Отдельный 31-й пехотный (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 21

—… н-не надо! Я все расскажу! — поднимает залитое слезами лицо девушка и я чувствую легкий укол совести. Они тут за нас испугались, помочь хотели, чтобы под арест не попали, а Ира-Медуза сразу с места и в карьер — мозги жечь.

— Вот и хорошо — говорю я, и в этот момент открывается дверь. Нет, не открывается — распахивается!

— Ага! Вот они! — довольный голос звучит в задней комнате шинка старого Бени: — да не они одни! Тута девок как семян в огурце! Хватай их, ребята!

Я делаю шаг вперед, загораживая собой девушек — своих и не своих, простолюдинок и Мастеров, следователей СИБ и нет. Порог перешагивает мордатый здоровяк, правда он больше пузат чем мускулист, форменная бледно-голубая шинель едва сходится на животе, он подпоясан, на поясе висит сабля, сбоку — кобура. Вслед за ним — четверо в таких же шинелях, румяные от мороза лица, тяжелое дыхание, в воздухе повисает дух чеснока и спиртных паров, эти четверо — крепки и уверены в себе. Они не тратят время на разговоры и пытаются пройти мимо меня. Пытаются — потому что у них не получается. Я перехватываю руку одного из них и толкаю его назад, тот валится на спину, нелепо взмахнув руками и задерживая своего товарища. Второго я просто останавливаю выставленной вперед рукой. Отрывать людям руки и головы еще рановато, да и неохота до такой степени эскалации доходить, однако же и поведение из разряда «а давайте всех тут схватим» — вежливости мне не прибавляет.

— Вы что творите? — спрашиваю я, легко отталкивая и второго: — кто такие? Чего надо? Тут частная собственность.

— Это еще кто такой? — хмурится мордатый: — его тоже в кандалы!

— Дык… крепкий он. Вашество… — говорит один из крепких ребят, вставая с полу и потирая свое запястье: — как железом держит, вот те крест…

— Ты, Сенька, никогда ничего путем не можешь сделать… — вздыхает мордатый и смеривает меня взглядом: — а ты, деревенщина — шаг в сторону и залез под лавку. Ты вообще знаешь кто с тобой говорит? Я — капитан службы охраны самого господина Мотыгина! Так что под лавку залез и боятся начал. Девок всех этих я забираю, потому как указ господина Мотыгина есть — всех девок, кто по улицам города, али из дома выдут — в острог. Для ихней жа сохранности. А то шарятся, прошмондовки и приключений на жопу ищут. Слыхал, деревня? Тем более с тобой сестры Раскольниковы, беглянки.

— А я не вернусь! — вскидывает голову одна из девушек позади меня, та, самая, что свою подружу на полу в руках держит так, словно убаюкивает: — не вернусь и все тут!

— С тобой, барышня Татьяна — отдельный разговор выйдет. — отвечает ей мордатый: — этих в острог, а тебя с сестрой — к батюшке вашему, Павлу Николаевичу. Чтобы не бегали больше и романов дурацких не читали. Взять их уже.

— Будет исполнено! — закатывает глаза и становится во «фрунт» крепкий в шинели, тот, которого Сенькой зовут, но исполнять приказ не спешит. Смотрит на меня. Пристально так. И его дружки — тоже смотрят. Умные, мать их. Приказ получили, но в бой не рвутся, есть у парней смекалка сибирская, чуйка, которая им говорит, что торопиться тут не надо. Раньше всех рванул — раньше всех перелом получил. Или сотрясение.

— Владимир Григорьевич… разрешите мне? -задает вопрос Ирка-Медуза. Про себя теперь ее иначе называть не буду, реагирует на все как семиклассница в глубоком пубертате — обидчива и стервозна.

— Не разрешаю — отзываюсь я: — сиди на попе ровно. Видишь — я переговоры с местными властями провожу.

— Точно переговоры? — в голос следователя СИБ слышится легкое сомнение. Может потому, что Сенька все же решил пойти на прорыв и сейчас висит у меня в руке, схваченный за глотку. Он довольно высок и для того, чтобы его ноги не касались пола — мне приходится держать его подняв руку немного вверх. Чувствую себя глуповато. С другой стороны, здесь и ранее я постоянно транслировал этому миру простую идею, нарабатывал репутацию. Какую идею? Очень простую — с Уваровым можно договориться. Уварову нельзя угрожать, на Уварова бесполезно давить, на Уварова очень чревато нападать. Но всегда можно договориться. Если все пойдет как надо, то рано или поздно местные все же поймут эту простую парадигму и любой конфликт с моим участием будет превращаться в переговоры, а не все эти «давай-ка проломим ему голову!». А уж переговоры — это мой конек… не смотря на репутацию «Уваров-Все-Сломает».

