Коллекционер - Фаулз Джон Роберт - Страница 56
- Предыдущая
- 56/63
- Следующая
Он даже сказал, что любит меня. А я ответила, вы любите не меня, а свою любовь. Это не любовь, это эгоизм. Вы думаете вовсе не обо мне, а о том, что вы ко мне чувствуете.
– Я не знаю, что это такое, – сказал он.
А потом я совершила ошибку. Я чувствовала, что моя жертва оказалась напрасной, и мне хотелось, чтобы он хотя бы оценил то, что я сделала, чтобы за это отпустил меня на волю... И я попыталась все это ему сказать. И тут настоящее его нутро вылезло наружу.
Он страшно обозлился. Не желал отвечать мне. Мы еще больше отдалились друг от друга. Я сказала, что мне жаль его, и он набросился на меня. Это было ужасно. Я разрыдалась.
Ужасный холод. Бесчеловечность.
У него в плену. Без надежды. Без конца.
Зная, каков он на самом деле.
Невозможно понять. Что он такое? Чего хочет? Зачем я здесь, если ему не нужно мое тело?
Словно я разожгла огонь во тьме, чтобы согреть нас обоих. И огонь этот лишь высветил его истинное обличье.
Последнее, что я сказала ему: «Мы не можем остаться чужими. Мы были обнаженными друг перед другом».
И тем не менее – мы чужие.
Сейчас мне полегче.
Счастье еще, что все так обошлось. Могло быть гораздо хуже. Безумием было так рисковать.
Хорошо, что я еще жива.
1 декабря Он приходил сюда, вниз. Выпускал меня в наружный подвал. Все совершенно ясно. Он злится на меня. Никогда еще он не был так зол. Он не просто дуется, как раньше. Это глубоко запрятанная злость.
Это приводит меня в ярость. Никому никогда не понять, чего мне стоил вчерашний вечер. Каких усилий мне стоило пойти на то, чтобы рискнуть отдать себя, постараться понять. Подавить все естественные чувства и инстинкты.
Он сам виноват. И злится, как всякий мужчина. А я больше не могу быть с ним милой. Они дуются, если ты им отказываешь, и терпеть тебя не могут, если соглашаешься. Умный мужчина должен бы презирать себя за это. За алогичность.
Озлобленные мужчины и уязвленные женщины.
Разумеется, теперь я знаю его тайну. Ему это претит.
Думаю, думаю и думаю об этом.
Должно быть, он всегда знал, что ничего не сможет. И все-таки все время говорил мне о любви. Что это значит?
Думаю, дело вот в чем. Он не может испытать наслаждение от обладания мною, как нормальный мужчина. Думаю обо всех других мужчинах: «Они бы мне позавидовали, если бы знали». Потому что он владеет мной.
Поэтому смехотворны мои попытки быть с ним милой. Собираюсь вести себя так, чтобы ему не доставляло удовольствия держать меня здесь. Снова объявлю голодовку. Не желаю иметь с ним ничего общего. Не буду с ним разговаривать.
В голову приходят странные мысли. Что для К. я впервые в жизни совершила нечто оригинальное. Что-то такое, что вряд ли сделал бы кто-то еще. Я собрала все свое мужество, когда мы были обнаженными друг перед другом. Узнала, что значит «собрать все свое мужество». Конец институтки из Ледимонта. Она умерла.
Помню, как вела машину Пирса. Где-то недалеко от Каркассона. Все хотели, чтобы я остановилась. А мне хотелось идти на 100. И я жала и жала на педаль. Все перепугались до смерти. И я тоже.
Но доказала, что могу.
(Перед вечером.) Снова читаю «Бурю». Целый день. Совсем другое впечатление. После того, что произошло. Сострадание, которое Шекспир испытывает к своему Калибану. И я (где-то под ненавистью и отвращением) к своему – тоже.
Получудовища.
«Людским обличьем он не был одарен».
«Гнусный раб, в пороках закосневший...»
«...от него мы, верно, не услышим ни слова доброго».
«С тобой добром не сладишь, только плетью».
Просперо:
Ты жил в моей пещере. Но потом
Ты дочь мою замыслил обесчестить!
Калибан:
Хо-хо! Хо-хо! А жаль, не удалось!
Не помешай ты мне – я населил бы
Весь остров Калибанами...
