Ванька 8 (СИ) - Куковякин Сергей Анатольевич - Страница 16

Про это мне Рязанцев рассказывает. Сам я в штаб не хожу. Отговорился тем, что контактирую постоянно с инфекционными больными и после моего посещения штаба там могут тоже все заболеть.

Теперь от меня в лагере офицеры шарахаются, как черт от ладана сторонятся, третьей дорогой обходят. Я и рад. Мне людей лечить надо, а не в штабе заседать.

Петроград отмалчивается. Там сами не представляют, что сейчас с нами делать. Официально — власть у Временного правительства, а на самом деле войска ему плохо подчиняются. Война до победного конца мечтой солдатских масс не является.

В двадцати шагах от офицерского собрания в одноэтажном каменном доме заседает солдатский комитет. Тут тоже не до футбола и городков. На повестке дня ежедневно один и тот же вопрос — возвращение солдат в Россию.

В солдатском комитете есть как сознательные, так и несознательные нижние чины. Их точки зрения сталкиваются так, что искры летят.

— Нельзя нарушать договор с союзниками, а как прикажут надо сразу возвращаться на фронт.

Так говорят сознательные.

— Договора мы сами не подписывали. Царь это сделал. Нет царя — нет и никакого договора.

Это уже мнение несознательных.

— Не пойдём на позиции, разоружат нас и силком отправят на передок рыть окопы.

Приводят свой аргумент сознательные.

— Не хотим воевать с рабочими и крестьянами Германии и Австро-Венгрии…

— Не желаем поддерживать Временное правительство!

— Незачем нам тут воевать, нечего здесь защищать…

Несознательных — больше. Их голоса громче звучат.

— Нечего бояться. Не отдадим винтовки и пулемёты. Они нашей кровью под Бремоном и Курси политы. Не сдадим их, а с ними в Россию и вернёмся. Пригодятся они ещё нам. Братья наши расплатились жизнями за эти винтовки…

Мнение несознательных в солдатском комитете перевесило.

— Отбили мы телеграммы Временному правительству, в Совет рабочих и солдатских депутатов, французскому правительству и командующему фронтом с требованием о немедленном возвращении нас в Россию.

Так сообщил мне один из моих фельдшеров, что входил в солдатский комитет. Он, кстати, относился к несознательным.

— Теперь ответа ждём.

Фельдшер в воздухе пальцем покачал. Был он горд. Вот де, что мы сейчас сделали.

— Думаете, ответят? — что-то у меня такой уверенности не было.

Хорошо ли эта затея кончится?

Временное-то правительство за войну. Французское правительство и командующий фронта тоже не в восторге от такого решения солдатского комитета будут.

— Куда им деваться… — улыбнулся фельдшер. — Мы — сила.

Не только я, но и все роты были поставлены в известность о телеграммах. В штаб бригады комитет тоже сообщил о своих действиях.

В ротах решение комитета подержали, а в штабе за голову схватились.

Получалось, что солдаты совсем из подчинения вышли. Сами решают — воевать или не воевать им.

Мне как-то всё это тревожно стало. Мы тут одни, кругом — чужие…

Наше желание возвратиться домой никому не интересно.

Прошёл июнь. От Временного правительства ответа на телеграмму не было. Промолчало и французское правительство и тем более — командующий фронтом. Может от него в штаб и был ответ, но для нижних чинов он ничего не соизволил написать.

Штаб и комитет ежедневно заседали. Солдаты почувствовали безвластие. В лагере усилилось пьянство, дисциплину никто не соблюдал.

У меня в лазарете тоже было не всё ладно. Больные солдаты без моего разрешения могли прекратить лечение, уйти к себе в казарму или вообще в местечко, что было расположено рядом с лагерем.

Рязанцев жаловался, что с его склада воруют всё, что под руку попадёт. Пропадают продукты, обмундирование. Особенно его печалила пропажа сапог.

— Скоро голые полки у нас останутся. Всё тащат…

Были честные солдаты, но их действия погоды не делали.

Как-то я выбрался в местечко около нашего лагеря. Лучше бы и не ходил туда. Толпы солдат, многие из них навеселе, разгуливали по улицам, переходили от одного погреба к другому, пили без удержу вино и коньяк…

Местных жителей, на мой взгляд, это устраивало. За выпивку и закуску солдаты платили, особого внимания на цены не обращали.

