Чертополох и золотая пряжа (СИ) - Ершова Алена - Страница 50

— Кейр Мулах неправильный, плохой хранитель, — сам от себя не ожидая, выдал гроган. — Замок не слушается…нет, не так. Замок не слышит — спит. Кейр Мулах как крыса, таракан, плесень на северной стене. Паразит, почти двадцать лет не получавший добровольный дар. — Он презрительно фыркнул и отвернулся.

— Мне жаль тебя, — Мари села на пол около камина и аккуратно кончиками пальцев погладила кисточку хвоста. Мягкая. — Я понимаю, каково быть подневольным и голодным. А еще понимаю, что таких, как ты, остались единицы. Замки-то король- объединитель приказал все разрушить. Да, за последние годы на их руинах стали появляться новые, но если я хоть что-нибудь понимаю, то подобные тебе там появятся не скоро, если вообще появятся. Подумай об этом на досуге.

— Ты жалеешь меня, Кенна? — Гроган удивленно поднял брови. — А ведь я служу королеве, и я открыл ей секрет, как леди Айлин делает золотую пряжу. И меня наградили за службу сытным ужином в виде тебя.

Мари невольно поежилась. Скорее всего, ей просто не повезло оказаться в дурном месте, в ночной час. А леди Гинерва еще только размышляет, кого отправить на съеденье. Но как бы там ни было, она действительно понимала духа, знала, каково быть бесправным слугой.

— Я, конечно, глупая деревенская девица, волей случая выбившаяся в служанки королевы, но думаю, страшен не сам клинок, а рука, его держащая.

Гроган хмыкнул, не желая развивать этот разговор. Он и так сказал больше, чем положено, больше, чем собирался. Духам-хранителям не свойственны человеческие понятия о дружбе, любви, преданности. Они должны нести службу и не более. Как можно полюбить того, кто умрет через жалких пятьдесят-семьдесят лет? Так же никакого сердца не хватит, если его рвать с каждой кончиной хозяина. Хотя старик Брен Кухул явно привязался к проклятому наследнику. И эта привязанность стоила ему жизни. А ведь именно он был первым брауни, заключившим договор с хозяином замка. Первым, кто поклялся на домашнем очаге, что в обмен на эмоции и жизненные силы будет хранить род…Гроган качнулся на цепи. Интересно, как должен поступать хранитель, если его хозяин не может исполнять обязательства? Нет, королева Гинерва быстро нашла выход, и он долго не чувствовал разницы, а вот сейчас вспомнил, каково это просто сидеть рядом и наслаждаться эмоциями, а не тянуть их, словно пиявка.

— Светает, — Кейр Мулах задумчиво посмотрел сквозь узкие окошки под самым потолком кухни, — Вам пора, госпожа. Спасибо и всего доброго.

— И тебе светлых дней, хранитель, — Мари поднялась, помедлила и все же произнесла то, что хотела:

— Пока я буду в замке, ты можешь приходить и кормиться моими эмоциями тогда, когда посчитаешь нужным.

Глаза грогана блеснули.

— Это великий дар, — произнес он задумчиво, поклонился и исчез.

Служанка несколько минут стояла, собираясь с мыслями, потом вздохнула, подобрала юбку и поспешила в покои к Айлин. Уже на верхнем уровне она нагнала одну из фрейлин, прислуживавших Гинерве. Дама несла кувшин воды, подкрашенной вином с шафраном, и серебряное блюдо с сухофруктами.

— Ее величество королева Гинерва приказала невестке гостинцев подать перед завтраком, — надменно произнесла она.

— Я сама обслужу тан Киркоулл, — прошипела Мари. — Пошла прочь.

— Да как ты смеешь, безродная!

— Легко, — Мари выхватила кувшин и блюдо, — а будешь балаганить, так по лодыжке получишь, раз так вовремя напомнила о моей безродности.

— Сильно надо, — дама смерила Мари брезгливым взглядом. — Служанка под стать своей госпоже-деревенщине. — Развернулась и, задрав подбородок, пошла прочь. Правда королеве о том, что не донесла кувшин до спальни, рассказать не решилась.

Стража легко пропустила Мари к Айлин в покои. Юркнув внутрь и заперев дверь на щеколду, девушка огляделась и замерла, пораженная увиденным. Все вокруг было покрыто пеплом. В сером, матовом мареве выделялась лишь корзина с золотой пряжей, да неполное веретено в прялке, словно работу бросили на середине. Под окном, на полу, завернувшись в клетчатый плед, сидела Айлин. В сухих глазах ее кружилась пустота.

