

Яков задумчиво прожевал бутерброд с икрой.

– Да как все при старом режиме. Две ссылки, четыре побега, нелегальная работа… Зато вот теперь пожинаю плоды прежних трудов своих. Ты-то как? Исчез в самый канун первой революции и с тех пор ни слуху ни духу. Слышал, что загремел тогда в армию. Да и сейчас в шинели. Неужели даже до прапорщика не дослужился? Все-таки образование.

– Почему не дослужился? – Уточнять, что тогда отправился на фронт добровольно, и называть свой чин Орловский не стал. Помнил отношение своего прежнего круга ко всему связанному с властью, да и должность приятеля не располагала к излишней откровенности. По крайней мере, пока не будут расставлены все точки над «i».

– Так это здорово! – обрадовался Шнайдер. – Нам как раз до зарезу необходим хотя бы один свой военный.

– А в Смоленске таких что, нет? Мне по дороге офицеров попадалось, выбирай – не хочу. Да и в приемной вашего главнокомандующего прапор сидит.

Шнайдер вновь наполнил рюмки и лишь затем ответил:

– Как сказать… Да ты сам понимаешь: половина из них спят и видят, как все на место вернуть. А второй половине вообще на все наплевать, лишь бы их не трогали. До судьбы демократии и революции им никакого дела нет. Те же, кто точно с нами, пороха не нюхали и авторитета не имеют. Есть у нас среди юнкеров, к примеру, один капитан. Так он как в начале войны в тыл перевелся, так там и просидел. В итоге веса в гарнизоне у него никакого. Слушать его будут, а слушаться… Единственный, кто реально имеет вес, – это некий Мандрыка. Сволочь редкая, монархист, причем даже не скрывает этого, но юнкера стоят за него горой, а солдаты откровенно побаиваются. Убрать его трудновато. Надо бы как-то иначе.