— Точно. — отвечаю я и вижу, как багровая пятерня мордатого — нащупывает рукоять сабли: — возможно силовые переговоры, но все же… — в воздухе расплывается блестящая дуга сабельного удара, успеваю про себя похвалить мордатого, видать бывший кавалерист или из казаков — удар что надо. Но в воздухе повисает звон от столкновения металла с металлом, проносится по дуге, отклоняя сабельный удар в сторону фамильная секира «Запад». Или «Восток»? Они ж на вид одинаковые, не отличишь. Барышня Лин не усидела на месте, отразила удар… что же разумная инициатива поощряема, трактует приказы в бою довольно вольно, умеет с собственной инициативой выступать и… додумать не успеваю, мордатый замахивается второй раз, я отбрасываю Сеньку в сторону и делаю шаг вперед. Перехватываю секиру «Восток» на лету, она дергается в руке, отражаю ее лезвием сабельный удар… зачем? Я же могу просто на шею такие вот удары принимать. Но привычка беречь себя и не подставляться под удар делает свое дело и я поворачиваю рукоять секирки, захватывая лезвие сабли между ее хищно оточенных рогов. Выдергиваю саблю из руки мордатого и взмахом руки — отправляю его в недолгий полет. Хватаю Сеньку, который пытается встать и запускаю его в остальных. Они валятся и создают кучу-малу на чистом деревянном полу.

— Батюшка нас хотел замуж выдать за Картаполова-младшего, который Геннадий, а у него прыщи и изо рта пахнет! — выдает барышня, которую мордатый Татьяной называл: — а говорят, что Лунг девушек от мужского беспредела защищает! А еще мы знаем где у него лагерь! Ежели вы и в самом деле карбонарий, и противу власти идете, то помогите нам до тудова добраться! А мы уж отблагодарим вас и в молитвах поминать будем!

— Молитва это серьезно — отвечаю я, разжимая пальцы и секирка «Восток» — возмущенно «вжикает» в воздухе, возвращаясь к владелице: — Офелия, в своих молитвах нимфа все чем я грешен, помяни…

— Меня Таней зовут. Татьяна Павловна. А это сестра моя, Наташенька… с ней все в порядке будет? Она…

— Все с ней в порядке будет. — складывает руки на груди Ирка-Медуза: — я даже не начала толком.

— Слава богу! — говорит барышня Татьяна и в этот самый момент ее сестра Наташа — открывает глаза и что-то бормочет.

— Стоять! — выдает с полу Сенька, пытаясь выбраться из кучи-малы и отпихивая в сторону чей-то сапог, который лежит на его лице: — вы арестованы!

— Раз уж вы знаете куда — ведите нас — обращаюсь я к девушкам: — нам и в самом деле надо к Лунгу попасть.

— Ежели ваших женщин Лунг похитил, то ничего с ними не будет. Но если они от вас сами убежали… — хмурится Татьяна: — ежели вы их обижали…

— Кто я⁈ — припоминаю полковника Мещерскую. Такую обидишь, пожалуй. Обижалка у меня еще не выросла такую обижать. Она сама кого хочешь обидит.

— Стоять! — продолжает гнуть свою линию с чисто отскобленного деревянного пола Сенька. Барышня Лин, Мастер Парных Секир — с полушага прописывает ему футбольный удар в голову, да так, что только слюни в стороны летят!

— Лежать! — рычит она с легким акцентом: — раскомандовался!

— Меня окружают девушки с характером — вздыхаю я: — ведите нас. На встречу с Драконом. Посмотрим, что за феминист тут нарисовался…

— Это называется суфражист — поправляет меня Ирина Васильевна: — слышала я о таком. Но чтобы в Сибири такое было…

— В самом деле стали девицы пропадать — говорит барышня Татьяна, поглаживая пришедшую в себя сестру: — но это не Лунг. Напраслину на него возводят. Он наоборот — спасает тех, кто под гнетом мужчин и самодержавия…

— Чувствую заговор против Империи — бормочет себе под нос Ирина-Медуза Горгона: — вот чувствую…