Презрение Просперо. Уверенность, что доброта в случае с Калибаном – бесполезна.
Стефано и Тринкуло – тотализатор. Их вино – выигрыш.
Акт III, сцена 2: «И плачу я о том, что я проснулся». Бедный Калибан. Но только потому, что он-то ничего не выиграл.
«И стану впредь умней».
«Прекрасный новый мир».
Ужасный новый мир.
Он только что ушел. Я сказала, что не буду есть, пока он не переведет меня наверх. Мне нужен свет и свежий воздух – ежедневно. Он попытался уйти от ответа. Обозлился. Перешел на саркастический тон. И заявил – всеми буквами – что я «забываю, кто здесь хозяин».
Он стал совсем другим. Он меня пугает.
Дала ему срок до завтра: пусть решает, что делать.
2 декабря Я перейду наверх. Он собирается переделать для меня одну из комнат. Сказал, это займет примерно неделю. Я согласилась, но если это опять отсрочка...
Увидим.
Прошлой ночью лежала и думала о Ч.В. Представила себя в его объятьях. Мечтала об этом. Мне так нужна его чудесная, фантастическая, человеческая нормальность.
Его неразборчивость в отношениях... Даже она – созидательна. От полноты жизни. Пусть даже это причиняет мне боль. Он создает любовь, жизнь, волнение; он полон жизни, и те, кого он любил, не в силах его забыть.
Порой мне и самой хотелось бы так жить. Любить свободно. Иногда даже представляла себе, как отдаю себя мужчине, даже незнакомому. Посмотрю на какого-нибудь юношу в метро или на взрослого мужчину, на его губы, на руки, сделаю строгое выражение лица и представляю себе...
Вот, например, Туанетта. Спит с кем попало. Раньше я думала, это противно, грязно. Но любовь, какой бы она ни была, – прекрасна. Даже если это только влечение. Только одно поистине отвратительно на свете: ледяная, мертвая, абсолютная НЕ-любовь между Калибаном и мною.
Сегодня утром представила себе, что мой побег удался и Калибан предстал перед судом. Я его защищала. Сказала, что это – трагедия. Что он нуждается в сочувствии и лечении у психиатра. В прощении.
Это не было проявлением благородства с моей стороны. Просто я слишком презираю его, чтобы ненавидеть.
Странно. Вполне вероятно, что я стала бы его защищать. Уверена, встретиться с ним снова было бы совершенно невозможно.
Я не смогла бы его излечить. Потому что его болезнь – я.
3 декабря Возьму и соглашусь на интрижку с Ч.В.
Выйду за него замуж, если он захочет.
Пойду на эту авантюру: рискну выйти за него замуж. Хочу этого.
Мне надоело быть молодой. Неопытной.
О многом знать и ничего не уметь.
Хочу родить ему детей.
Мое тело – что оно значит теперь для меня? Если Ч.В. нужно только одно – пусть. Все равно я не смогу быть Туанеттой. Коллекционировать мужчин.
Я думала, я умнее очень многих мужчин. И уж наверняка умнее всех девчонок, которых знала. Всегда считала, что больше их знаю, тоньше чувствую, лучше понимаю.
Но я не знаю даже, как обращаться с Калибаном.
Кусочки, обрывки выученного в Ледимонте. Вынесенного из тех дней, когда я была милой маленькой девочкой из буржуазной семьи среднего достатка, докторской дочкой. Все это ни к чему. Когда я училась в Ледимонте, мне казалось, я очень неплохо владею карандашом. В Лондоне я обнаружила, что это вовсе не так. Что меня окружают люди, умеющие это делать ни-сколько не хуже, а то и гораздо лучше, чем я. Я даже не начала еще учиться тому, как обращаться с собственной жизнью. Не говоря уже ни о чьей другой.
Это я нуждаюсь в опеке.
Словно в тот день, когда вдруг понимаешь, что куклы – всего лишь куклы. Разглядываю себя – прежнюю – и поражаюсь: до чего же тупа. Игрушка, к которой слишком привыкла. Грустная до слез, как заброшенный на самое дно шкафа забытый, никому больше не нужный Голливог.
Бедная кукла. Наивная, смешная, ненужная, но гордая собой.
- Предыдущая
- 56/63
- Следующая