Однако, не всё было гладко. Время от времени случались и стычки с французами — драки, поножовщина. Откуда знаю? Да мне и приходилось резаные раны обрабатывать. И — не только солдатам. Жители местечка ко мне давно дорожку протоптали, лечил я не только своих, но и местных.

Глава 26 Представитель из Петрограда

В первых числах июля в наш лагерь прибыл представитель Временного правительства из Петрограда.

Ну, так мне Рязанцев сказал. Сам я его не видел — в лазарете был. Работал.

Представитель сразу же проследовал в штаб и несколько дней из него носа не показывал — совещался в руководством. Что они там решали — неизвестно. Бригадного интенданта на совещания не допускали. Не относился он к высшему руководству бригады. Ну, а у меня больше источников новостей из штаба и нет.

На третий день прибывший соизволил посетить солдатский комитет и договорился о часе и дне общего собрания солдат экспедиционного корпуса, что были сейчас в Ля-Куртин.

— Толстый, голова и лицо чисто выбриты, — так описал мне представителя мой фельдшер, что входил в комитет. — Важный, с тростью.

Ну, толстый и толстый, какая разница…

Все роты должны были явиться на собрание в полном вооружении со своими командирами.

— Ну, хоть посмотрим на них, давно не видали…

Так нижние чины про своё руководство говорили. Действительно, офицеры давно уже в ротах не показывались. Даже те, «революционные», что не так давно в лагерь прибыли. Поняли они, наверное, что с нашими солдатиками каши не сваришь.

К назначенному времени солдаты собрались, ротами выстроились. Всем хотелось узнать, что в России творится и что там с возвращением домой.

— Скоро, поди, детишек увидим… — можно было услышать в солдатских рядах.

Я свой лазарет на фельдшера оставил и тоже сейчас на плаце стоял.

— По-новому и радостно сейчас в России живут, вот пусть и всё расскажет. — мой фельдшер, что входил в солдатский комитет, рядом со мной место занял и шею вытягивал, высматривал прибывшего к нам представителя из Петрограда.

Наконец он и появился. С опозданием больше чем на час.

Лет пятьдесят. Среднего роста. Очень тучный, как фельдшер и говорил. В черном фраке. В правой руке — фетровая шляпа, в левой — трость с большим серебряным набалдашником.

Офицеры наши плечи расправили, на всеобщее обозрение кресты и медали выпятили, что за французские бои получили. Я что-то без наград пришёл, не знал, что тут так всё торжественно.

Солдаты же иронические словечки насчёт представителя начали отпускать. Не понравился он им.

Прибывший из Петрограда взобрался на трибуну, долго своё лицо платочком вытирал.

— Упарился, болезный, — шепнул мой фельдшер. — Толстун…

— Просим! Просим! — зашумели солдаты.

Представитель руку поднял. Роты успокоились.

— Герои, защитники Франции, разрешите передать вам горячий привет от нашего с вами Временного правительства. Как его законный представитель, я могу сказать вам, что до скорого созыва Учредительного собрания, которое решит участь русского народа, мы будем непременно продолжать войну против Германии и её союзников до полной нашей победы… Полученные мною сведения о том, что ваша боевая бригада отказывается от продолжения войны, я считаю неверными и необоснованными. Уверен, что вы все, как один, преданы нынешнему хозяину России — Временному правительству. Если же среди вас есть отдельные люди, внушающие вам неподчинение командованию, уговаривающие вас не идти на фронт, имейте в виду — это говорят изменники и предатели. Таких людей надо немедленно и безжалостно предавать военно-революционному суду… Солдаты, не верьте немецким шпионам, которые сумели влезть в ваше доверие, они ведут вас по неверной и скользкой дороге, сбивая на то, чтобы вы требовали немедленной отправки в Россию… Путь в Россию теперь очень и очень опасен. На всех морях шныряют германские подводные лодки, которые нападают на суда союзников и топят их. Временное правительство очень ценит и уважает вас и никогда не допустит того, чтобы храбрая и заслуженная бригада экспедиционного корпуса была отправлена в полном составе на дно морское. К тому же, должен вам честно сказать, в настоящее время в России ощущается большой недостаток многих продуктов, а здесь, во Франции, вы питаетесь очень и очень хорошо… Я полностью уверен, что не пройдет даже трех или четырех месяцев, и мы будем встречать вас на родной земле, как победителей…