Впервые за долгие сутки Мари стало по-настоящему жутко.

— Леди Айлин, — прошептала она.

Ответа не последовало.

— Леди Айлин, — Мари постаралась позвать громко, уверенно, но получился жалобный писк, на который хозяйка не обратила ни малейшего внимания.

Не зная, как привести госпожу в чувство, но понимая, что нужно сделать это в кратчайшие сроки, Мари подлетела и вылила полный кувшин подслащенной вином воды на голову Айлин.

Знала бы Гинерва, каким варварским способом было растрачено ее любовное зелье, пожалуй, прибежала бы собирать драгоценные капли да вливать их в рот строптивой невестке, но королева была уверена, что наказ, данный фрейлине, выполнен неукоснительно. Ведь дама отчиталась, что сама лично налила в кубок воды и поднесла пряхе.

Айлин моргнула, потом еще раз, растерла по серому от пепла лицу воду и подняла глаза на Мари.

— Он ушел, — слова из пересохшего горла выходили с трудом. — Я его прогнала, а он растворился в северном ветре и был таков. Я звала, кричала, срывая горло, а он исчез, как в прошлый раз, но теперь мне некого винить…а говорят, душа не может болеть. Как бы хотелось оторвать ее от тела и пустить в погоню за тем ветром. Догнала бы, оплела, как лоза кувшин, — Айлин закрыла глаза. — Как же я устала. Как я хочу домой, к папе…и чтоб мама тоже была рядом. Раз уж его больше не будет.

Мари в потоке непонятных слов выхватила одно, за которое ухватилась. Мама. Пепельноволосая сида с яркими бирюзовыми глазами.

— Вот, — Мари протянула клубок, — Ваша матушка передала. Наверное, это она была... Сказала, как прийти надумаете, кинуть перед собой, он и приведет.

Айлин медленно перевела взгляд от красной пряжи к служанке и обратно. Нахмурилась, пропуская сказанное вглубь себя и, шатаясь, поднялась. Тьма постепенно рассеивалась. Мокрое платье холодило спину, кожа зудела от налипшего пепла, а комната представляла собой пещеру дварфа. И посреди всех этих раздражителей алел клубок.

«Забирая одно, жизнь тут же дает мне другое, и так раз за разом, раз за разом, подсовывая мне все новые и новые «игрушки», чтоб я, дитятко неразумное, не плакала».

«Так повзрослей, девочка моя», — прошелестел теплый ветер, оглаживая ее растрепанные волосы.

Айлин стряхнула с плеч плед и с силой растерла лицо.

— Я ухожу. Мне надоело плясать под чужую волынку. Вокруг меня творится слишком много непонятного. Мать, которую я похоронила много лет назад. Колдун, который, непонятно какими силами, связан со мной, холмы, что манят и отталкивают одновременно. Непослушный сейд. Я потерялась сама и потеряла дорогих сердцу людей. И уж точно ничего не найду из этого, сидя в каменном мешке.

Пряха методично обходила комнату, собирая свои немногочисленные пожитки. Притом на прялку она ни разу не взглянула, словно той и не было вовсе. Мари покачала головой. Это ж насколько сильной нужно быть, чтобы вот так, одним махом, сойти с предначертанной тропы? Сильной и отчаявшейся.

— А как же король? — не выдержала служанка.

— Король?! — Айлин скривилась. — Неужели ты не понимаешь, что, ложась с собакой, я рискую проснуться с блохами, — и, видя, как округлились глаза Мари, уже спокойно добавила:

— Король и королева не те люди, которые смогут ужиться со мной, а я не тот человек, который сможет ужиться с ними.

— Королева знает, что вы, госпожа, сейдкона, и как вам удалось напрясть золотую пряжу, — до Мари, наконец, полностью дошел смысл сказанного гроганом. — Она вас так просто не оставит. Она даже… — Мари помедлила, с опаской оглянувшись на дверь, и гораздо тише закончила:

— Даже сумела схватить Темного лэрда и держала его в темнице, чтобы тот покорен стал ее воле. Да вот несколько дней назад исчез маг, — тут девушка закрыла ладонями рот и уставилась на побледневшую и начавшую оседать Айлин. — О, очаг тепло дающий! Так это вы мага, вызволили? Точно, по дням ровно выходит, а он вам помогал все это время. И теперь вместе бежать хотите? Да вас королева Гинерва из-под земли достанет, даже холмы сидов не спасут. — Мари замолчала, пораженная открытием. Кровь забурлила, словно пенная брага. По лицу одна за другой проносились эмоции. Наконец решившись, она обхватила себя руками, словно пытаясь удержать, и спросила: